Глядя, как Самсон свободно жестикулирует, Грейвз отчетливо чувствует тяжесть оков на собственных руках.
– И вы ни разу не заподозрили, что мальчик – волшебник?
– Ни разу.
– Но вы подозревали, что в деле новых салемцев замешана магия. Вы отметили это в своих отчетах, это было и в отчетах вашего аврора Голдштейн, верно?
– Да, – говорит Грейвз.
– Что же такого было в Криденсе, что поставило его вне подозрений?
– Если бы вы… – начинает Грейвз. – Если бы вы видели его… Тогда все казалось кристально ясным. Если уж кто-то из новых салемцев и действовал во зло, если кто-то и хотел уничтожить магию в Америке, так это та женщина, Мэри Лу. Она была очевидным подозреваемым, а Криденс и его сестры были всего лишь жертвами.
– Так вы видели Криденса? – спрашивает Самсон. – Всего лишь жертвой?
– Нет. Нет, я… Возможно, поначалу. Он понимал, что даже разговаривая со мной, идет против воли матери. Я делал вид, что интересуюсь организацией, но он видел сквозь мое притворство так же легко, как сквозь мои маскировочные чары. Он знал, что делает.
– Вам так хочется в это верить, мистер Грейвз?
– Да.
Грейвзу так хочется верить, что до сих пор больно.
– Значит, Криденс Бэрбоун предал свою мать…
– Она его истязала, – перебивает Грейвз.
– …регулярно встречался с высокопоставленным членом правоохранительных органов МАКУСА, – быстро говорит Самсон. – Прежде чем стал «всего лишь жертвой» международного преступника? И уничтожил НьюЙорк? Вот что случилось?
Грейвзу хочется сплюнуть, он уверен, что плевок бы прожег лак на столешнице.
– Я не знал. Как раз в то время международный преступник бросил меня за стеной умирать. Он носил мою внешность. Вот что случилось, насколько я понимаю.
– Насколько вы понимаете? – переспрашивает Самсон. – Ответьте, мистер Грейвз, каким образом преступник пересилил и пленил лучшего аврора, героя войны, правую руку нашего президента?
Воспоминания проносятся перед глазами, и Грейвз сглатывает. Похоже, Самсон намерен не пропустить ни одной детали из его показаний.
– Он использовал против меня мои слабости.
– Какие именно слабости?
– Мои отношения с Криденсом Бэрбоуном. Похоже, это его любимый трюк – принимать чужой облик. Но он не слишком хорошо поработал над правдоподобием. Должно быть, недостаточно актерских способностей.
– И как вы его узнали? – спрашивает Самсон.
– Одежда была не та, – сообщает Грейвз то, что уже сказал каждому аврору и каждому юристу. – А еще он попытался поцеловать меня средь бела дня.
А вот это уже из-за сыворотки. Он чувствует на губах дыхание, кислое, с серным душком. Это был секрет, который он намеревался хранить до самой смерти.
– Я знал, что это не Криденс. Это не мог быть он. А Гриндевальда я узнал по палочке.
– Что-то новое, – говорит Самсон.
– Нет, – возражает Грейвз, притворяясь, что комментарий относился к словам про палочку.
Самсон усмехается, сунув одну руку в карман.
– Похоже, вы имеете немало общего с Геллертом Гриндевальдом. Окклюменция, склонность к темной магии, чистокровные семьи, верно? И ваши сексуальные отклонения?
– Иди утопись в Лонг-Айленде, Самсон, – советует Грейвз. – А кофе я пью без молока с двумя ложками сахара. Моя личная жизнь ставит меня на одну планку с Гриндевальдом не больше, чем твоя любовь к заклинаниям для роста волос.
Самсону хватает приличия выглядеть обиженным, как и полагается. Грейвз тянет за цепи, пока не начинают болеть запястья. Он врезал бы Самсону, и пусть весь верховный суд горит ярким пламенем.
– Некоторые больше похожи на Александра, чем на Артура. В этом мы не особенно отличаемся от не-магов. Это не признак внутренней испорченности, ты, тупица.
– Я этого не говорил, – возражает Самсон. – Испорченность? Вы делаете поспешные выводы, Персиваль. Я только имел в виду, что и вы, и Гриндевальд очень интересовались этим мальчиком Бэрбоуном, Обскуром. Это наводит на подозрения.
