Не из-за того, что Криденсу и мистеру Грейвзу пришлось расстаться. Во-первых, все у них будет хорошо. Мистер Грейвз посвятил ее в этот план с письмами. Кроме того, у него достаточно денег, чтобы приобрести порт-ключ до Лондона, когда вздумается. Мистер Грейвз больше не работает на МАКУСА, и, вероятно, свободного времени у него сейчас столько, что он не знает, куда его девать. На самом деле это и впрямь немного грустно, но Тина понимает, что печалится не из-за этого. Она сидит на своем любимом месте на диване и разглядывает иллюстрацию к немажеской истории о немажеском детективе. Как хорошо, что законы не запрещают покупать у не-магов продукцию: ей нравятся эти дурацкие книжонки.

Возможно, ей жаль, что у нее нет таких денег, как у мистера Грейвза? И она может больше никогда не увидеть Криденса? Ладно, думает Тина, захлопывая детектив. Это, конечно, печально. Но за пределами Америки Криденсу будет лучше. Америка не идеальная, и МАКУСА тоже. И они причинили много горя Криденсу, который заслуживает большего. Пусть перебирается в Лондон, копит на палочку Олливандера, перепробует весь ассортимент «Сладкого королевства». Он это заслужил.

Может быть, Тина грустит, потому что не едет с ним. Разве она не мечтала о таком путешествии? Все маги в Лондоне старомодные, верно? Они носят мантии, говорят с акцентом и… Там просто все иначе.

Этой ночью Тина засыпает, думая не о Лондоне, а о вечере, проведенном с Ньютом. Ей следовало бы думать о Криденсе. О своей работе. О чем угодно.

Открыв глаза по будильнику, она видит, что Куинни уже встала.

– Доброе утро, – говорит та, когда Тина выглядывает из спальни.

– Я вернул вашу кладовку в прежний вид, – сообщает Ньют, порядком озадачивая Тину, только десять минут назад обретшую сознание.

Она правда будет скучать по Криденсу, который не пытается заговорить, а дожидается, пока она ополоснет лицо и сделает пару глотков кофе.

– Ты когда-нибудь бывала за пределами Нью-Йорка? – спрашивает Криденс таким тихим голосом, что это граничит с заговорщицким шепотом.

– Когда училась в школе. И пару раз по работе.

Он смотрит на свой завтрак.

– Ты справишься, – ободряет Тина. – После Нью-Йорка где угодно жить можно.

Куинни болтает с Ньютом о бубликах и сконах, до которых Тине нет ровно никакого дела.

– Мы просто обязаны вас навестить, – говорит ему Куинни, и Тина притворяется, что не слышит.

Все равно Ньют не выглядит обрадованным перспективе.

Криденс надевает новую одежду и подаренное мистером Грейвзом пальто. У Тины ощущение, будто он уезжает на учебу или что-то в этом роде, потому что она задает те же вопросы, которые задавала Куинни каждую осень перед поездкой в Массачусетс.

– Все собрал?

– По-моему, да.

– Будешь нам писать? – спрашивает Куинни. – Не вздумай отправлять письма только мистеру Грейвзу и игнорировать меня. Я обижусь.

– Я буду писать, – обещает Криденс.

– Шучу, – говорит Куинни. – Я знаю, что будешь.

Она улыбается, и Криденс отвечает слабой улыбкой. Он уже выглядит совсем другим человеком. Наверное, из-за слегка отросших волос возле ушей, на местах, где эта жуткая женщина выбривала его наголо.

Когда Куинни его обнимает, он лишь слегка напрягается, и она стискивает его изо всех сил. Криденс обхватывает ее за плечи, поглаживает по спине.

– Ну, теперь будет кому готовить для Ньюта нормальную еду, а я позабочусь о том, чтобы Тина и мистер Грейвз присматривали за собой ради тебя, – обещает она.

Криденс очень серьезно кивает, и Куинни хихикает над его мыслями.

У Тины сердце бьется в горле. Вид этих двоих, улыбающихся друг другу, живых и целых, бьет ее прямо в грудь.

– Можно? – спрашивает Криденс, и Тина вздрагивает.

– Что?

– Можно я тебя обниму?

– Да… Да! Конечно, можно! Иди сюда.

Она помнит, в первый раз, когда они прикоснулись друг к другу, он истекал кровью и слезами, и она осмеливалась только шептать. Она боялась его трогать, а он отползал от нее, сворачиваясь в комок. Она знала, что должна стереть ему память, и она это сделала, но заклинание не сработало. Он запомнил.

