– Мистер Скамандер, – прерывает его Ванагандр. – Это будет четвертое существо.

– Ах да, – спохватывается Ньют. – Да конечно.

– Но я думаю, вы проделали отличную работу, зарекомендовывая себя как специалиста и много повидавшего человека.

– Спасибо.

– А теперь, мистер Скамандер, – говорит Селестина Ванагандр, – у вас с собой было еще одно редкое существо, не так ли?

Она становится между ним и госпожой Президентом.

– У вас есть Обскури, верно?

– Обскури, – говорит Ньют, подаваясь вперед, – не существо.

– В таком случае, почему бы вам не поведать суду, чем вы его считаете?

– Это паразитический сгусток магической энергии, – начинает Ньют. – Он поражает детей – детей, обладающих волшебными силами, которые из-за дурного обращения боятся своей магии или подавляют ее. Когда отношения между магами и магглами, то есть, не-магами, были более нетерпимыми, когда процветала охота на ведьм, для детей было вполне естественно не проявлять свою магию из боязни наказания. Это привлекает, точнее, создает Обскури, а его носитель называется Обскур.

Ньют смотрит на Ванагандр, потом поворачивает голову влево. Ерзает.

– Этот Обскури, которого вы привезли в Америку… где его Обскур? – спрашивает Ванагандр.

Глядя в столешницу, Ньют говорит:

– Это… это была восьмилетняя девочка из Судана. Я услышал доклады и подумал, что там, наверное, какое-то волшебное существо, нападающее на маггловский город. Я поехал туда и встретился с… Там были миссионеры, мои соотечественники в некотором роде. Британские англиканцы. По ночам что-то разрушало дома и устраивало пожары. Они решили, что это демон, но это…

Ньют затихает, замирает.

– Мистер Скамандер, – говорит Ванагандр. – Пожалуйста, продолжайте.

– Простите. Это была девочка, они сказали, что ей восемь лет и что она очень больна. Я без труда убедил их, что я доктор, и они пустили меня к ней. Я сразу понял, что она не одержима, как они считали, но… Она действительно была очень больна. Умирала.

Его плечи поднимаются и опускаются.

– Поймите, я надеялся спасти ее. Всегда считалось, что именно Обскури убивает носителя. Мне удалось успешно их разделить, но потом девочка умерла.

– Обскури девочки все еще у вас? – спрашивает Ванагандр.

– Да. Без носителя он просто рассеивается, но мне удалось его законсервировать. Частично из научных побуждений, но также из желания почтить память девочки и ее страдания.

– И этот Обскури, – начинает Ванагандр, – не тот же самый, который атаковал НьюЙорк и убил троих не-магов?

– Нет, – говорит Ньют. – Разумеется, нет. Никто не мог бы их перепутать. Обскури Криденса Бэрбоуна далеко выходит за рамки всего, что мы знаем о них на данный момент.

– Что вы подразумеваете под этим, мистер Скамандер?

– Считалось, что Обскуры доживают максимум до десяти лет. Веками все искренне верили, что Обскури не… не может появиться там, где магическое сообщество хорошо обустроено и защищено. Наше общество, что здесь, в Америке, что в Великобритании, верит, что мы умеем распознавать детей-волшебников и защищать их. Мы ошибаемся.

С этими словами Ньют смотрит прямо на президента Пиквери, и в рядах журналистов снова сверкают вспышки.

– Криденс Бэрбоун прожил вдвое дольше, чем считалось возможным для Обскуров. Его существование бросает вызов всему, что мы знаем о силе Обскури и нашей способности идентифицировать и предотвращать подобные трагедии, – говорит Ньют в лицо главе американского магического общества и представителю собственного правительства. – Мы все не смогли распознать как минимум одного Обскури в Америке, и не потому, что их не существует уже несколько столетий, а потому, что считалось, будто они не могут существовать. И что такого не может случиться с одним из наших собственных сограждан.

– Спасибо, мистер Скамандер, – говорит Ванагандр. – У меня больше нет вопросов. Предоставляю слово стороне обвинения.

Грузный мужчина вклинивается в пространство между Ньютом и президентом Пиквери. Разговаривая, он шагает туда-сюда.

