– Ты будто никогда не ел, – замечает она, глядя на Криденса через стол.

– Такого не ел, – и он так живописно думает о жидкой комковатой каше, что Куинни корчит гримасу.

– Что ж, если ты здесь задержишься, – обещает она, – я научу тебя готовить такой пан пердю. Это французское слово.

Когда Криденс улыбается, когда его разум, наконец, освобождается от бритвенно-острых воспоминаний и чувств, Куинни не чувствует ничего, кроме жалости к Персивалю Грейвзу. Кто мог бы устоять перед такой улыбкой? Это наводит ее на мысли о Якобе, и дыра в сердце становится немного больше.

– Было бы чудесно, – говорит Криденс. – Спасибо.

И Тина учит его нетрудным заклинаниям, где используется магия рук, а не та, которую нынче вкладывают в палочку. Они разбивают несколько тарелок и нечаянно подпаливают потолок. Но каждый раз, стоит Криденсу испугаться, Куинни быстро достает палочку и все исправляет. Он смотрит на резную рукоять ее палочки с завистью, которая могла бы поглотить ее целиком, если бы она позволила.

За выходные Ньют с радостью жертвует в пользу Криденса запасное белье, две пары шерстяных носков, две белые рубашки и брюки защитного цвета. А еще – подтяжки, которые называет «помочи», так что Криденс тоже начинает их так называть.

Нахмурившись при виде брюк, Тина отдает Криденсу черные слаксы, а к ним черный жилет и пиджак. Все это соединено не совсем подходящей по оттенку черной нитью, но Криденс вроде бы не замечает.

– Я не могу носить женскую одежду, – сперва заявляет он.

Он обижен и смущен, но у Куинни в голове только аккуратная серая юбка Ньюта, которую тот все еще порой использует, чтобы входить и выходить из дома миссис Эспозито. Сидя в гостиной, Куинни хихикает под нос, притворяясь, что ее насмешила лежащая на коленях книга.

– Нет, – говорит Тина, – она не женская.

Потом они долго друг на друга смотрят, а потом Криденс бормочет слова благодарности и уходит все примерять.

– Он думает, что ты великолепно смотрелась бы в одном из этих смокингов с рекламных постеров Arrow Collar, – сообщает Куинни, как только Криденс покидает комнату.

Тина после этого встает и тоже уходит. Но Криденсу и впрямь идет черно-белое.

– Возьму отгул в понедельник, – говорит Куинни. – Пройдемся по магазинам и подгоним ту рубашку.

Криденс ростом примерно с Ньюта и Тину, но шире в плечах, чем Ньют, а остальное кожа да кости, так что ему ничего толком не идет. К счастью, Тина худая, так что ее мужская одежда сидит на Криденсе куда лучше. У нее даже подходящее пальто находится.

– Как вы считаете, можно мне бритву? – спрашивает Криденс. – Когда мы пойдем за покупками.

– Дорогой, здесь наверняка найдется запасная бритва, – замечает Куинни.

Высовывается Ньют.

– Для этого есть заклинания, могу показать.

– У него палочки нет! – напоминает Куинни обоим.

Криденс думает о Персивале Грейвзе в ванной, раздетом, с мыльной пеной на лице. Куинни пора бы уже к такому привыкнуть.

– К тому же заклинание сушит кожу, – добавляет она.

– Что? – Ньют трогает лицо.

– А еще, – продолжает Куинни, – множество мужчин думает, что это и делает их мужчинами: бритье, сплевывание и все в этом духе.

Криденс продолжает думать о голом Грейвзе, а Ньют объясняет про чары для удаления волос и предлагает использовать одно на щетине, покрывшей челюсть Криденса. Но парочка хорошо подобранных заклинаний призывают новую безопасную бритву.

– Она не женская, – говорит Куинни, вручая бритву Криденсу. – Просто бритва. Иди брейся.

Ванная внизу, и честное слово, Куинни хочет освободиться от крамольных мыслей о мистере Грейвзе не меньше, чем Криденс.

Когда Тина возвращается – с продуктами на четверых – Куинни сообщает, что отдала Криденсу ее безопасную бритву.

– Ладно, – Тина ставит на стол молоко и яйца. – Я все равно ей никогда не пользуюсь.

Ньют притворяется, что крайне заинтересован бубликами, но Куинни и глазом не моргает. Новизна присутствия мужчины в доме начинает выветриваться.

