Грейвз хромает в спальню, чтобы оценить ущерб. До этого он предпочел делать вид, что там ничего нет. В первую же ночь, охваченный жуткими кошмарами, он сломал кровать. Все остальное доломал, разозлившись из-за испорченной кровати. В принципе, одежду он разбросал еще раньше. Просто не мог вынести ее вида, пока стоял и пытался определить, какие именно вещи носил Гриндевальд, гуляя по городу под его личиной.
Эту сапфирово-синюю рубашку? Коричный жилет с шелковой подкладкой? Лиловый галстук? Порядком уродливый галстук, между прочим. Грейвз подбирает его и заставляет рассыпаться пеплом.
Он думает о Криденсе – он часто думает о Криденсе, правда – и о том, как мало у того имущества. Нет, это не благотворительность. Грейвз предпочел бы видеть на Криденсе свое пальто, а не Тины Голдштейн. В этом нет ничего благородного. Это не доброта, скорее, какая-то извращенная форма ревности. Пытаясь ее заглушить, Грейвз перебирает одежду. Все, что не захочет Криденс, он сможет просто сжечь.
Через несколько часов комната обретает нормальный вид. Галстуки свернуты и рассортированы по цвету. Рубашки сложены и выглажены. Брюки, пиджаки и жилеты разобраны. Грейвз даже чертовы носки разложил по парам.
В стороне валяется кучка вещей настолько уродливых, что он никому бы их не отдал, не говоря уже о Криденсе. Их он сжигает щелчком пальцев. Когда одежда чернеет и рассыпается, с плеч будто падает часть тяжести.
– Наверное, эти следует заменить, – говорит он сам себе.
Сейчас у него есть два костюма, а новых носков и белья хватит на несколько дней, даже если он вдруг забудет, как пользоваться очищающим заклинанием.
Тело молит о сне, но вместо этого Грейвз моется и бреется. Расчесывает волосы. Надевает костюм, в котором был, когда на нем церемониально разомкнули наручники на радость охочим до зрелищных снимков журналистам. Выбирает темное пальто с еще более темной подкладкой. Потом идет вниз. Это не первый раз, второй. Сейчас он ненавидит эту квартиру, но не хочет ее покидать. К тому времени, как он спускается, нога ноет, а горло едва пропускает воздух.
– Добрый вечер, мистер Персиваль, – приветствует Идея. – Отправляетесь на прогулку?
– Да.
Ему нужны перчатки, шарфы и новые гамаши. Запасные подвязки тоже не помешали бы.
Грейвз идет вниз по улице. МАКУСА наверняка назначит кого-нибудь за ним присматривать, и кое-кто из приближенных Гриндевальда тоже очень заинтересуется его передвижениями. Нырнув в первый же переулок, Грейвз аппарирует в Гарлем. Потом, не дав желудку успокоиться после первого прыжка, исчезает, чтобы возникнуть в Астории. Проходит несколько кварталов, унимая тошноту, и перемещается в Леннокс-Хилл. Он все еще думает о Криденсе, так что следующая остановка – Челси, хоть и не рядом с домом Голдштейн.
На мосту через Ист-Ривер Грейвз свешивается через перила, и его все-таки выворачивает. В желудке ничего, кроме кофе и зелий, но и они там не задерживаются. Когда он оказывается на Бруклин-Хайтс, по другую сторону моста, затылок у него мокрый. Такие беспалочковые аппарации волшебника послабее могли бы и убить, поэтому от Бед-Стай до Вильямсбурга Грейвз идет пешком, убеждая себя, что он еще вполне ничего себе. Потом перемещается обратно в Мидтаун, чувствуя себя больше трупом, чем обычно. Там он встряхивается и смахивает с плеч приставшие ворсинки. Холодный ветер, гуляющий между зданиями, осушает пот на чисто выбритом лице.
Наконец, он чувствует, что в состоянии пойти по магазинам, и, вероятно, у него есть час или чуть больше, прежде чем слежка его отыщет. В особенно морозном переулке Грейвз заходит за здание и магией открывает металлические ворота, за которыми скрывается втиснутая в середину Швейного квартала мостовая с магазинами, помещающаяся внутри здания. Не желая показываться портному в столь унылом виде, Грейвз направляется прямиком в магазин парфюмерии. Даже воздух, ускользающий через щели в рамах и под дверью, настоящая какофония ароматов. Легкие ноты кедра и свежих яблок мешаются с ванилью и мускусом, чувствуясь даже на улице. Владелица магазина – темноволосая женщина с выделяющимся на узком лице носом – оборачивается, когда он открывает дверь.
