— Так, Ягусь, зелье мне давай, и ковшик сюда тащи! — скомандовал Руслан, почти вырывая из рук Яги кружку. — Хорошо пошло! Мы эту гадость из него мигом выведем!

— Уверен?! — с надеждой выпалила девушка, замерев на месте.

— Теперь уверен, Ёжка, — залихвацки улыбнувшись, сообщил Змей, одновременно с тем стараясь напоить брата новой порцией зелья. — Тут дело такое, если бы не подействовало наше снадобье, наружу бы оно точно не попросилось. Словом пои — не пои все одно, нету сил, с ядом бороться и все тут. Самое опасное зелье вытянуло, да вышло, теперь осталось дело за малым, оставшуюся отраву извлечь, да огонь его подпитать, но там другие отвары нужны, их приготовить легко. Так что, думаю, денька через три Зарик на ноги встанет.

Вторая кружка зелья не столь быстро тошноту вызвала, пришлось ждать, да придерживать ослабленного ядом Зареслава. В этот раз зелье в столь темно-алый цвет не окрасилось, а когда уже из ковша отваром больного поить начали, и вовсе осталось, как и прежде.

— Ну, вот, теперь его бы уложить удобнее, да укрыть потеплее, — задумчиво произнес Руслан, осторожно укладывая, снова потерявшего сознание брата на пол. — Твои предложения?

— Давай на кровать его перенесем, — растеряно произнесла Златослава, даже не представляя, где еще можно супруга разместить.

— Нет, Ягусь, так не пойдет, — покачал головой княжич. — Я конечно посильнее обычного человека, но Зарика даже мне будет тяжеловато ворочать — это раз. У тебя дите малое в спальне обитает, напугаем еще. Когда Зарика отварами, огонь восстанавливающими, поить начнем, ему, скажем так, не очень-то хорошо будет, в бреду станет метаться, может даже кричать. Так что в спальню мы его не потащим.

— Тогда тут у печи несколько лавок составим, да табуретов, сверху перину постелю, — оглядевшись, предложила Ёжка. — Так, наверное, и впрямь лучше будет. А на спальню, я Марфу попрошу полог тишины пока накинуть, так что Василиску не потревожим.

— А что? — задумался на мгновение княжич и удовлетворенно кивнув, постановил. — Прекрасная мысль! Так и сделаем.

Пока Руслан у печи лавки прилаживал, Баба Яга в сундуки свои с царскими подарками зарылась, да с самого дна перинку достала, хорошую, пуховую. Раздобыла Ёжка и подушку, и одеяло шерстяное, да поспешила назад, постель для мужа готовить. Змей Лиходольский к тому времени две лавки сдвинул у печи, да додумался один из прочных коробов для лежанки приспособить, все же Зареслав росту высокого, лавки для него коротковаты были бы. Златка же быстро сообразила постель, на которую Руслан без особых усилий брата перенес и уложил осторожно. Вот ведь надувала! А говорил-то, что тяжело ему будет с Зареславом возиться.

Фыркнула Ягуся на родича возмущенно, да поспешила мужа в одеяло закутать, да сверху еще одним прикрыла, чтобы теплее было, хотя от горячего печного бока и так хороший жар шел. Дождавшись, когда Яга закончит супруга своего завертывать, княжич попросил ее травы, ягоды и коренья достать, которые ему для нового отвара нужны будут. Часть трав на кухне нашлось, а другую часть Руслану пришлось самому добывать, на чердак полезши. Объяснила она ему, где что искать надобно и спровадила восвояси.

Стоило только шагам Змея раздаться на лестнице, как Злата к мужу поближе переместилась, у изголовья его прямо на пол присела и принялась бледное лицо разглядывать, будто впервые видела. Вглядывалась она в каждую черточку, кончиком пальца шрамы тихонько отслеживая и только сейчас понимая, как это больно ему верно было. Та глупая девчонка, что первый раз эти шрамы увидевши едва сдержалась, чтобы не скривиться, даже не задумалась о том, в какой битве их получил мужчина, а теперешняя Златка с ужасом и душевной болью представляла, каково это было Зареславу такие раны заполучить. Вот ведь как оно бывает — сперва нос воротим, а потом и налюбоваться не можем! Нет, жалости она к мужу не испытывала, тут другое чувство проснулось, нежностью зовется. Откуда она взялась по отношению к сильному да удалому Змею, не ведомо было Ёжке, а нежность теплой волной по телу разливалась, заставляя сердце то и дело замирать. И уже неважно было Яге, по какой такой причине таился от нее Зареслав, главное, что сейчас тут, рядом. Главное жив!