В понедельник Тина просыпается рано. У нее тут два лишних человека, которым тоже надо пользоваться ванной, но она успевает раньше всех и возвращается в халате и с расчесанными волосами. Криденс в кухне, разбивает яйца.

– Без магии? – спрашивает Тина.

Криденс отводит глаза, как будто не провел большую часть минувших двух дней в компании, облаченной в пижамы. Или много дней до этого – в гостиной. Тина в курсе, что носит Куинни, когда одна дома. И что носит она сама, когда выдается шанс.

– Я использовал магию, чтобы разжечь плиту, – говорит Криденс. – Но яйца я все время роняю.

Тина кивает.

– Я тоже.

Она не выбрасывает утренний «Призрак», потому что Криденс все выходные читал старые выпуски. Особенно ему понравилась статья про воссоединение Модести с настоящей матерью.

– Сегодня последний день процесса по делу мистера Грейвза, – говорит Тина, откладывая газету туда, где Криденс может ее взять.

Он не смотрит на газету, он вообще едва двигается, и на лице его та же невыразительная маска, которую она помнит по многочисленным уличным проповедям. Ткнув палочкой в кофейник, Тина идет одеваться. Когда она возвращается, Криденс за кухонным столом читает «Призрака». Позади него готовит сам себя завтрак. Пальцы Криденса касаются краешка фото, где Персиваль Грейвз пристально смотрит на читателей. Руки его скованы за спиной, нахмуренные брови придают взгляду не виданную прежде Тиной тяжесть.

– Это, наверное, когда он назвал журналистов стервятниками, – говорит Тина, и Криденс, будто обжегшись, отдергивает руку.

Куинни в ванной или, может, одевается, а у Тины и близко нет ее дара. Поэтому она с неразборчивым извинением проскальзывает мимо Криденса, чтобы налить себе кофе. Она не говорила о мистере Грейвзе все выходные и не уверена, что стоит упоминать его сейчас. Криденс молча разворачивается – сковородка плывет прочь с плиты. Перед Тиной появляется тарелка, другая становится перед Криденсом.

– Ой, какая прелесть, – Тина смотрит на два тоста, поджаренные с яйцом посередине.

– Спасибо, – говорит Криденс.

Съев два особенно промасленных кусочка, Тина пытается что-нибудь сказать.

– Уверена, что ты сможешь поговорить с Куинни, если захочешь, с ней гораздо удобнее. Но если ты…

Криденс смотрит на нее, и взгляд у него такой ледяной, что Тина жалеет, что надавила. Куда легче, когда Криденс расстроен, и она может обнять его и утешить. Куинни, подрастая, никогда не куксилась, но Криденс возвел понурый вид в ранг искусства. Это впечатляет. И у него определенно есть на это причины.

– Ты тоже про меня всякое знаешь, – бормочет Тина. – И ты здесь живешь. И… Я пытаюсь сказать, что тоже его знала.

Ей хочется, чтобы Криденс поднял на нее глаза, но тот читает газету. Или притворяется, что читает.

– Не так, как ты, но…

– Спасибо, Тина, – говорит Криденс.

Остаток завтрака они проводят в молчании. Куинни, появившись в кухне, называет их парочкой зануд.

– Какие вы скучные, – причитает она. – Боже мой, Криденс, нам же сегодня по магазинам.

– Куинни, – начинает Тина, но та уже выскальзывает из кухни.

Тина в курсе, что Куинни все равно почувствует ее неодобрение. Это небезопасно – брать Криденса в волшебный НьюЙорк. И Тине не нравится, когда Куинни ходит по магазинам не-магов, неважно насколько она их любит. Захлопывая дверь квартиры, Тина слышит слова вроде Macy’s и Lord and Taylor.

Из четверых людей в квартире Голдштейн Тина единственная, кто уходит утром и аппарирует к Вулворт-билдинг. Технически говоря, она не обязана посещать заключительные прения. Она свидетель и роль свою выполнила. Она могла бы идти на работу. Но у нее есть разрешение присутствовать. И похоже, это она должна увидеть до конца.

Так что Тина садится на левой стороне зала, глядя на других волшебников, которые решили досмотреть действо вместе с ней. Чтобы увидеть мистера Грейвза, Тине приходится отклониться назад и смотреть поверх чужих голов. Но даже так мистер Грейвз теряется в тени, отбрасываемой потолочными лампами.