Поверх звука льющейся воды мистер Грейвз вздыхает:

– Я бы почти не возражал, если бы ты сделал воду холодной.

Но Криденс не делает. И мистер Грейвз больше не трогает себя.

Криденс наблюдает, как он бреется и расчесывает волосы, как надевает один из своих костюмов. Он не реагирует, когда Криденс тянет его за рукава. А когда вещи летят на пол, мистер Грейвз оставляет их валяться.

– Сегодня начало процесса, – говорит он. – Нет смысла возвращаться в постель.

С тиканьем часов к ним приходит рассвет. Еще до восхода солнца приносят завтрак. Потом приходит Селестина Ванагандр. Авроры, неизменно бдящие под дверями, надевают на мистера Грейвза наручники.

Все уходят вместе, хотя никто не замечает Криденса. Он не хочет, чтобы его видели. Все вместе они идут через обширное открытое пространство Вулворт-билдинг в зал Высшего суда МАКУСА. Здесь, по сути, нет дверей, и все-таки Криденс останавливается у некой черты на каменном полу. Толкая себя за черту, он чувствует, словно пытается войти в кирпичную стену. Ему кажется, если он нажмет слишком сильно, то окажется видимым – здесь, в окружении странных волшебников и колдунов. Он узнает женщину, которая приказала его убить: президент волшебников, очевидно, и подруга мистера Грейвза. Тут не место демонстрировать силу, думает Криденс, если он, конечно, не хочет посмотреть, удастся ли обмануть смерть во второй раз.

Тина Голдштейн в своем сером пальто проходит мимо него и занимает место слева. Волшебницы, волшебники и другие существа в ярких одеждах, с блокнотами и фотоаппаратами, садятся справа.

Разумеется, каждый из этих людей был вызван в качестве свидетеля или заполнил все необходимые бумаги, чтобы посетить процесс десятилетия: Магический Конгресс США против Персиваля Бомейна Грейвза.

Серафина Пиквери, одетая в черное и золотое, открывает заседание – через несколько секунд после того, как Ньют Скамандер, пройдя прямо сквозь Криденса, вздрагивает и садится рядом с Тиной Голдштейн.

– Самсон Робовиц – представитель Конгресса в деле против Персиваля Грейвза, – говорит Пиквери безучастно. – Селестина Ванагандр – защитник.

По обе стороны президента стоят крупный, но довольно ординарной внешности мужчина и очень немолодая женщина с седыми волосами. За ними еще больше людей, тоже не представляющих из себя ничего особенного, должно быть, волшебники, поддерживающие президента.

Криденс не хочет уходить, но и оставаться ему не слишком хочется.

Это чувство, которого он не понимает, он делит со всеми основными участниками этого процесса. Тина Голдштейн находит выбившуюся нитку в левом обшлаге пальто и старательно ее ковыряет. Ньют Скамандер, склонив голову, рассматривает свои штанины, заткнутые в ботинки. Серафина Пиквери смотрит прямо перед собой, даже когда Персиваля Грейвза уводят в сторону, чтобы Самсон смог начать выступление.

Предъявляются обвинения, которые Криденсу Бэрбоуну совершенно ни о чем не говорят. Он примерно представляет, что такое государственная измена, но понятия не имеет о Статуте Секретности или Законе Раппапорта. Статьи предполагаемых нарушений Грейвза ничего для него не значат, но их много.

Потом начинается представление доказательств, и Робовиц с Ванагандр передают аврору стопки бумаг, которые тот в свою очередь вручает человеку, стоящему позади Пиквери.

Долгие минуты перетекают в часы, Робовиц и Ванагандр спорят о том, что должно быть подано в суд: письма Криденса Бэрбоуна, записи показаний Геллерта Гриндевальда, отчеты Тины Голдштейн, сделанные с марта по ноябрь этого года. Каждый из них предоставляет список свидетелей, большинство из которых уже сидят по левую сторону.

Свидетелей все еще обсуждают, когда объявляется перерыв на обед. Но закованный Персиваль Грейвз не покидает зал суда. И предполагаемый призрак Криденса Бэрбоуна тоже не покидает линию, у которой застрял.

После обеда юристы продолжают спорить насчет людей, которых хотят вызвать для дачи показаний.

– Элизабет Кемпер, – объявляет Селестина Ванагандр.