Вдруг как-то уж слишком нарочито громко заскрипели до сего момента совсем не скрипучие ступени, предупреждая, что скоро в кухоньку Руслан вернется. Бабка Ёжка вздрогнула, поднялась с пола проворно и к столу отступила, не хотелось повод для зубоскальства родичу давать, а он ведь обязательно решит поддеть девушку теперь, после того как тревога за брата миновала.

Прекратила надрываться скрипом лесенка, простучали по полу сеней мужские шаги, и отворилась дверь, впуская княжича Лиходольского с целым пуком сухих трав и соцветий, от небрежного обращения обильно сыпавшихся на пол. Руслан потерь в добытых нелегким путем травах не замечал, старательно пытаясь подавить рвущееся наружу чихание. Сдержаться он не смог.

— А-а-а-ап-чхи-и-и! — гулко выдал он, как малец какой-то, извернулся и нос о плечо утер.

Златка не удержалась и в кулачок прыснула, чувствуя, как тревога потихонечку истаивает, будто снежок на пригорке под весенним солнышком. Княжич фыркнул и устремился к столу, свалив на него свою добычу.

— Иди-ка ты, Злата, к ребенку, — посоветовал Змей, сноровисто принявшись отщипывать от принесенного веника нужные ему травы. — Марфа пока завтрак приготовит, да и я отвар целебный закончу.

— А Зареслав как же? — невольно вырвалось у Яги и, не удержавшись, метнулся в его сторону тревожный взгляд.

— Пусть спит, — произнес Руслан, не отвлекаясь от своего важного занятия, — пока зелие остатки отравы изничтожит, ему спать надо много. Ближе к вечеру еще одну порцию противоядия дадим, а потом уж можно будет потихоньку укрепляющими отварами поить. Поняла? — Змей обернулся на мгновение к Бабе Яге и, дождавшись ее нерешительного кивка, попросил. — Иди к Лисенку, Ёжка.

Не стала спорить Златослава, послушна в спальню направилась и только порог переступивши, глянула еще раз на мужа свого, вздохнула и к дочери пошла. Понятливая домовушка тут же подхватилась и поспешила к печи, завтрак готовить, а Ягуся уселась на шкуру, подле возившееся с игрушками Василисы и вдруг шмыгнув носом, тихонечко заплакала, только сейчас осознав какой страх ее за Зареслава в тисках держал.

— Не реви, Ягусь! — тут как тут возле своей Ёжки возник Терентий, потерся лбом о ее коленку. — Выходишь ты Змея этого болезного, не боись!

— Ух, я его выхожу! — согласно буркнула Баба Яга, утерев слезы ладошкой и улыбнувшись настороженно поглядывающей на нее дочери.

К вечеру того же дня Зареславу стало хуже, яд так просто не собирался зелью поддаваться. С этого момента и следующие четыре с половиной дня для Златы и Руслана стали крайне тяжкими и тревожными. У постели больного Яга и Змей дежурили по очереди, поя его отварами, да зельями, меняя примочки и следя за прерывистым дыханием Зареслава.

На исходе четвертого дня, силы покинули Златославу. Девушка, как сидела на расстеленной шкуре подле больного, так и заснула, уткнувшись лбом в перину, на которой муж лежал. Сон смешался с явью, разобрать, что где не получалось. Ёжка словно видела себя со стороны. Вот она, как сидела, так и сидит подле мужа, а он вдруг хрипеть начинает, задыхается. И Злата не знает, что делать, кричит, зовет Руслана, а того нет. Не отзывается княжич, как не кричи, а Зареславу все хуже и хуже, вот уже побледнел весь, а губы посинели, и он этими губами тихо шепчет: «Душа моя!».

Яга не сразу поняла, что снилось это ей все, только чувствовала, как по щекам слезы потоком льются, да чье-то нежное прикосновение эти слезы утирающее. А глаза открыть было боязно. Вдруг не сон ей снился? Вдруг все взаправду?!

— Ну чего ты плачешь, родная? — снова услышала она тихий шепот мужа. — Что тебе такого страшного приснилось?

Если до того момента сон казался Ягуси явью, то теперь явь чудилась сном, да еще таким дивным. Глаза открывать она не спешила, боясь, что увидит мужа все еще находящегося в бреду, между жизнью и смертью. Зареслав же тем временем, утерев последнюю слезинку на щечке Златы, почти невесомо коснулся ладонью ее волос и прошептал со вздохом: