Он не знает, о чем его просят, пока Персиваль не протягивает пальто. Это пальто Тины, на самом деле, а его новое пальто – Персиваля. Получается, что они как бы обмениваются. От этого Персиваль улыбается, и Криденс не может сдержать ответную улыбку.

– Да, – говорит он. – Спасибо.

Он, конечно же, вполне способен справиться сам, но ему нравится, как они почти касаются друг друга, когда он вдевает руки в рукава.

Когда Криденс оборачивается, лицо Персиваля оказывается достаточно близко, чтобы его поцеловать. На секунду Криденсу хочется забыть, что Тина и Ньют тоже здесь. Хочется сказать Персивалю его же слова: Можно? Хочется, чтобы Персиваль позволил. Хочется снова почувствовать вкус его губ.

– Оставите нас на минуту? – спрашивает Персиваль, глядя Криденсу через плечо.

– Да, сэр, – отвечает Тина. – Мы будем снаружи. Идем, Ньют.

Криденс только хлопает глазами.

– Встретимся в вестибюле, да, Криденс? – говорит Тина по пути к дверям.

– Один быстрый прыжок обратно, – Ньют улыбается этой своей кривоватой улыбкой – натянутой, как Криденс уже успел узнать. – Приятно было с вами познакомиться, мистер Грейвз.

– Да, рада была встретиться, сэр, – вторит Тина.

И дверь захлопывается.

– Прошу прощения, – говорит Персиваль, пока цепочка занимает свое место.

Криденс слышит, как запираются замки.

– Неудобно было целовать тебя перед бывшей сотрудницей.

– Я понимаю.

– Можно я поцелую тебя сейчас? – спрашивает Персиваль. – На прощание.

– Да.

Криденс обнимает Персиваля за шею и целует. Чувств сейчас слишком много. Но ощущать губы Персиваля легко – легче всего на свете.

– Спасибо, – говорит Криденс. – Я так вам благодарен.

– Я не понимаю тебя, – шепчет Персиваль в ответ. – Но люблю. И боюсь, это навсегда.

– Я надеюсь.

Они целуются, пока Криденс вдруг не начинает скучать по ощущению рук Персиваля на себе. Он хочет, чтобы его держали.

– Обнимите меня, – просит он, теряя слова, и вздрагивает, когда Персиваль выполняет его просьбу, не разрывая поцелуя.

И все-таки ему надо уходить.

– Если я не смогу вернуться в НьюЙорк, вы приедете меня навестить?

– Хоть на край света, – отвечает Персиваль.

Криденс не знает, верить ли, но очень хочется.

– Спасибо.

Его руки соскальзывают с плеч Персиваля, и он, как обычно, держит их, жесткие, по бокам. Смотрит в последний раз, пытаясь как можно подробнее запомнить лицо.

– Мне придержать дверь? – спрашивает Персиваль.

– Да, пожалуйста.

Дверь открывается – магией, и Криденс чувствует, что только магия способна заставить его отсюда выйти. Никакие естественные причины не вынудят его самому шагнуть за порог.

– До свидания, Криденс, – говорит Персиваль.

Криденс прикусывает язык, не имея сил сказать что-либо в ответ. Развернувшись, он выходит на лестницу, и дверь за ним захлопывается.

Если бы он обернулся дымом, то смог бы просочиться обратно. Ему уже доводилось прятаться в квартире. Он уже жил той жизнью, в которой никто о нем не знал, даже Персиваль. Он мог бы спрятаться снова. Персиваль бы смог его спрятать. Ноги несут Криденса через лестничный пролет вниз, потом еще через один.

Он мог бы остаться, кричит все внутри. Он должен остаться! Что он за существо такое – уходить от человека, который его любит? Долгие месяцы он представлял, как Персиваль спасает его, неделями писал ему письма, и вот уходит. Криденсу тошно, плохо до костей. Но он не плачет.

– Так быстро? – удивляется Тина, когда Криденс открывает дверь.

Криденс молча кивает.

– До свидания, мистер Криденс, – говорит картина Идея, но он не отвечает.

Это грубо, но он боится того, что может вылететь изо рта, если он его откроет.

Все трое, включая Ньюта, несущего новый-старый чемодан Криденса, сворачивают в переулок за Парк Авеню и вдруг оказываются возле 23-й улицы.

