Тодороки не проклинал себя, но был близок к этому. И на Бакуго он не смотрел, потому что не хотелось видеть в его глазах… принц сам не понимал, что именно; его страх был неопределенным.

Куда делась та хваленая выдержка и тотальный контроль над каждым жестом? Что это за порыв такой? Тодороки все ждал, когда же он будет осыпан потоком возмущенных ругательств, которые непременно смоют и отправят его сплавляться в компании деревьев по реке, но… Бакуго продолжал молчать, смотря в пустоту перед собой.

Разрядить повисшую тишину казалось смертельно необходимым. Будто слова были глотком воздуха после долгого пребывания под водой в предсмертных мечтаниях заполнить легкие кислородом.

— Если бы у вас была возможность мирно жить в Тэлдеме и заниматься земледелием, вы бы согласились? — спросил он о том, что мучило его на протяжении нескольких дней.

— Нет, мы бы устроили массовый геноцид и поджарили полуостров, устраивая на нем танцы на углях.

— Бакуго, — терпеливо произнес Тодороки. — Сейчас я спрашиваю тебя как будущего драконьего правителя, поэтому ответь со всей серьезностью.

— Мы, вообще-то, этого и хотим, если ты не заметил. — Бакуго, опершись спиной о стену, удобнее взял брусок, продолжая точить об него кинжал, который он держал под определенным углом.

— Например, на других землях?

— Ты что, крупный землевладелец? У тебя есть свое болото и парочка ярдов земли?

Тодороки проигнорировал вопрос. Хватит с него лжи — от нее становилось трудно дышать, словно она легкие колючей веревкой стягивала (однако и сказать правду он все еще не мог). Он помнил слова наездника про его возможную смерть в драконьей пасти, если бы при первой встречи он честно рассказал о своем происхождении и о своей цели путешествия (но Тодороки подсознательно, глубоко-глубоко продолжал сомневаться в правдивости его слов: Бакуго при его эмоциональности и безрассудстве никогда не подавал намеков на кровожадность и излишнее насилие).

Желание признаться в том, кто он на самом деле, вновь осадило его, призывая снять щиты.

— Вы бы смогли засеять почву, которая непригодна для земледелия?

— Э-э-э… — Бакуго почесал мокрый затылок, отчего волосы встопорщились забавными иглами, — да. Остров, на который перебрались наши предки, был непригоден для жизни, но они смогли засеять землю. Использовали передающиеся из поколения в поколения знания и все такое. Сейчас мы ими и пользуемся.

Тодороки не хотел радоваться раньше времени, потому что данная идея была мало осуществима, — ее воплощение было практически нереально и невозможно, — но уже зажегшийся в его душе маленький, слабо мерцающий огонек постепенно разгорался, позволяя зародиться крохам надежды.

— Почему ты спрашиваешь? — Бакуго, на время прекратив точить кинжал, заинтересованно приподнял голову, вглядываясь в лицо, которое в блеклом, серо-белом свете приобретало острые, глубокие черты. Он задержал внимание на разноцветных глазах, которые меняли цвет под его воздействием, становясь еще более притягательными.

— Это… ни к чему не обязывающие фантазии, — уклончиво ответил Тодороки, стараясь не выдать охватившего его энтузиазма. Возможно, возможно, ему удастся достучаться до упертого отца. Лишь бы переговорить с ним как можно быстрее, что в сложившейся ситуации являлось главной проблемой.

Бакуго шмыгнул носом и переключился на кинжал. Мокрая солома на крыше стойко удерживала влагу непрекращающегося ливня. Настойчивый стук капель и монотонное звучание точащихся лезвий вводило Тодороки в гипнотическое состояние, тогда как теплота шкур подгоняла приближение сна.

— Ты же сказания собираешь? — нарушил уютное молчание Бакуго. — Не помню, чтобы ты их часто рассказывал. Или у тебя после падения отшибло память?

— Ты просишь меня рассказать что-нибудь? — сонно поинтересовался принц, потирая глаза.

Что ж, данная просьба в любом случае прозвучала бы рано или поздно. Что он за собиратель такой, который при удобном случае не готов рассказать парочку историй? Странствующие барды, забредающие в его королевство и собирающие вокруг себя толпы зевак, всегда были рады поделиться историями под игру на лютне.

