Мокрая, давно не знакомая с газонокосилкой трава сочно хлюпала под ногами, пижамные штаны в момент промокли аж до колен. Не давая себе времени колебаться, Уилл решительно подошел к ограде, одновременно натягивая перчатки… И тут решительность его покинула – как-то легко и стремительно – вместе со всем немногим, что он успел проглотить на завтрак. Уилл отплевался, вытер рот и оторопело уставился на перепачканную траву. Черт, вот стыдобища! Как девчонка… И главное, не ромашка ведь невинная, видел трупы – пусть и немного. И загнувшихся от передоза, и размазанных по асфальту вместе с мотоциклами. Выглядели они куда неаппетитнее, чем… это. Что ж теперь так корежит? Нет, это определенно Хэм, во всем он виноват! Заключение – столь же неожиданное, как и несправедливое – помогло. Перекинув вину на другого, Уилл приободрился и развернул пакет. Огляделся: пустая дорога, темные окна. Ну, вперед… Стараясь пользоваться исключительно боковым зрением, Уилл быстро замотал уже окоченевшее тельце пакетом и потянул. Он определенно не знал, что сделает, если там что-то… господи боже… застрянет. Но под полиэтиленом подалось мягко.

К тому времени как Уилл закопал сверток на заднем дворе и принялся мыть облитый бурым прут, улица оживилась. Мимо то и дело кто-то проезжал и проходил. Неподалеку заливисто орал старший сынок Картеров. Обычный утренний концерт. В ответ на недоуменные взгляды Уилл радушно кивал и растягивал губы в улыбке. Мол, вот, решил уборку сообразить с утречка… Вода в ведре быстро мутнела. Он бегал менять ее чересчур часто, но ничего не мог с собой поделать. А уже почти совсем закончив, уловил яркое пятно на самой периферии зрения. Повернул голову – и до крови прикусил губу. Ветер, пригнув траву, обнажил потемневшую от воды красную ленту, завязанную очень низко на дальнем пруте. Уилл тяжело сглотнул, поднялся. Лента была такая же, как та, которую он снял с балясины. Настолько похожая, что Уилла прошибло порывом проверить, не прогрызла ли его первая находка пакет и не выползла ли на улицу. Он вдруг ярко представил, как алая полоска, корчась и извиваясь, выползает на крыльцо, тащится в темноте среди мокрой травы, мимо застывшего на острой железке трупика, обвивает прут… Уилл ущипнул себя за руку. Господи, что за дурные фантазии? Лента как лента. Дело не в лентах, а в том, кто их оставляет. Но как он ни убеждал себя быть взрослым благоразумным человеком, а дотронуться до ленты получилось едва-едва – будто укусит. Развязывая ее, Уилл кривился от гадливости.

Когда шел в дом, держа находку в вытянутой руке, нагибался к ящику, сердце колотилось, как в раннем детстве, когда надо было пройти через темный коридор. «Если первой там не будет, я схлопочу инфаркт». Раз-два-три… Он рывком выдернул ящик и уставился на красную полоску, мирно лежащую в пакете. Вздохнул с облегчением, от которого стыдно стало втройне. «Уилл, ты малодушное трусливое чмо. Не надул в штанишки?»

Конечно же, на работу Уилл безнадежно опоздал – особенно по контрасту со своим недавним приступом трудоголизма. И получил в хвост и в гриву. За опоздание и за, мягко выражаясь, не слишком деловую форму одежды. Не станешь же возражать, что скажите спасибо, хоть это нашел. В общем, день – что неудивительно - не ладился. Кто-то развернул против него войну, мелочно-грязную и подлую. Убитая кошка – явное продолжение наведенного в доме шороха. Как там говорится: один раз – случайность, два – совпадение… Кто знает, может, и совпадение, но ждать третьего раза желания не было. Если неприятности будут идти по возрастающей, то по логике вещей на третий раз не поздоровится лично ему. Но кому, кому он мешает жить? Никаких скандальных расставаний не было, на работе никого не подсиживал… Он даже в последнее время не знакомился ни с кем, кроме Хэмстера… Пустым взглядом уставившись в экран, Уилл мотнул головой и в задумчивости прикусил палец. Хэмстер… Если уж кого-то Уилл и достал, то это его. Чисто теоретически… Разузнать, где живет человек, нетрудно. Уилл полдня торчит на работе, у Хэмстера было бы достаточно времени (и сил) разгромить дом. И потом, он мог прийти ночью, поймать Мэри… Завязать ленточки…

Уилл зашипел и лизнул багровые следы вокруг костяшки: слишком сильно сжал зубы.