– Будем маскироваться? – спрашивает Ньют.

– Пусть миссис Эспозито хоть на крик изойдет, – выдыхает Тина. – Я слишком устала.

Криденс с ней соглашается – молча.

Куинни сидит уже в пижаме. И каким-то образом глядит прямо на Криденса, хотя тот всячески избегает смотреть в ее сторону. Ему кажется, она вот-вот скажет что-нибудь… что-нибудь резкое или насмешливое.

– Я спать, – говорит Тина. – Куинни, можешь сходить завтра с Криденсом за перчатками? Мистер Грейвз мне ими все мозги проел.

– Конечно, Тинни, – отвечает та. – Для Криденса – все, что угодно.

Ньют исчезает вскоре за Тиной, оставив Криденса наедине с Куинни.

– Он прав, ты знаешь? – говорит она, когда время переваливает за девять.

– Я не знаю, о чем ты, – бормочет Криденс.

– Мистер Грейвз говорит, что ты хороший парень, и это правда. То есть, я не очень доверяю этому мистеру Грейвзу, но насчет тебя он прав. Ты хороший.

Криденс не чувствует себя хорошим. Он чувствует себя гнилым, испорченным.

– Поспи, – советует Куинни. – Наутро тебе станет лучше, милый.

Следующий час Криденс смотрит в потолок и думает, что она никак не может быть права. Ему никогда не станет лучше. Он сломан в куче разных смыслов. Но Куинни не ошибается: в конце концов Криденс засыпает и просыпается со слюной на щеке и головой, полной снов о Персивале Грейвзе. В общем-то, именно так он обычно и просыпается, только на сей раз сны гораздо реалистичнее.

Накинув пальто поверх пижамы, Криденс пробирается в ванную и показывается оттуда приличным человеком – ну или подобием такового.

Он варит кофе, но не приветствует Тину, которая бредет в ванную внизу. Потом Криденс готовит завтрак. Куинни, проснувшись, снова называет его «милый». Ньют просыпается последним.

– Завтра мы уезжаем, – говорит он за завтраком.

От этого Криденса начинает мутить.

Куинни заходит за Криденсом на обеденном перерыве. Они во второй раз идут в Macy’s, и там такой же хаос, как и в их первый визит. Но теперь им известно, где продаются мужские перчатки, и вскоре Криденс обзаводится парой черных кожаных перчаток, сидящих даже лучше, чем последние, которые он носил, и достаточно длинных, чтобы не беспокоиться, если рукава пальто немного задерутся.

– Где ты взяла деньги? – спрашивает он Куинни.

– Прости, милый, – она треплет его по плечу. – Я поклялась молчать.

В понедельник вечером Куинни готовит черничный пирог, до того сладкий, что Криденсу хочется питаться только им до конца жизни. Она записывает ему рецепт и уверяет, что корочка получится такой же вкусной, даже если придется готовить руками.

Тина наблюдает, как Криденс складывает все свои пожитки в дареный чемодан. Потом они немного спорят насчет ее пальто, Тина настаивает, чтобы Криденс оставил его себе.

– В Лондоне сейчас холодно, – твердит она. – И мокро. Я читала, там часто туманы.

Похоже, все и каждый американские волшебники выросли на книгах о Лондоне, думает Тина, но Криденсу едва ли это известно.

Наконец, Криденс складывает в чемодан и пальто. Чемодан явно дорогой, Тина предполагает, что он стоит драготов двадцать. Возможно, это часть набора, а мистера Грейвза даже не волнует, что одного чемодана теперь будет не хватать. Он заставил ее принять у него порядочную сумму. Часть Тина отдала Куинни с наказом перевести в доллары и купить Криденсу перчатки. Остальное она переведет в британское золото и отправит Криденсу в Лондон.

И все же этого кажется недостаточно.

Но Лондон… Что ж, он, возможно, не совсем такой, каким Тина его себе представляет, однако Ньют работает в Подразделении зверей в Министерстве, что показательно – не охотником. Тина подозревает, что все Подразделение может состоять из одного Ньюта Скамандера, но она не интересовалась. Так или иначе, все знают, что в Лондоне полно призраков и колдунов. Там даже Министерство работает совместно с правительством не-магов. Там до Криденса больше никто не доберется. Ньют будет защищать его с тем же жаром, что и свой чемодан, полный зверья. Почему же ей так грустно?