– Мосье Грейвз, – говорит она. – Вы уже много месяцев не омрачали мой порог своим присутствием.
От облегчения у него слабеют ноги.
– Я был нездоров.
– Ясно, мосье. Что я могу вам предложить?
– Может быть, у вас еще остались бритвенные наборы вроде того, что я брал несколько лет назад? И бутылку моего обычного.
– Разумеется. Вам парфюмерную воду или туалетную?
Способность найти именно то, что нужно, и легко это приобрести кажется маленьким удовольствием. С большой натяжкой это можно считать успехом, а успеха Персиваль Грейвз не ощущал уже несколько недель. На одеколон, шелковые галстуки и муслиновые пижамы он тратит куда больше, чем намеревался, а до портного не добирается вовсе. Это может подождать, пока тело перестанет казаться таким чужим. Он обойдется двумя костюмами. Как-нибудь.
Этой ночью Грейвз спит – не в своей спальне, но спит.
В субботу утром все в квартире Голдштейн завтракают прямо в пижамах. Ньют и Куинни оживленно болтают о Лондоне, Криденсе и путешествиях. Тина молча поглядывает на Криденса. Ей не надо читать мыслей, чтобы быть уверенной: если она вскорости не отведет Криденса повидаться с мистером Грейвзом, тот пойдет сам – опять. И не то чтобы она сможет его остановить – о чем оба прекрасно осведомлены.
– Давай сегодня, – шепчет она, и Криденс вскидывает голову.
У Ньюта билет на Роял Стар Лайн, который уходит во вторник утром. Тина и сама переживает, а каково приходится Криденсу, даже представить не может. Неудивительно, что Ньют просто хочет домой.
Криденс открывает рот, собираясь что-то сказать, но тут раздается стук в дверь.
– Кто это? – спрашивает Тина Куинни, и та хмурится.
– Не знаю. Кто угодно.
Тина напрягается, крепче сжимая палочку.
– Пойду посмотрю.
– Прячьтесь, – велит Куинни Ньюту и Криденсу. – Вдруг там миссис Эспозито.
Открывая дверь, Тина держит палочку на уровне живота. Хорошая позиция как для блока, так и для атаки.
– Мисс Голдштейн? – осведомляется женщина.
Она модно одета – в платье с низкой талией и жакет. На лацкане брошь с эмблемой МАКУСА, такая же эмблема и на ленте, обернутой вокруг шляпки.
– Да? – говорит Тина и думает изо всех сил: «Прячьте Криденса! Живо!»
– По нашим сведениям, мистер Ньютон Скамандер живет у вас? – продолжает женщина. – Я ищу его по поручению Президента Пиквери.
Тина сомневается, верить ли, но признается:
– Да, он здесь.
– Можно мне войти?
– Секундочку, – отвечает Тина. – Я не одета.
И захлопывает дверь.
Вслух, разумеется, говорить нельзя, но гримасами сестры Голдштейн общаются так же хорошо, как когда им было пять и восемь. Со всей возможной скоростью они набрасывают одежду. Есть некоторая вероятность, что Ньют, который делает то же самое, виден несколько больше, чем Тине хотелось бы. Во всяком случае, она определенно успевает разглядеть его спину – та смахивает на многое повидавший разделочный стол с веснушками.
Криденса нигде не видно, и Тина только надеется, что тот не успел рвануть к мистеру Грейвзу.
– Не успел, – шипит Куинни.
Тина шикает.
– Доброе утро, – она неискренне улыбается гостье. – Простите, что заставила ждать.
– Не имеет значения, – говорит женщина. – Меня зовут Пэнси Брайс, я помощник Президента.
– Приятно познакомиться. Входите.
Женщина держит небольшой дипломат, на который Тина смотрит с подозрением.
– Президент Пиквери озабочена тем, что мистер Ньютон Скамандер и его животные до сих пор находятся в стране. Если это вопрос финансов, то правительство готово оплатить билет.
– Я, – начинает Ньют и запинается.
– Он уезжает во вторник, – говорит Тина, видя, что Ньют молчит.
– Понятно. Приятно слышать. В таком случае правительство хотело бы заплатить вам компенсацию, мистер Скамандер.