Несмотря на то, что Серо широко улыбался, Тодороки казалось, что тот полон грусти.

После того, как они погрузили коробки с ягодами в телегу, в которую уже была запряжена лошадь, Серо ловко запрыгнул на место кучера, похлопывая по месту рядом.

— Ты можешь поехать со мной, если свободен, — предложил он. Серо казался дружелюбным парнем, компания которого была ему приятна. Он чем-то напоминал ему своего друга, крестьянина с веснушками на щеках.

Тодороки задумался — на данный момент он не был ничем занят. Все лучше, чем в который раз думать об одном и том же, пытаясь понять, где он допустил ошибку во время разговора со старейшиной. А еще благодаря этому появлялась возможность увидеть Бакуго (нет-нет, он совсем не соскучился по нему, что за глупости, прошло-то едва меньше часа).

— Если я вам не помешаю.

Серо задорно засмеялся, махая рукой.

— Посажу тебя подальше от шумихи. Ашидо рассказала, что вы не дошли до пляжа.

— Мы только мельком посмотрели на него. — Тодороки забрался на место рядом, устраиваясь удобнее.

Вскоре они оказались на пляже.

Тодороки, усевшись вдалеке от суматохи, прислонился спиной к поваленному дереву, слушая мерный шум волн. Периодически он ловил на себя неодобрительные взгляды и видел, как несколько особенно враждебно настроенных поселенцев тыкали в него пальцами.

На пляже царила суета, которая напоминала ему о ярмарках в королевстве, когда множество людей выходили на улицы. Нередко на ярмарках устраивались представления, на которые сбегались дети и не отводили от актеров блестящих глаз, пока в их руках таяло мороженое. Тодороки был одним из тех, кто прятался в толпе, надев на голову плотный капюшон плаща. Он, слушая радостный смех друзей, проникался царящей атмосферой и чувствовал себя свободно, забывая о том, что он королевский ребенок, которому не было позволено смотреть на жонглирование красными шарами.

На пляже активно шла подготовка. Слышался стук молотков по забиваемым гвоздям и сооружались длинные столы, которые завтра будут накрыты всевозможной едой, принесенной из деревни женщинами и едва не снесенными резвящимися по пляжу детьми. Тодороки из-под ветвей деревьев наблюдал за пролетающими драконами, держащими на прикрепленных к их широким спинам тяжелые бревна, которые несколько мощных наездников выгружали на землю. На сооруженных постаментах уже находились фигуры чучел, набитые сеном и раскрашенные яркими красками.

— Хэ-эй, Шото, ты разве не должен быть у старейшины?

Тодороки поднял голову и увидел Каминари, стоящего возле него и держащего несколько факелов, обмотанных тряпками.

— Я уже сходил к нему, — ответил Тодороки, чувствуя исходящее волнами любопытство незнакомца.

— О, здоровски, и что ты рассказал ему?

Тодороки так и не успел ответить:

— Слушай, я не успел спросить вчера. У вас у всех такие странные волосы?

Тодороки помотал головой.

— Блин, круто будет на это самому посмотреть. На следующий налет меня обязательно возьмут.

— Следующий налет? — Тодороки нахмурился; этого еще не хватало.

— Да, в следующем месяце мы собираемся заявиться в Тарлингтон и выгнать их взашей оттуда. Ой, черт, — незнакомец ударил себя по лбу, — ты же не из Миофара? Скажи, что нет, я же не мог так облажаться, да?

— Нет, — уверил его Тодороки, подтягивая ноги к груди и кладя на них локти.

Через месяц будет совершено нападение? Если старейшина не согласится на его предложение, то все это… закончится провалом. Тодороки не раскрывал информацию, касающуюся количества войск или укрепления крепостей, ограничиваясь лишь пространными фактами (все же он не был дураком и при первом разговоре не выложил все на блюдце предполагаемому врагу), но если… черт, да почему он вообще думает об этом, если решил добиться соглашения?

Все обязательно удастся.

А если не удастся…

то

что?

Тодороки не отличался наивностью, но именно сейчас, после случайно брошенной фразы незнакомца, на него свалилось острое понимание собственной опрометчивости.

Его же могли взять в плен?

Убить?

Запытать до смерти, пока он не выложит все, что знает?

