– Мы найдем ее, когда ей придет письмо из Ильвермони, – предлагает кто-то, у кого явно нет своих детей. – Если она вообще волшебница.

Но один упущенный из виду волшебный ребенок уже стоил им жизней троих не-магов и чуть ли не самого Статута о секретности. Поэтому двое авроров и представительница Департамента по охране детства МАКУСА отправляются к бывшему центру Общества противодействия магии Нового Салема. Там они ожидают найти зацепки, которые помогут в поисках ребенка, проходящего, вероятно, под именем Модести Бэрбоун. И Тина, и Геллерт Гриндевальд сходятся на том, что она светловолосая – скорее всего.

Добравшись до здания, они видят, что на тяжелой двери даже нет замка – такую запросто откроет любой взрослый человек. Все трое – двое мужчин и женщина – переглядываются. Один из мужчин накладывает отпирающее заклинание. Дверь не двигается.

– Почему бы нам просто не постучаться? – предлагает женщина из Департамента.

Аврор стучит в дверь. Потом они ждут.

Через минуту – или даже меньше – дверь приоткрывается. На ней нет замка и нет даже ручки. За дверью не видно баррикады, там только девочка со спутанными светлыми волосами.

– Здравствуйте, – говорит она. – Чем могу помочь?

– Мы ищем девочку, по имени Модести, – отвечает женщина.

– Меня зовут Модести, мэм, – говорит девочка. – Раньше звали.

– Раньше? – переспрашивает женщина. – А как тебя зовут сейчас, мисс?

– Мне хотелось бы, чтобы меня звали Лиззи, – говорит девочка. – Так меня называла моя настоящая мама. Она была ведьмой!

Женщина вдруг выпрямляется и бледнеет так, что становится почти зеленой.

– Элизабет Лисовски? – выговаривает она.

– Да, – отвечает девочка, – это я!

В 1923 году в МАКУСА поступила информация, что ведьма из Бронкса, по имени Доротея Кемпер, живет с не-магом Джонатаном Лисовски, и у них двенадцать детей – все волшебники. Неизвестный также доложил, что в доме на постоянной основе используется магия, несмотря на присутствие Лисовски и его не-магической семьи. Сообщение было рассмотрено и признано достоверным. Доротею Кемпер арестовали. Детей Лисовски доставили в Нью-Йоркское отделение Магического Департамента по охране детства.

Детей было одиннадцать.

Элизабет Лисовски не была ни младшей, ни старшей. Ей исполнилось достаточно лет, чтобы открыть окно в ванной комнате и вылезти на пожарную лестницу. Ей исполнилось достаточно лет, чтобы пройти по Моррис-Парк-авеню и отправиться в зоопарк, который ей в том возрасте очень нравился. Бутлегеры, гангстеры и проститутки не обратили на нее внимания, потому что волшебный ребенок может воспользоваться частицей своей магии, даже если еще не готов к Ильвермони – если ребенку это очень надо.

На следующий день маленькая Лисовски вернулась домой, но никого не нашла. Тогда она пошла в прачечную, где работали ее тетя и бабушка. Она бросилась к тете и вцепилась ей в юбку. Но тетя – как в кошмарном сне – посмотрела на нее и спросила:

– Девочка, ты потерялась?

– Тетя Лина, – сказала она. – Это я! Лизабет!

Но тетя не узнала ее – как и бабушка, которая даже не говорила по-английски. Они позвали ее дядю, ее кузена Адама и, наконец, ее отца. Однако Джонатан Лисовски не узнал дочь. Он не узнал бы и Доротею Кемпер, врежься она в него голышом на улице.

Годы спустя, перед Рождеством, кто-то, наконец, узнал Элизабет Лисовски.

– Ты хотела бы повидаться со своей мамой? – спрашивает женщина. – Со своей настоящей мамой?

– Ведьмой? – уточняет девочка.

– Да, – говорит женщина.

– А ты ведьма? – спрашивает девочка, глядя несколько настороженно.

Женщина смотрит на мужчин, стоящих по обе стороны от нее. Один из них кивает. Женщина переводит взгляд на Элизабет.

– Да, – соглашается она. – Я ведьма.

– А мамочка, – говорит Элизабет, – мамочка правда живая?

– Да, – отвечает женщина, – живая.

– Я соберу вещи, – Элизабет разворачивается и закрывает дверь.

