Пение скрипки.

Томас идет на звучание далекой музыки, туннель расширяется. Сияние кристалла освещает дорогу, и видно, что впереди туннель раскрывается в пещеру — просторную пещеру, наполненную тенями и ровным оранжевым светом. Музыка захлебывается — так голос обрывается на середине вопля, но Томас, чьи чувства заморожены, едва это замечает. Уронив кристалл, он ступает в пещеру.

Первое, на что Томас обращает внимание, это холод.

Температура падает. Воздух обжигает легкие и выходит густыми облачками пара. Потолок такой высокий, что почти невидим. Он утопает в темноте, лишь кристаллы блестят, как освещенные окна на линии горизонта в Чикаго. Чем выше Томас смотрит, тем реже попадаются кристаллы, но ближе к полу их великое множество.

Интересно, велико ли расстояние до города? Потом Томас вспоминает, как сомкнулась над ним земля после падения. Быть может, он вовсе не под Снейкспрингом. Быть может, он где-то в ином месте.

На другом конце пещеры, в тенях, сотканных призрачным оранжевым светом, стоят друг напротив друга два силуэта. Один из них Томас узнает, даже не видя лица — по плечам и очертаниям сложенных на груди рук.

— Маркус!

Оцепенение, окутавшее Томаса во время путешествия по туннелям, рассеивается. Мышцы подергиваются, ревет, ускоряясь в жилах, кровь.

Второй силуэт — со скрипкой и смычком в руке — разворачивается. Томас видит его. И тоже узнает. Дьявол выглядит в точности так же, каким Томас видел его во сне в свою первую ночь в городе. Дьявол выглядит в точности так же, каким Томас всегда его представлял.

— Священник, — слово в устах Дьявола звучит неприязненно. — Тебе, похоже, неважно спалось.

— Не смей! — кричит Маркус Томасу, эхо гуляет по пещере, отражаясь от стен.

Дьявол едва заметно дергает головой, и Томаса притягивает к стене. Желудок словно закручивается спиралью — хуже, чем на резком спуске в парке развлечений. Хватая воздух, Томас силится освободиться, но тщетно. Он прижат и распластан — руки раскинуты, ноги вместе. Томас вспоминает свой сон — с пугалом на крестовине — и содрогается.

— Не мешай, — бросает Дьявол. — Взрослые разговаривают.

Он вновь поворачивается к Маркусу, который сейчас стоит, сжимая кулаки, и, судя по виду, готов убивать. Томас же сопротивляется невидимым путам, но по-прежнему безрезультатно. Тогда он начинает тихо бормотать молитву.

— Что здесь делает твой маленький раб? — щерится Дьявол. Маркус вздрагивает и опускает лицо. — Это между нами. Ты рассказывал ему?

Из его нагрудного кармана появляется коричневая книжечка, самодельная, с ладонь величиной.

— Ты когда-нибудь говорил маленькому пророку, зачем ты здесь?

Взгляд Маркуса мечется от Дьявола к Томасу и обратно. Он молчит.

— Я устал от тебя, — скалится Дьявол. — Куда бы я ни шел, ты вечно следуешь по пятам. Шип у меня в боку, ложка дегтя в меду. Считаешь, ты что-то новенькое? Интересное? Считаешь, ты стоишь моего времени? Я исходил землю вдоль и поперек! — он потрясает книжечкой у Маркуса перед носом, как слишком пылкий проповедник за кафедрой. — И все это — ради едва знакомого мальчишки? Ради души, которой едва исполнилось десять лет?

Томас чувствует движение почвы, чувствует, как сами мысли сотрясаются, словно его мозг — обнаженный мускул, которого существо под городом пытается коснуться. Оно хочет свою колыбельную. Оно хочет, чтобы Дьявол продолжал играть. Ему надо уснуть.

— Я не остановлюсь! — рычит Маркус. — Я не отстану, пока не верну его душу. Ты прекрасно знаешь, что не отстану.

— Тот, Кто опора и спасение, — яро бормочет Томас, отчаянно сражаясь со сковывающей его силой. — Кто окутывает меня крыльями Своими, Кто хранит меня праведностью Своей, Кто…

— Твою ж мать, — стонет Дьявол, резко повернувшись к нему, и поднимает руку, готовый щелкнуть пальцами. — Вы, сраные мексикашки, хоть когда-нибудь затыкаетесь…

— Только попробуй! — выплевывает Маркус.

Томас обрушивается на землю, будто подстреленная птица, больно бьется коленями — кровь сочится через порванные штанины.