Тодороки в накатывающей панике зачесал челку назад, оттягивая волосы до колющей боли. О, если бы старейшина был таким же, как его отец, то что-то из этого непременно ожидало бы его в финале. Тодороки пошел бы на горящую плаху, ковер до которой выстлал бы лично.

Тодороки нервно усмехнулся, вызывая недоумение на лице Каминари, продолжающего держать факелы.

Изменить уже мало, что можно, да? Не бросится же он в открытое море, чтобы доплыть до Тэлдема.

Энджи Тодороки при принятии решений зачастую руководствовался не логикой и здравым смыслом, а эмоциями. Возможно, что-то от отца в Шото все же было (как бы он ни пытался от этого откреститься, против голых фактов — господи, да он же прямо сейчас находится в стане у врага, и одной из причин, доведшей его до такой жизни, была ударившая в сердце и голову влюбленность — ему нечего было противопоставить).

— Я что-то не то сказал, да?

— Нет, — ответил Тодороки, расслабленно опуская локти на колени. — Вы собираетесь поджигать ими… тех чучел?

— Чу-чел? — переспросил он, а после громко засмеялся, привлекая внимание шедших мимо него мужчин. — Кого? Чучел? — Он, вытирая выступившие в уголках глаз слезы, широко улыбался, весело глядя на смутившегося Тодороки. — Вообще, да, я буду поджигать завтра одно из этих «чучел» — кстати, это большая честь, но… Бакуго тебе не рассказывал про прообраз солнца?

— Нет, он так и сказал, «сжигать чучел», — повторил Тодороки то, что услышал от него несколько недель назад.

— Эй, Бакуго! — крикнул Каминари, завидев, как Бакуго, приземлившись в паре десятков метров, спрыгнул с Виорайта. Тот недовольно обернулся и, убрав руки в карманы, направился к ним, приказав дракону сидеть и ждать, пока с него сгрузят несколько ящиков продовольствия.

— Чего? — обратился к Каминари. — И ты че здесь делаешь? — он несильно пнул Тодороки по сапогу.

— Бакуго, дружище, просвети, пожалуйста, нашего глубокоуважаемого гостя и расскажи ему про праздник, а то он так и запишет в своих преданиях о «сжигании чучел».

— Так чучело и есть чучело. — Бакуго указал пальцем на «чучел».

— Это не «чучела», а прообраз солнца, дурак ты безгра…

— Что?! — крикнул Бакуго, вытаскивая руки из карманов и складывая пальцы в кулак.

— Понял-понял, ухожу. — Каминари сделал несколько шагов назад, поднимая ладони вверх и прижимая к груди факелы.

— Так это чучела или нет? — спросил Тодороки, прослеживая взглядом уходящего друга и чуть отодвигаясь в сторону, чтобы Бакуго мог сесть. Тот, недовольно хмыкнув, плюхнулся рядом, сгибая ноги и широко расставляя их в стороны.

— Да. Но типа… типа нет.

Тодороки молча ожидал продолжения.

— Я говорил тебе про праздник. Мы отмечаем его с… нет, не так. Мы всегда его отмечали. У нас есть легенда, но на самом деле это все фигня. Короче, — он прислонился затылком к стволу дерева, — несколько веков назад солнце должно было к чертям спалить нашу землю. День увеличивался, и ночи становились все короче. Незадолго до того, как мир должен был сыграть в гроб, на землю упал метеорит, который развалился на части и образовал кратер на полуострове.

— Кратер… — Тодороки неосознанно повернулся в сторону Тэлдема и случайно задел носом щеку вздрогнувшего Бакуго. — Это в том месте, где сейчас озеро Альборан?

— Н-у-у, если судить по твоей карте, то да. — Тот чуть опустил голову и отвернулся. — В общем, из той кометы появилось несколько яиц, из которых позже вылупились драконы. Когда солнце висело над землей и собиралось э-э-э убить ночь, драконы поднялись в небо и приняли удар на себя, поглотив солнечный свет. С тех пор они извергают пламя, которое должно было спалить всю землю к чертовой матери, высушить океаны, ну и… ты понял. Мы отмечаем праздник в ночь на двадцать первое июня, в самый длинный день, сжигая прообраз солнца.