— Что бы ни произошло, маленькая, я тебя не оставлю одну, — произнесла Маша и обняла Настю.

Девочка не знала, что ответить, а только обняла мать в ответ. Для неё это был обычный день. Обычный день без отца. Настя даже не понимала, что происходило с её семьёй. Она была принцессой в башне, и её это устраивало.

Раздались звонок во входную дверь и громкий стук.

— Кого это занесло? — пробубнила себе под нос Маша. — Кто там?!

— Полиция! Откройте!

Маша остановилась. Единственным предположением было то, что пришли за её мужем Марком, что наконец нашли доказательства его виновности.

— Маленькая, поднимайся наверх и жди там. Оставь взрослых поговорить наедине.

Настя не спорила, хотя её удивил вежливый тон матери.

Снова раздался звонок, затем стук в дверь.

— Да иду я, иду!

Она открыла дверь. На пороге стояли двое полицейских.

— Мария Штерн?

— Да.

— Просим вас проследовать с нами в отделение.

— Дело в моём муже? — с опаской спросила Маша.

— Нет, нас интересуете вы. У нас есть вопросы по недавним пожарам. Вас видели в обществе людей, причастных к поджогам. Вы с ними выходили из «Праздника».

— Я… Это было случайно… Они взяли меня… Хотели спасти…

— Давайте обсудим это в отделении.

— А что обсуждать? Их лидер Даниэль Гольдберг — он автор всех поджогов! Вам нужен он.

— Он уже несколько дней как сидит в психбольнице по направлению его отца. Поэтому вашим словам нет подтверждения.

— Но как же, я только вчера с ним говорила…

— Прошу вас проследовать с нами в отделение, и всё выясним там.

Кирк испарился. Я наконец-то остался наедине со своими мыслями. Смущали только подозрительные взгляды рыбаков неподалёку. Стоило уже уходить с берега и найти Максима. В последний раз я его видел у Кузьмича, поэтому направился прямиком туда.

До самой избы меня мучили сомнения: правильно ли я всё делаю, ведь я ничего не знаю о Максиме? Может, стоило бы обратиться напрямую в полицию? А вдруг я попаду к сторонникам Истинного Бога? Хотя я понимал, что думал не о том. Я хотел мести за Аню. Это было правильно. Она заслужила справедливости. А Максим единственный, в ком я уверен, — ведь он первый, кто заинтересован в устранении Кузьмича. К тому же в него верит Миша, а он в людях, судя по всему, разбирается.

Народ у балкона избы разошёлся. Все занимались своими повседневными обязанностями. Видимо, пьяная речь Писцова оказалась для них обыденностью.

Я постучал в дверь.

Тишина. Никто не спешил открывать.

Зазвучал засов; через щель двери на меня посмотрел Максим.

— Надо поговорить, — сказал я.

— Я сейчас не могу, тут…

— У меня есть запись. Предсмертная записка Ани.

— Записка?! — прозвучало за дверью.

Входная дверь открылась полностью, и передо мной оказался Кузьмич, пьяный вдрабадан. Гостиная, где мы общались ранее, была полностью разгромлена. Он схватил меня.

— Где она?! — закричал Лаврентий Кузьмич. — Дай её мне!

— Кузьмич, успокойся, — сказал Максим и попытался оторвать его от меня.

— Он знает. Он знает, что случилось с моей девочкой… — Писцов отпустил меня и заплакал. — Он знает.

Максим смотрел за моё плечо. Я обернулся и увидел очередных наблюдающих обывателей.

— Заходи внутрь, — обратился ко мне Максим, — незачем устраивать очередное представление.

Я взял Кузьмича под руку и завёл в дом, а Максим закрыл за нами дверь. Внутри я помог Писцову дойти до дивана и сесть.

— Я не уверен, что ему стоит слышать, — сказал я. — Там… он.

— Не тебе решать это! — умоляюще прорычал Кузьмич. — Включай.

Я посмотрел на Максима, и он утверждающе кивнул мне. Я достал телефон, положил на стол и включил запись.

Кузьмич слушал Аню со стеклянными глазами. Он не выражал эмоций, только скапливал слёзы на своих глазах, в то время как Максим становился всё угрюмее и задумчивее.

— Зачем вы так поступали с ними? — спросил я у Кузьмича, когда запись закончилась.