Хэм, заливающий шмотки кетчупом… Хэм, пробирающийся к палисаднику под покровом ночи и насаживающий кошку на прут… Нет, исключено. Тайно пакостить совершенно не в его стиле. Вот честно и открыто настучать по кумполу (после парочки предварительных предупреждений) – это да.

«Ты его сколько лет знаешь, чтоб про стиль болтать?» – пронудил внутренний голос.

«Заткнись!» – припечатал Уилл.

Голова, занятая невеселыми мыслями, варила плохо; он едва дождался конца рабочего дня, заехал в прачечную, заглянул домой только переодеться и, оставив посреди гостиной цветастую и беспорядочную, зато чистую гору шмоток, отправился в «Банан».

Тревожный промозглый день перетек в такой же поганый вечер. Даже любимый бар настолько не вдохновлял, что Уилл, посидев с полчаса, серьезно подумывал о том, чтобы смыться домой, что-нибудь, наконец, проглотить, рассовать одежду по полкам и завалиться на боковую. Остин вконец задолбал вопросами, почему это малыш Вилли такой кислый. Музыка казалась слишком громкой, болтовня приятеля – невыносимо занудной. Даже напиться не получилось: опрокинув в себя на голодный желудок рюмку, Уилл понял, что вторая отправится обратно, да и еще и первую за компанию прихватит. Профуканные деньги – и только. Левый висок тупо ныл, придурок Остин все трепался и трепался. Пытаться его перебить было делом заведомо проигрышным. Уйти посреди разговора, даже такого одностороннего, означало тройную порцию расспросов при следующей встрече, и Уилл нетерпеливо дожидался, пока Остин хоть на секунду заткнется. Тогда можно будет ввернуть что-нибудь насчет плохого самочувствия и отчалить. Он ждал, ждал, ждал… И когда уж совсем было решился смириться с завтрашним допросом, Остин вдруг замолк – как обрубило. Уиллу от радости сделалось почти хорошо – пока он не поднял глаза и не увидел, что Остин с выражением крайнего изумления смотрит куда-то ему за спину. Тут же вспомнилось, что в свете последних событий надо быть очень, очень бдительным. И Уилл обернулся – резко, всем телом и вместе со стулом.

Взгляд уперся в обтянутый черной водолазкой мощный торс.

«Ну и что он тут делает? Вроде как понедельник с утра был».

Хэмстер стоял к нему почти впритирку. Остановился, наверное, прямо за спиной, а потом шагнул назад, чтобы Уилл коленями в него не вмазался. Сидеть с запрокинутой головой было неудобно и как-то унизительно, однако ноги слушались плохо. Это с одной рюмки? Стареешь, Уилл, стареешь.

- Привет, – сказал Уилл, когда игра в гляделки стала казаться чересчур затянутой.

Хэм отвел глаза и отрывисто бросил:

- Сегодня?

Уиллу понадобилось время, чтобы сообразить. И заодно понять, что худшего времени Хэмстер выбрать не мог. «Затрахивать» проблемы Уилл не умел – напротив, будучи в угнетенном состоянии духа, о сексе думал меньше всего.

И с чего такая спешка? Не терпится поскорее отделаться? Ну, тогда Хэм либо очень дурной, либо очень честный. Можно подумать, если бы он сам решил не выполнять свою часть соглашения, то Уилл смог бы его заставить! Казавшийся удачным договор сейчас представал глупым и смешным. Уилл уже жалел, что согласился на эту придурочную сделку… Как-то она унижала обоих. Не лучше ли послать все к чертям и дать Хэму отворот поворот, пока не поздно? Оборвать все и сразу. Заявить, что подачки ему не нужны. Нашелся, понимаешь… капризная цаца. Раздеваться он не хочет…

«Зелен виноград», – вякнул внутренний голос.

Уилл всмотрелся в лицо Хэма. За прозрачными зеркалами светло-серых, будто выцветших глаз, колыхалось натужное застарелое отчаяние. Уилл мысленно застонал: ну что этот придурок с ним делает…

- В десять, – ответил он так же коротко и вместе со стулом развернулся обратно.

Хэмстер ушел. Уилл тоже не стал задерживаться. Благо, что Остин временно потерял дар речи – только присвистывал и многозначительно двигал бровями.