— Прости, я не хотел твоей смерти, — прошептал я себе под нос.

Мальчик убежал. В отличие от Кирка, он ничего мне не сказал. И это херово, потому что осуждение от него мне требовалось куда больше, чем от брата.

— Чьей смерти?

Я обернулся. Это был Антон. Я совсем забыл о Даманиных.

— Плохие новости с земли. Простите. Я, пожалуй, вас тоже покину.

Уборщица до сих пор крутилась вокруг тележки, но вместо уборки она как будто что-то искала вокруг — видимо, с Аней не всё нашли.

Аня… Я вспомнил о её сообщении.

— На помощь!

Раздался знакомый мужской голос:

— Кто-нибудь, помогите! Прошу!

Кричал Максим.

Я двинулся к нему и нарвался на толпу в коридоре. За созерцателями слышались удары о стену и крики Максима.

— Давай же, откройся! — Раздался очередной удар. — Помогите кто-нибудь, у меня не получается!

Люди стояли вокруг и ничего не делали. Через головы я разглядел Максима, который пытался выбить дверь. Он тоже заметил меня.

— Марк! Слава богу! Помоги мне! Пожалуйста!

Я пролез к нему.

— Что случилось?

— Там Аня. Она… она…

В моей голове всплыли недавние воспоминания о её передозировке.

Я не раз видел как в фильмах, выбивали дверь. Ногой в замок. Ничего сложного. Ведь так?

Я отодвинул Максима в сторону и прислонился к стене. Пару раз вдохнул перед ударом, после чего с размаху ударил пяткой в замок. Дверь в области ручки слегка прогнулась, образовав щель, через которую мы увидели на полу Аню.

— Давай, Марк, ещё! — выкрикнул Максим.

Я снова прислонился к стене и повторил удар, но дверь дальше не подчинилась. Я не сдавался и повторил всё заново, однако замку было всё равно.

— Отошли. Вон!

Через толпу прорвался Антон и начал осматривать щель.

— Нужен лом.

Он рванул обратно, но через минуту вернулся с пожарным топором.

Вставил в проём лезвие и с усилием выломал до конца замок.

Я первым влетел внутрь. К Ане.

За день до этого я уже делал ей искусственное дыхание и рассчитывал, что всё получится опять.

Руки крест-накрест. Раз нажатие, два нажатие, три нажатие…

— Марк, нет. Поздно, — раздался позади голос Максима.

Раз, два, три…

Я почувствовал, как меня пытаются оторвать от неё.

Раз, два, три и «рот в рот». Она закашляла, и внутри меня раздались овации — ведь всё снова получилось… но что-то неприятное ударило мне в рот, отчего я сразу отскочил в сторону.

Кровь. Вокруг была кровь. На мне кровь. На ней. Она кашляла кровью.

Здесь я только увидел то, что щель не смогла показать. Вперемешку со вчерашним порошком на полу валялись упаковки от химии уборщицы. «Я всё продумала», — эхом раздался голос Ани в моей голове.

— Марк, мы опоздали. — повторил Максим. — Мы ничем не поможем.

Я отказывался верить. На моих глазах умирал друг. Возможно, мой последний друг в этом путешествии.

Как же приятно жить около природы, особенно после долгого обитания в городе! Вокруг блаженное спокойствие, звуки сверчков, воды… и в моём случае — чьё-то сопение на другом конце помещения.

В Пегреме люди жили как будто в Древней Руси, ведь всё строили из древесины. Народ обживался здесь быстро. В прошлом году служители церкви Истинного Бога построили три избы с печами, а в этом деревня разрослась до размеров села. И количество приезжающих сектантов только увеличивалось. Новых людей располагали в небольших бараках. Я как раз и ночевал в одном из них. Запахом свежего сруба так и веяло от стен. Деревья для строительства привозили из ближайших окрестностей. Также они сами добывали рыбу и мясо для пропитания.

Звучит дико, но в этом был свой шарм.

Я вышел из барака и направился к озеру. На Онеге было очень спокойно. С берега хорошо различалась граница между жилой деревней и бутафорской пристройкой для съёмок фильма. Тогда я не мог себе вообразить, как они собирались тушить свою экспозицию, чтобы огонь не перебросился на жилые дома.