— Зачем я дарил им лучшую жизнь? Зачем я любил их? Что «зачем»?

— Марк, не надо, — сказал Максим.

— Зачем вы насиловали их? — Я не остановился.

— Я никого не насиловал, это всегда было добровольно. — Писцов пару раз шмыгнул носом. — Я же любил их.

— Это нездоровая любовь, Лаврентий Кузьмич!

— Не тебе судить о любви. Я хотя бы не бросил свою семью.

Ладони автоматически сжались в кулак. Как же хотелось врезать ему!

Максим считал это с меня и встал между нами — для подстраховки.

— Зато семья бросила вас. Может, это и есть наказание вашего Бога?

— Всё это было ради него. И я не мог лишиться единственного его дара. Не мог позволить случиться смешению крови с какой-либо дворнягой.

— Дворнягой? Так вот кто все эти люди за дверью! Дворняги.

— Так, всё! — влез Максим, когда я упёрся в его сдерживающие руки. — Прекращайте оба!

— Да с удовольствием! — сказал Писцов. — Этому еврею всё равно не понять божественного замысла.

— Божественного замысла? Уничтожить всё живое — это божественный замысел?

— Создать новый Эдем — вот в чём цель. Поэтому Господу нужны все эти люди.

— Вы серьёзно верите в эту ерунду? Послушайте себя! Пусть даже это будет правдой, но вы в его планах — тоже пешка. Такая же дворняга, как и все эти люди!

— Пошёл вон! — закричал Кузьмич и вскочил с места. — Вали в свой Беломорск и не возвращайся! Выведи его отсюда! — скомандовал он Максиму.

— Пойдём, Марк, хватит уже, — обратился ко мне Максим и повёл меня к выходу.

— Да с превеликим удовольствием! Просто задумайтесь, — обратился я к Лаврентию Кузьмичу уже в дверях. — Что вы за человек? Вы столько говорите о семье, но ваша жена или Аня считали ли вас семьёй? Нет. Иначе бы они не покинули вас. И все эти люди за дверью так же бросят вас, когда поймут, кто вы. Ведь вы предаёте любое доверие. Аня верила в вас, любила вас, но вы с ней сотворили такое.

Писцов ничего не сказал мне, лишь смотрел на то место на столе, где ранее лежал телефон.

Не дождавшись какого-либо ответа, я вышел наружу. На улице уже смеркалось. День утекал невероятно быстро, хотя смерть Ани так и стояла перед глазами, как будто я только что сошёл с корабля с её телом на руках.

Дверь захлопнулась. Со мной на улице стоял Максим — всё в таком же задумчивом виде, как и раньше.

— Мы сможем с этой записью его посадить? — спросил я.

— Нет. Всё законно. Как он сказал, всё было добровольно. Да и, боюсь, в структурах будут его последователи. Так что у нас связаны руки.

Люди вокруг нас продолжали заниматься своими делами и делами деревни. Всё продолжало жить своим чередом.

— Почему они все следуют за ним?

— Не за ним, а за Богом, — ответил Максим.

— А в чём разница? Ведь это дурдом! Ты разве этого не понимаешь? Как можно идти за тем, кто обещает всё уничтожить?!

— Мы все сюда пришли за новой жизнью, Марк. Мне был дан второй шанс. Я не сел в тюрьму благодаря всем этим людям. Здесь я обрёл наконец-то дом и семью. Да, мы с Кузьмичом расходимся во мнении, как вести здешнее хозяйство, но это не мешает сосуществовать. Каждый здесь нашёл своё место. Дело даже не в вере, а в семье.

— Скажи об этом Ане — ведь она была в таком восторге от этой семьи!

На углу одного из домов я снова приметил того самого рыжего мальчишку. Меня это смутило — ведь я думал об Ане, а не о нём.

— Может, стоит услышать семье эту запись? — предложил Максим.

— Это как? — Я не отрывал взгляда от мальчика, боясь его потерять.

— Скинь мне её.

Я уже не стал сомневаться и переслал ему сообщение. Мальчишка тогда меня волновал больше. Когда Максим получил, что хотел, я двинулся к своей цели.

— Ты уверен? — спросил Максим.

— Да, делай что хочешь…

Как только мальчик увидел, что я иду к нему, то сразу скрылся за угол. Я побежал за ним.

— Народ! — раздался голос Максима. — Прошу минуточку внимания!