На этот раз, когда авроры толкают металлическую створку, та легко распахивается. Они ступают в постройку из дерева и жести, сложную ровно настолько, чтобы иметь водопровод, окна и лестницу. Элизабет забирается по этой лестнице и принимается запихивать в сумку одежду и деньги.

В тени, отбрасываемой ее грязной юбкой, что-то извивается.

Скатившись вниз, девочка вприпрыжку бежит к женщине из Департамента.

– Пойдемте! – радостно говорит она.

И стоит – коленки и носки вывернуты внутрь – почесывая в грязных волосах.

Авроры осматриваются, но даже на взгляд профессионала ничего странного в здании нет.

Тень маленькой Элизабет следует за ними до самого Вулворт-билдинг. Здесь тень ждет с девочкой, пока кто-нибудь разыщет Доротею Кемпер, которая после года заключения вышла на свободу, чтобы заботиться о детях. Женщина из Департамента угощает Элизабет шоколадкой в форме цветущей розы, и девочка радостно в нее вгрызается.

– Если твоей мамы долго не будет, здесь есть комната, где ты можешь помыться, – предлагает женщина.

– Я давно не мылась, – говорит Элизабет с широкой улыбкой.

Шоколад тает в углах ее рта и между зубов.

Доротея Кемпер трансгрессирует на нижние этажи здания и крупно трясется все то время, что они проверяют ее палочку. Как только ее отпускают, она бежит к лифту и дрожащим голосом просит доставить ее в Департамент по охране детства. Потом все довольно суматошно. Упав на колени в холле, Доротея Кемпер обнимает дочь. Они узнают друг друга, разумеется: не так уж много лет прошло.

– Малышка, моя малышка, – всхлипывает Доротея.

Элизабет тоже всхлипывает, но без слов. Она плачет и плачет, изливая все слезы, которые не выплакала за три года, за тысячу дней.

Маленькая тень внутри тени Элизабет разворачивается. К слову, не такая уж она и маленькая. Она могла удержать металлическую дверь закрытой или разбить ящик, а когда-то держала в страхе целый город. Даже Модести Бэрбоун очень ее боялась. И тени жаль. Тень никогда не хотела, чтобы Модести боялась. Она хотела только защитить ее. Честное слово. Но Элизабет Лисовски не Модести Бэрбоун. Больше нет.

На самом деле Бэрбоунов не осталось.

Только тень одного из них.

Эта конкретная тень направляется на север по Бродвею, к дому сестер Голдштейн, скользя по канавам, как дождевая вода, почерневшая от копоти. Наверное, ей тоже понравилась бы шоколадная роза, вот только у нее больше нет рта. Вернее, у нее есть миллионы ртов и столько же неутоленных желаний. Но сейчас, пусть и на короткое время, тень довольна. Модести будет жить со своими братьями и сестрами – как и желала каждую минуту своей жизни с Бэрбоунами.

Тень не была ей настоящим братом.

Быстрая как ветер, тень резко сворачивает возле Флэтайрона, находя улицу, которая ведет ее к Челси и сестрам Голдштейн. Там что-то есть. Тень не знает, что это. Она не спит и не видит снов. Она, возможно, и вовсе мертва. Но она так и не поблагодарила Тину Голдштейн – а ведь та была голосом во тьме, который сказал: «Я буду защищать тебя».

Часть тени верит ей.

В эти дни Куинни Голдштейн отправляется спать раньше сестры. У нее нет причин бодрствовать допоздна и встречаться с друзьями за стаканами веселящей воды. Так что встает она рано, хорошо выспавшаяся. Взмахом палочки подправляет сбившиеся за ночь кудряшки, тыльной стороной ладони стирает сон с глаз. Шелковый халат волшебным образом накрывает ей плечи, но в тапочки она ступает сама и идет к двери.

Именно Тина каждый день получает «Нью-Йоркский Призрак» и читает его вместо завтрака. Куинни, впрочем, готовит для нее и газету, и завтрак. Жизнь и без того слишком сложна, чтобы к тому же встречать ее на пустой желудок.

Сама Куинни не видит смысла читать охапку невеселых новостей с утра пораньше, ей становится грустно, когда другие о них думают. Но сегодня на первой полосе крупный заголовок: «МАТЬ И ДОЧЬ – ВОССОЕДИНЕНИЕ». Кажется, это хорошая история, из тех, что Куинни любит. Так что она садится, предоставив кофе вариться самому.