Дьявол, тут же отвлекшись, возвращается к Маркусу. Его глаза горят, верхняя губа вздернута, обнажая зубы. Томас гадает, каким его видит Маркус, какую личину носит Дьявол, чтобы мучить его.

— А ты держи язык за зубами. Он лишь на то и годен, чтобы облизывать ботинки тех, кто лучше тебя.

Щелчок, предназначенный Томасу, достается Маркусу — тот сгибается пополам со сдавленным криком, хватается за горло, белеет от боли. Ударяется о землю коленями, затем лбом и начинает кашлять черным и алым.

— Курение тебя погубит, — сообщает Дьявол.

Смотрит на Томаса и разводит руки, как бы спрашивая: «Верно? Верно? »

Томас все еще на четвереньках у стены, его ладони изодраны и колени не лучше. Кое-как поднявшись, он добирается до Маркуса, хватает за плечо. Маркус дрожит под его руками. Мучительный надсадный кашель раздирает ему грудь. Покрасневшими глазами он пристально смотрит на Томаса и беззвучно выговаривает что-то окровавленными губами. Все в порядке.

«Не в порядке, — думает Томас. — Все совсем не в порядке».

Он поднимает голову: рука Дьявола протянута в его сторону.

— А-а, — предупреждает тот. — Один щелчок — и ты обзаведешься проказой, священник.

— Я пришел, чтобы убить существо, спящее под городом, — выговаривает Томас голосом хриплым, но сильным. — Я пришел… по велению Господа.

— Что же Он не показался Самолично? — раздраженно фыркает Дьявол. — Забавно. Если я рядом, Его почему-то никогда нет. Наверное, стесняется.

Томас пытается встать, но ноги разъезжаются, и он валится обратно. Дьявол презрительно наблюдает.

— Священник Снейкспринга, — глумится он. — Ого. Взгляните на этого пророка. На этого святого. Держу пари, ты даже не веришь, что твой Бог защитит тебя от змей в следующее воскресенье, бедный глупый невежда.

— Я сказал, — говорит Томас, потому что, если повторить достаточное количество раз, он сам в это поверит. — Я здесь по велению Господа.

— Вот только не говори, что ты здесь потому, что любишь Бога. Глупая затея, — отмахивается Дьявол. — Ты хочешь убить дитя, которое я породил под землей много лет назад?

Он смотрит через плечо, куда-то вниз.

«Существо под городом, — в отчаянии думает Томас. — Он смотрит на него. Оно там. Прямо там».

— Никто не в силах его убить, — смеется Дьявол. Тон его почти теплый, почти заботливый. — Лишь несовершенное способно умереть, а в моем дитя нет ни единого изъяна. Оно безупречно.

Томас повышает голос, говорит чуть тверже:

— Я хочу заключить пари.

— Мальчик мой, — фыркает Дьявол, — ты начитался грошовых романов.

— Я настаиваю, — не сдается Томас. — Предлагай любые ставки. Я смогу убить существо, спящее под городом.

Дьявол щурится из-под полуприкрытых век.

— Иди сюда, — предлагает он, наконец.

Осторожно уложив голову Маркуса на землю, Томас поднимается на дрожащих ногах. Маркус хватает его за руку, пытается удержать, но Томас высвобождается.

Он подходит к Дьяволу, ближе и ближе, пока не оказывается с ним практически нос к носу. И с этого расстояния он видит то, что у Дьявола за спиной — край еще одной расщелины, уходящей в темноту.

Глаза Дьявола блестят, как зубы лжеМаркуса.

— Если я соглашусь, — произносит он, — что ты отдашь, когда проиграешь?

— Мою жизнь.

— И?

— Мою душу.

Слова легки — в них нет ни веса, ни значения. Томас все еще верит, что Дьявол ничего не получит, что Господь не позволит его душе пропасть. Но Маркус позади стонет от боли и отчаяния, а Дьявол смеется.

— Ты прямо как тот мальчишка, — говорит он. — Когда он просил меня сделать так, чтобы его папочка вернулся домой. Габ-ри-эль, — напевает он, потирая нагрудный карман, где лежит книжечка. — Боюсь, тебе придется пожертвовать чем-то еще, священник. Твоей души маловато.

— Моя.

— Маркус, — шипит Томас через плечо. — Нет.

— Моя тоже, — Маркус кое-как садится. Он едва ворочает языком, в горле свистит так, будто он дышит через соломинку. — Моя душа.