— Тебя интересует какая-то определенная тематика?

— Э-э-э… — Бакуго неопределенно повел рукой, отчего лезвие ножа, описавшее дугу, засияло в свете шара, — давай про пиратов. У меня же с ними так много общего. Почти родственные души.

Тодороки, не удержавшись, закатил глаза и отложил подушку в сторону.

— В таком случае расскажу мою любимое предание, которое родилось на родине моей матери. С исторической точки зрения оно не…

— Давай без длинных вступлений, — перебил Бакуго, рассматривая лезвие кинжала.

— За основу взяты первые годы правления принца Грегора VI, — коротко заключил Тодороки. — Сейчас предание мне кажется немного наивным. Про пирата и принцессу*.

— Только не говори, что это слащавая история про любовь. — Бакуго недовольно нахмурился, когда тот, извиняясь, посмотрел на него из-под мокрой челки. — Блеск. Надеюсь, там много крови и выпотрошенных кишок?

— Нет. Но если тебе станет от этого легче, то я могу сказать, что нескольким персонажам отрубили головы. В ней умерли практически все, кроме главных героев и нескольких второстепенных персонажей.

— Сойдет. — Бакуго, убрав в сторону оружие и брусок, сложил руки на груди, выжидательно глядя на Тодороки.

— События произошли несколько столетий назад, когда только расцветал век пиратства. — Тодороки всмотрелся в стеклянный шар, пытаясь сосредоточиться и не упустить важных деталей. — Принцесса Ингрид собиралась выйти замуж за принца Грегора, которому принадлежали западные земли материка. Они познакомились во время бала, когда девушке было пятнадцать лет, и почти сразу почувствовали, что их тянет друг к другу. Они встречались на балах, которые устраивали их королевства, и вели переписку на протяжении пары лет. Вскоре Грегор сделал ей предложение, прислав вместе с письмом брошь, которая передавалась в его семье на протяжении нескольких поколений. Ингрид, мечтая о том, чтобы скорее связать жизнь с ним, отправилась в его королевство на корабле, сопровождаемая командиром королевской армии. На третий день плавания корабль был атакован пиратами и захвачен. Капитану корабля, стойко противостоящему натиску разбойников, отрубил голову предводитель пиратов в белой треуголке, которого звали Хьюго.

— Ну наконец-то.

Тодороки осуждающе покосился на ухмыльнувшегося наездника, дождавшегося хлеба и зрелищ.

— Принцесса, увидевшая, как умер ее наставник, схватила шпагу и бросилась на пирата. Но пират, искусно владевший холодным оружием, ловко уклонился от удара и обезоружил Ингрид.

Бакуго презрительно хмыкнул.

— Ингрид и нескольких ее слуг взяли в плен, чтобы получить за них выкуп, и посадили в трюм. Но они выбрались из клетки и пытались бежать. Один из пиратов заметил пленников и поднял тревогу. Брошь, у которой сломался замок из-за потасовки на палубе, упала за борт, и Ингрид прыгнула за ней, не умея плавать.

— Черт, что? Она тупая? — Бакуго изумленно приподнял бровь.

— Она была влюблена в Грегора.

— В Грегора, но не в его подарок, — настаивал на своем Бакуго, всем своим видом показывая, насколько поступок принцессы был туп.

— Думаю, для нее это было равноценно, — пожал плечами Тодороки. — Капитан пиратов, Хьюго, бросился за ней и вытащил девушку из воды. После этого он приказал поместить принцессу в свою каюту, чтобы лично следить за ней до получения выкупа. Поначалу Хьюго представлялся Ингрид бесчестным бандитом, но вскоре она начала замечать в нем другие качества.

— Эта штука называется синдромом выживания, — скептично произнес Бакуго, стучащий пальцами по предплечьям. — И она явно нездоровая.

— Он разрешил ей свободное передвижение на корабле.

— Но он все еще был ее похитителем.

— В детстве многие истории не кажутся такими жуткими. — Тодороки, пытающийся защитить историю и объяснить поступки персонажей, сокрушенно вздыхал. — Уже потом, когда подрастаешь, начинаешь понимать, насколько они были…