Прекрасный всё-таки край, с прекрасным озером, с прекрасными деревьями и прекрасными камнями подо всем этим. Только никто не задумывался, что рано или поздно мы окажемся под этими камнями, как и Аня окажется под одним из них совсем скоро.

Я люблю природу, и это бесспорно, но я сильно ухожу в свои мысли, наслаждаясь окружением. Меня беспокоил тот факт, кем меня считает моя дочь. Неужели я для неё — как Лаврентий Кузьмич для Ани, хотя между мной и Настей обратная ситуация? Это я вечно бегу от неё. Что она запомнит обо мне? То же самое, что я запомнил о своём отце? Жизнь меня ничему не научила. Я стал как отец. Он пропадал на работе, а я — не пойми где. Вечно вдали от дома, вечно вдали от семьи.

Я люблю свою дочь. По крайней мере я так думаю. И надеюсь, что она любит меня. Я всю жизнь просто существовал, плыл по течению и не мог никак найти своё место в этом мире. Деньги не радовали. Любимый человек не спасал от тяжёлых мыслей. Бизнес только утомлял. Я надеялся, что рождение ребёнка подарит моей жизни смысл, цель, но опять же — нет. Очередное бессмысленное достижение.

Своими поисками счастья я разрушил жизни людей около себя. Кирилл. Маша. Настя. Если бы не я, всё у них было бы хорошо. Даже Миша — даже его жизнь из-за моих ошибок пострадала. Какими были бы их жизни, если в них не было меня?

Или другой вариант: если я по-настоящему любил Настю, жил ею, не закончилось бы это так же, как с Аней? Где верный ответ в этой ситуации? Где в этой обстановке место для меня?

— Марк?

Отдам должное Максиму: у него был редкий талант подкрадываться.

— Да, Максим.

— Кузьмич ждёт тебя.

Максима было не узнать: какой-то весь взъерошенный — пропала вся надменность и статность. Видимо, смерть Ани повлияла и на него.

— Что будет дальше? — Я не спешил уходить с берега — хотелось отсрочить грядущий разговор с Кузьмичом.

— Что именно? — переспросил Максим.

Действительно, «что именно». Что я давно должен был быть в Беломорске или что я привёз мёртвую девчонку.

— Я не могу понять её. Почему она это сделала?

— А почему это сделал твой брат? — Максим присел рядом со мной. — Почему он покончил с собой?

— Там всё сложно… — Затрагивать Кирка я не хотел ещё больше.

— Я не знаю, что случилось у вас, но жизнь Писцовых нормальной не назовёшь. И можно понять, почему все женщины этой семьи выбирают подобный путь.

— Да что это?! — Я поднял голос не специально, просто больше не мог терпеть чувство, как будто все вокруг всё знают, кроме меня. — Аня всю дорогу мусолила, что дед — чудовище, но так толком и не объяснила почему. Просто какой-то подростковый протест, по-другому я не могу это воспринимать. Теперь ты заговорил об этом. Что он мог сделать ей и её ребенку? Кто-нибудь по-человечески мне объяснит?! Потому что я ничего не понимаю!

— Стой, стой, какого ещё ребенка? — насторожился Максим. — Или ты Аню и её мать имеешь в виду?

— Нет. Я имею в виду Аню и её ребенка. Она беременна… была беременна… — На этих словах я засомневался, ведь точно всего не знал — вроде бы. Евгения на корабле утверждала, что Аня беременна.

— Твою ж мать! — Максим схватился за голову и поник. — Неужели ты так и не понял, в чём дело? Ничего и ни от кого не слышал про их семью?

— Откуда? Мне на всю вашу веру глубоко плевать! Я только недавно узнал о Писцовых.

— Она… — Максим завис в своём положении. — Как же сложно это произнести вслух!

Он опустил голову между ног. На меня ожидание давило ещё сильней — ожидание чего-то страшного и неприятного, готового вот-вот раскрыться.

— О господи, а если этот ребёнок… — Максим вскочил и отошёл в сторону.

— Да говори уже! Не томи!

— Кузьмич не только её дед, но и…

Опять тишина, однако мне хватило услышать это «но и», чтобы понять, в чём дело.

— Как… — Теперь я потерял дар речи. — Это же… твою ж мать, ребёнок…