– Протестую! – вмешивается Ванагандр. – Это не вопрос, мистер Робовиц.
Самсон по-змеиному улыбается.
– Скажите, мистер Грейвз, вы получили то, что хотели, из ваших отношений с Криденсом? Какими бы деловыми они ни были?
– Да, – говорит Грейвз. А потом: – Нет.
– Так да или нет?
– Нет. Я не получил того, что хотел. Но я и не ожидал получить. Никогда.
– Чего вы хотели от Криденса?
Вопрос вызывает в воображении Грейвза целую бурю образов, которыми он предпочел бы не делиться с судом. Теперь он сражается с сывороткой, и да, он все еще неплохой окклюмент. Даже если теряет разум.
– Вы правда хотите знать?
– Что ж, мы все знаем, чего хотел от мальчика мистер Гриндевальд, – говорит Самсон. – Он хотел уничтожить секретность, которая защищает магию в Америке. Он хотел войны, а мальчик должен был стать его оружием. Он так сказал.
Грейвз сглатывает, двигает челюстью. Язык шевелится во рту, не желая выдавать ни звука. Он мог бы указать, что Гриндевальд, помимо прочего, талантливый лжец. Но здесь есть более глубокая правда.
– Я не хотел этого. Я посвятил свою жизнь… свою кровь законам своей страны. Они не совершенны, и Криденс этому прямое доказательство. Но я видел войну, и… надо быть безумцем, чтобы хотеть такого.
– В таком случае чего вы хотели от этого мальчика, Криденса? – давит Самсон.
Получить его, не думает Грейвз. Получить и владеть им. Волшебной вспышкой выдернуть его из жестокой рутины и заменить все его страдания наслаждениями. Грейвз хочет его улыбок, его поцелуев, хочет осязать вкус его кожи, встречать его прямой обожающий взгляд. Он хочет запереться с ним где-нибудь далеко, в безопасном месте, где не будет страха, тьмы и неудобных законов, и там поглотить его – дюйм за дрожащим дюймом.
И он уж точно не собирается говорить этого в суде лишь потому, что Самсон Робовиц пытается выставить его свихнувшимся извращенцем.
– Я хотел больше, чем получил, – цедит Грейвз сквозь зубы. – Но никогда этого не просил. Я не мог, это было бы нелегально. Если бы он был не-магом.
– Не могли бы вы рассказать подробнее?
– Протестую, – говорит Ванагандр. – Нереализованные желания мистера Персиваля Грейвза неинтересны суду. Он уже признал природу своих отношений с мистером Криденсом Бэрбоуном.
Самсон поворачивается к Пиквери, и Грейвз получает момент перевести дыхание – без чувства, что его внутренности вот-вот выпрыгнут через горло.
– Вполне в интересах суда разграничить планы Персиваля Грейвза на Обскура от планов Геллерта Гриндевальда, – возражает Самсон.
– Протест принят,– говорит Пиквери. – Если вы желаете продолжать эту линию вопросов, мистер Робовиц, вы должны быть более конкретны. Это зал суда, а не джентльменский клуб. Здесь нет места для двусмысленностей.
– Да, госпожа Президент.
Следующие несколько дыхательных движений сотрясают ребра Грейвза на выдохе.
– Мистер Грейвз, – Самсон хмурится. Грейвз видит, что он в ярости. – Вы хотели нарушить закон с Криденсом Бэрбоуном?
– Да, – говорит Грейвз. – Но я верю, что этого не делал.
– Какой закон?
– Тот, что против связей с не-магами. На самом деле мне… мне бы этого хотелось. Более близких отношений, физических, вероятно с сожительством или… не знаю. Это было… Сейчас это невозможно, так что неважно.
– Как ваши отношения с Криденсом Бэрбоуном повлияли на ваши взгляды на закон? – спрашивает Самсон.
– Никак. Клянусь, никак.
– Как вы могли защищать основные положения Магического Конгресса, если хотели их нарушить?
– Я не нарушал их. Я не… Я осознавал важность закона, он приносит больше пользы, чем вреда. Разумеется, он также вредит людям, нашим людям. Но каждый день по всей стране мы видим, на что способны не-маги, что они делают друг с другом. Закон важнее одного человека, даже если этот человек – я.
– И все же вы хранили свои отношения в секрете, мистер Грейвз? Чтобы они не стали слабостью, которую, как вы сказали, использовал опасный преступник?