Липкий страх, подобравшись к спине, проник под позвоночник, дернул за позвонки-кости, вынуждая Тодороки, у которого начинала кружиться голова, становившаяся похожей на детскую деревянную карусель с центральной площади, крепко обхватить Бакуго поперек накаченного живота и прижаться к его спине.

— Я же сказал отцепиться меня!

Тодороки проигнорировал возмущения. Он, борясь с тем, чтобы не закрыть глаза, смело смотрел страху-восхищению в лицо, устремляя взгляд на горы Торуса, за которым далеко-далеко находился Эфен (наверняка бабочка-посланница уже пересекла горы). С высоты весь мир походил на стеклянный шар, который продавали на рынке.

— Сколько… сколько нам лететь? — спросил Тодороки, и его поток слов унес холодный, оглушающий ветер.

— Пару часов, — недовольно ответил Бакуго, уверенно смотря вперед, за горизонт.

— Внушительно, — если в голос принца и не проникала паника, то только потому, что он был сосредоточен на проносящихся деревьях, которые медленно исчезали-появлялись из-за движущихся крыльев; в ушах стоял гул. — О таком следовало заранее предупредить.

— Я могу выкинуть тебя прямо сейчас.

И в подтверждении своих слов Бакуго направил дракона к земле; нет, он не заставил того спикировать, но резкого маневра хватило для того, чтобы ребра Бакуго оказались сжаты в крепких тисках.

— Ты меня так раздавишь!

— Если ты сделаешь так еще раз, я тебя правда раздавлю, — и да, сейчас Тодороки звучал вполне угрожающе.

Их привычная перепалка продолжалась ровно до того момента, пока они не преодолели лес и не воспарили над Кларентайским морем. Тодороки пришлось сощурить глаза из-за солнечных бликов, отражающихся от темного пласта спокойной воды, больше напоминающей посиневшую поляну, чем глубокое подводное царство. Он завороженно смотрел на короткие волны, разбивающиеся о полуостров, пока сердце (вот уже который раз за день), готовилось отправиться на покой (после знакомства с Бакуго этот покой вполне может считаться заслуженным).

Далекий шум волн и влажный, морской запах невольно потревожили детские воспоминания о матери и ее смерти, после которой Тодороки остро ощутил свое одиночество внутри семьи и в замке, не покидающее его на протяжении всего взросления. За последние две недели, полные запаха леса, треска костра и Бакуго, оно ослабло и не причиняло привычного фонового дискомфорта. Он прислонился лбом к горячему плечу наездника и прикрыл глаза, медленно выдыхая и надеясь, что его бешеный стук сердца не был слышен.

Бакуго ничего ему не сказал.

Через несколько часов на бескрайних просторах моря показалась небольшая точка.

— Это твой остров?

Бакуго кивнул, едва не задев затылком чужой нос. Тодороки, удобно устроившись и справившись с мандражом от полета, из-за его плеча смотрел на принимающий очертания участок моря.

Первым, что он смог разглядеть, оказались высокие скалы, стоящие на одинокой группе островов на севере и не примыкающие к нему. Через них были протянуты канатные мосты, закрепленные увесистыми механизмами из дерева, соединяющие их друг с другом. Чуть левее от них виднелась протянутая скалистая горная стена, занимающая собой всю восточную часть острова и служащая защитой от незваных гостей. Лишь небольшой кусок земли, не обнесенный скалами, сверху напоминал комичный силуэт дракона, который Тодороки видел в библиотечных детских книгах. Вода вокруг острова казалась более светлой, будто на поверхности сейчас находилась лишь его часть, а там, за пучиной морской воды и пены, покоились луга и поляны.

Когда они перелетали через скалы, Тодороки разглядел дремлющих на них драконов, отчего, засмотревшись, едва не расцепил кольцо рук. Величественные существа, вальяжно развалившись, грелись в лучах солнца, бликами отражающихся на чешуе. Один дракон грязно-болотного цвета, подняв голову, посмотрел на них, разводя золотистые крылья и поднимаясь на задние лапы, но быстро потерял к ним интерес и повернулся на другой бок.

Они приземлились на самом севере острова, рядом с водоемом и скалами, которые выглядели еще более монументально; горный хребет Торус, на протяжении всей жизни видимый Тодороки, и рядом не стоял с их величинами.