– Протестую! – восклицает Самсон, как и на всякое имя, названное Ванагандр. – Ребенок, госпожа Президент? Защита намеревается вызвать для дачи показаний ребенка! Это граничит с непристойностью.

– Госпожа Президент, если сторона обвинения не согласна с тем, чтобы ребенок слушал ее аргументы, – говорит Ванагандр, – я добавлю показания Элизабет Кемпер к письменным свидетельствам.

– Не вижу причины, почему ребенок способен свидетельствовать по данному делу более или менее, чем кто-то другой, – решает Серафина Пиквери. – До тех пор, пока прочие правила соблюдаются, я отклоняю протест.

На правой стороне зала сверкают вспышки, и поднимается гул голосов.

Наконец, сторона обвинения начинает выступление. Самсон Робовиц расхаживает по залу, как проповедник перед паствой, игнорируя место в центре, и перечисляет грехи Персиваля Грейвза.

– Грейвз воспользовался своим положением, чтобы скрыть свои правонарушения и расширить возможности известного преступника Геллерта Гриндевальда, – говорит он. – Именно Персиваль Грейвз использовал свой статус, чтобы начать отношения – физические отношения – с Обскуром, благодаря чему существо впоследствии было мобилизовано для нападения на город.

Когда он заканчивает речь, для Селестины Ванагандр остается очень мало времени. Но ей и не нужно много. Со своей длинной косой, заколотой на затылке, как птичье гнездо, она встает за стол в центре зала.

– Госпожа Президент, – говорит она. – Я предоставлю суду доказательство, которое все скажет само за себя. Персиваль Грейвз сделал себя мишенью ужасного зла тем, что пытался ему противостоять. Это зло проникло в нашу страну, чтобы уничтожить ее, разрушить драгоценную тайну, которая защищает и волшебную и не-магическую Америку.

Ванагандр смотрит налево, где стоит Самсон Робовиц – на полтора фута выше и вдвое шире нее.

– Мистер Робовиц утверждает, что Персиваль Грейвз раскрыл магию людям, ей не обладающим, – говорит она. – Но люди, в раскрытии магии которым обвиняется Персиваль Грейвз, на самом деле обладают ей. Нет законов, которые запрещают аврору помогать волшебникам, подвергающимся жестокому обращению. Защищать членов магического сообщества – обязанность каждого аврора.

Опершись руками о стол, Ванагандр подается к Пиквери.

– И я уверяю вас, все доказательства подтверждают, что мистер Грейвз – величайший из ныне живущих американских авроров. Спасибо.

И она отходит.

На следующее утро «Нью-Йоркский Призрак» спрашивает: «ВЕЛИЧАЙШИЙ ИЗ НЫНЕ ЖИВУЩИХ АВРОРОВ?» Под заголовком снимок Персиваля Грейвза, изможденного, закованного в наручники, которого двое авроров приводят в зал суда.

Тем утром Тина Голдштейн открывает газету и отправляет ее прямиком в мусор. Прошлым вечером Ванагандр сообщила, что Тина будет давать показания одной из первых, так что она вполне может ожидать на первой полосе «Призрака» собственное глупое лицо. Тина надеется, что ближайшие несколько дней будут заняты другими свидетелями. Она бы молилась об этом, если бы до сих пор продолжала молиться.

Суд съедает все ее время, как это обычно делают все суды. Но теперь, выслушав перечень доказательств, Тина рада, что Ньют поменял билет. Похоже, процесс затянется надолго. Особенно, если учесть, что Самсон Робовиц, видимо, вознамерился возражать абсолютно всему, что говорит Селестина Ванагандр.

– Плохо, что ты не можешь прийти. Я думаю, тебе было бы полезно послушать, что там говорят, чтобы ты знал, что происходит, – говорит Тина Криденсу. – Я не… То есть, никто не знает. Я не знаю, что он с тобой сделал, но это не все время был он. Ты же понимаешь, да, Криденс?

Он, разумеется, не отвечает, и Куинни не отвечает за него. Она даже не встречается с Тиной глазами, когда та смотрит в ожидании хоть какой-то реакции. Чего-то, что подтвердило бы, что она сказала правильные слова.

Тина вздыхает.

– Хотя бы я буду знать, что здесь ты в безопасности.