Теперь Криденс обхватывает ее руками, хоть и напряжен, а Тина укладывает подбородок ему на плечо. И ни один, ни другая не дергаются.

– Я буду скучать по тебе, – говорит Тина. – Это было настоящее приключение.

Так оно и было, правда? Прошлый месяц был быстрый, как полет без метлы. Иногда ее желудок так подступал к горлу, что она думала, ее стошнит. А иногда как будто падал до самых лодыжек. Все, что могло пойти не так, пошло не так, но в конечном итоге каким-то образом обернулось на благо. Все звери Ньюта целы, и Криденс Бэрбоун тоже в порядке. Это победа, не так ли? Они с Ньютом спасли город и МАКУСА. Криденс спас себя и мистера Грейвза.

– Я тоже буду скучать, – Криденс прижимает ее сильнее.

– Обещаю писать про все, что у нас происходит.

Криденс набирает воздуху, будто готовясь что-то сказать, но осекается. Тина бы посмотрела на сестру в поисках подсказки, но голова Криденса мешает. Они так друг друга и не отпустили.

– Вы будете приглядывать за мистером Грейвзом? – спрашивает Криденс.

– Разумеется, –Тина и без просьбы планировала это делать.

– Надеюсь, мы еще увидимся, – говорит Криденс, разжимая, наконец, руки.

– Я тоже.

– Спасибо, Тина.

Ей вдруг жутко хочется поцеловать его в лоб, будто бы он маленький мальчик, а не взрослый мужчина. Она смеется над собой, и Криденс слегка мрачнеет.

– Рада помочь. Прости, Криденс, я глупо себя веду.

– Я не считаю тебя глупой, – говорит он ну очень серьезно.

Тина смеется сильнее, над собой, в основном.

– Не давай Ньюту попадать в истории, – просит она, как будто Криденс сам по себе не горазд вляпываться в неприятности.

– Постараюсь, – вздыхает он.

– Что ж, – Тина выпрямляется.

Сегодня на ней одна из нарядных материнских блузок, туфли на каблуках и даже шелковые чулки. Для января погода на редкость теплая, пусть выходные и были морозными.

– Мне пора, – говорит Криденс. – Не хочу, чтобы по моей вине мы опоздали.

– Об этом я волнуюсь меньше всего, – замечает Ньют, шагая через гостиную.

Тина думает, что надо было и у него проверить, точно ли он все взял.

– Готов? – спрашивает Ньют.

Криденс кивает.

Тина смотрит, как он спускается в чемодан – с неестественно прямой спиной и опущенной головой – и на глаза наворачиваются слезы.

– Тинни, дорогая, – говорит Куинни. – Мне пора на работу. Увидимся вечером, да?

И целует ее в щеку.

– Остались только мы? – спрашивает Ньют.

Он щелкает чем-то на застежке – навесной замочек, что ли? Потом дотрагивается палочкой, и чемодан обматывают несколько витков бечевы.

– Да, – соглашается Тина. – Только мы вдвоем.

– Мне надо… ну, маскироваться? Вдруг миссис Эспозито.

– Если хочешь, наверное?

Не проходит и минуты, как они уже оба в юбках и на каблуках. Ньют смущенно улыбается, и Тина невольно начинает смеяться. На самом деле ей больше хочется плакать, но Ньют такой смешной. Может, он специально пытается ее развеселить?

– Вот так, – говорит он. – Идемте, мисс Голдштейн?

– Да, мистер Скамандер. Идемте.

В подворотне за домом Ньют возвращает себе привычный облик.

– Ты все взял? – спрашивает Тина. – Все носки, всех зверей.

– Ум-м-м, – Ньют смотрит в сторону. – Да. Да, точно все.

Тина не особо удивится, отыскав где-нибудь под диваном шерстяной носок с танцующими бобрами. Но наткнуться на бесхозного зверя на улице ей не улыбается.

– Тогда в порт, – говорит она и пытается улыбнуться.

Ньют улыбается в ответ, но улыбка быстро исчезает.

– Да, конечно.

Аппарировать туда довольно рискованно, но Тина знает хорошее место. И идти оттуда недолго, хотя улицы полны людей. Ньют то и дело задевает кого-нибудь чемоданом, но никто даже не оборачивается, а Тина не утруждает себя извинениями.