– Мистер Скамандер, – говорит он взбудоражено. – Прежде чем вы взялись за написание книги, чем вы занимались?

– Министерство Магии наняло меня практически сразу после выпуска, – отвечает Ньют. – Сперва я работал в Отделе перемещения домашних эльфов, потом – в Подразделении зверей, которые оба входят в Отдел регулирования магических популяций. Теоретически, я все еще работаю в Подразделении зверей, хотя и взял творческий отпуск, чтобы завершить исследования в Северной и Западной Африке.

– И как долго вы работаете в Министерстве?

– Десять лет. Восемь из них – в Подразделении зверей.

– Вы полагаете, этого достаточно, чтобы считаться экспертом?

– Думаю, Селестина Ванагандр подтвердила мою компетентность, – говорит Ньют. – Разумеется, существуют вещи, которых я не знаю, но в этом и состоит цель моих путешествий и моей работы – узнать их.

– И у вас столько опыта с Обскурами, что вы можете опровергнуть информацию, накопленную о них за века?

– Я имею больше опыта, чем большинство людей накопили за века, – Ньют горбится. – Так что да, я могу это сказать.

– Но скажете ли?

– Я бы сказал в точности то, что уже сказал. А именно, что у меня больше опыта, чем некоторые собрали за века.

Убедившись, что Ньют наотрез отказывается даже немного менять ответ, Робовиц меняет тактику.

– Пожалуйста, расскажите суду, какова была заявленная цель вашего визита в НьюЙорк?

Ньют кивает и смотрит в стол.

– Моей заявленной целью было приобретение Аполосской Пушишки для себя в качестве подарка на День рождения.

– Было ли это настоящей целью вашего визита в НьюЙорк?

– Нет. Моей настоящей целью было проехать через НьюЙорк в Аризону и выпустить Фрэнка, это птица-гром, я нашел его в частной собственности в Египте.

– Каким образом птица-гром, обитающая в Северной Америке, попала в чей-то дом в Северной Африке? – спрашивает Робовиц.

– Мне это неизвестно, – отвечает Ньют. – Понятия не имею. Очевидно, ее провезли контрабандой. Но владелец затруднился дать подробности.

– Возможно ли, что птицу провезли в Египет таким же способ, как потом в Америку? В волшебном чемодане?

Ньют поднимает глаза. Тина не может видеть выражение его лица, но Робовиц вдруг примерзает к полу, будто Ньют приложил его «Остолбеней».

– Мистер Робовиц, – говорит Ньют. – Если бы я вывез птицу-гром в Египет, зачем мне возвращать ее обратно в Америку и отпускать? Я хорошо осведомлен, что существа, которых я ношу с собой в чемодане, редкие, а некоторые и довольно ценные.

Он подбирает ноги из-под стола и садится прямо.

– Если бы мой интерес к существам был только материального плана, я бы уж точно обзавелся обувью получше. Продал бы своего ниффлера гоблинам за пару галеонов. Не старался бы восстановить популяцию дромарогов, а забил бы обоих вместе с детенышем ради рогов.

– И почему вы этого не сделали? – интересуется Робовиц.

– Я не монстр, – говорит Ньют, высовывая потертые рабочие башмаки на обозрение суда. – Если честно, называть большинство контрабандистов и заводчиков магических существ монстрами, это оскорбление для существ. Пикирующий Злыдень не станет притворяться твоим другом, прежде чем сотрет тебе память и высосет часть мозга через глазницу.

Он прячет длинные ноги под стол и складывает руки перед собой.

– Чего я не могу сказать о некоторых человеческих существах.

– Не можете? – переспрашивает Робовиц. – И почему же? Из-за того, что случилось во время вашего обучения в Хогвартсе?

– Значит, вы подняли мое школьное дисциплинарное взыскание, – кивает Ньют.

– Не потрудитесь сообщить об этом суду? – спрашивает Робовиц.

Ньюту явно не хочется, но приходится.

– Когда вы учились, ваш брат сражался на войне, не так ли?

– Да, – подтверждает Ньют. – С 1914 года.

– Вам было известно, что ваш брат в то время был знаком с мистером Персивалем Грейвзом?