Оказаться на земле было… приятно. Принц, спустившись с дракона и ощутив под ногами не пустоту, а устойчивую поверхность, почувствовал себя увереннее. Вес собственного тела показался ему тяжелым, словно за время, проведенное в небе, он сбросил пару тонн.

Бакуго, ловко соскочивший с Виорайта, свободно потянулся, заводя руки назад.

Тодороки никогда не был эмпатичным человеком (да он свои чувства не всегда понимал, в частых случаях отказываясь от них вовсе), но почувствовать, как наездник счастлив, не составило труда. Его будто окутывал плотный туман из расплывающейся радости ярко-желтого цвета, от которого резало глаза. У Бакуго горели глаза, и губы искривлялись в улыбке-ухмылке (Тодороки не видел этого, потому что тот стоял к нему спиной, но был в этом уверен настолько, что любой охотник до спора не согласился бы выступить против).

— С возвращением, — поздравил Тодороки, смотря на прямую спину, обладатель которой засунул руки в широкие карманы кожаных штанов и вдохновенно рассматривал родную местность.

— Ага. — Бакуго кивнул, в то время как его дракон, сложив крылья, улегся на землю.

По другую сторону от скал располагался негустой лес, не отличавшийся растительностью от Дирфилского. Тодороки ожидал, что флора и фауна будут совершенно иными; что-то наподобие грибов размером с бродячую кошку или мутантоподобных диких животных с рогами вместо глаз (да-да, Бакуго еще пару недель назад сдернул с него пелену вранья, которыми полнились книги, но все же он продолжал надеяться на что-то… другое).

— Что ты будешь делать дальше? — поинтересовался Тодороки, подходя к Бакуго и заглядывая в лицо.

— Э?

— Нельзя же просто привести меня на остров и сказать, что… — Тодороки задумался. — Что сказать?

Бакуго принялся недовольно стучать ногой по земле.

— Хэй, старейшина, я тут притащил добровольца, который очень хочет нам помочь, не стоит благодарностей.

Тодороки постарался придать взгляду столько скептицизма, сколько только мог, и одарил им Бакуго.

— Что тебе не нравится?

— То, что меня могут сжечь ваши драконы, Бакуго.

— Да никто тебя не сожжет!

Выражение лица Тодороки выражало несогласие.

— Да пусть только попробуют тебя сжечь, я… кхм. — Бакуго отвернулся, всматриваясь в кору дерева, будто на ней были изображены картины-сюжеты, рассказывающие истории про великих героев прошлого, и взъерошил волосы.

— Короче, такой хрени не произойдет.

Тодороки мягко улыбнулся одними глазами. Что ж, если Бакуго говорил, что с ним ничего не случится, принцу оставалось только довериться ему.

— Тогда позаботься обо мне.

Бакуго шумно выдохнул, продолжая всматриваться в дерево, пока его уши стремительно краснели.

Виорайт беспокойно поднял голову. Бакуго повторил за ним, вглядываясь в лазурь.

Из-за крон деревьев, издав громкий, тяжелый рев, появился темно-желтый дракон, на котором, крепко держась за поводья, сидел красноволосый наездник. Дракон закружил над ними, отчего его крупная тень накрыла гостя и жителя острова, а затем, подняв крыльями шквал ветра, от которого зашелестели ветви и заметалась трава, приземлился напротив них.

— А нас встречают, — произнес Бакуго, когда красноволосый наездник, на коленях которого были закреплены наколенники, слез с опустившегося дракона, подминая траву под подошву тяжелых сапог; тот, заметив своего сородича, издал рык, в котором можно было различить отголоски радости. Его гордо проигнорировали.

— Бакуго! Да ладно! — крикнул радостно незнакомец, подбегая к соплеменнику и блестя клыкастыми зубами. На него была надета легкая грязно-белая рубашка, поверх которой была накинута меховая жилетка, расстегнутая на все пуговицы.

— Какого черта ты удивляешься?!

— Я не ожидал, что ты появишься так скоро. — Он положил руку на плечо Бакуго, весело улыбаясь и прикрывая глаза. Бакуго злобно скалился, не предпринимая попыток скинуть чужую руку. — Рад тебя видеть. Приручение удалось?