«Меня этому научила одна старуха в Луизиане». Маркус прикладывал припарки к глубоким порезам у Томаса на икрах. Томас ерзал от боли, Маркус крепче сжимал его за щиколотку и успокаивающе похлопывал по колену. «Если не будешь сидеть тихо, я не смогу тебя вылечить».

Хитро глянув на Беннетта, Томас проглатывает улыбку. Доктор бы взбесился, если бы узнал, что Маркус лечил раны Томаса какими-то болотными травками. А сейчас Беннетт, по обыкновению спокойный и собранный, разговаривает с Маркусом на крыльце и только время от времени поглядывает на дом, будто бы запечатлевая его в памяти. Томас подходит к ним.

— Похоже, вам придется искать нового доктора.

Мотоцикл Беннетт решительно отверг, аргументируя больной ногой и тяжелым багажом. Он опирается на трость, но его большой палец нервно постукивает по дереву.

— Я буду скучать по этому месту. — Беннетт снова смотрит на дом. — Хотя Мария Уолтерс наверняка будет в восторге.

— Друг, ты уверен, что действительно этого хочешь? — спрашивает Маркус.

Беннетт решительно кивает.

— Я буду скучать по этому месту, — повторяет он, — но я здесь засиделся. Я все убеждал себя, будто ничто в мире не способно меня заинтересовать.

Он бросает на Томаса суровый взгляд, и Томас уверенно глядит в ответ, а через секунду оба улыбаются и отводят глаза.

— Но потом я встретил Дьявола, — продолжает Беннетт. — И… что ж…

— Влюбился с первого взгляда? — невинно предполагает Маркус, и все трое основательно над этим смеются.

Томас ни разу не слышал смех Беннетта — он тихий, какой-то запыленный, как вещь, которой давно не пользовались. Птичья песня, зазвеневшая лишь тогда, когда постоянно притворенное окно оказалось открыто.

— Кто-то должен держать его в узде, — серьезно объясняет Беннетт. — Честно говоря, я в жизни так не развлекался, как когда отлупил его до полусмерти.

Он пожимает руку Томасу, затем — Маркусу. Потом открывает дверцу, и Томаса охватывает безумное желание схватить доктора за руку и умолять не уезжать.

— Будь осторожен, — желает Маркус, делает шаг вперед и ставит ногу на отполированный бампер, оставляя грязный след. — Это тебе на удачу.

— Очаровательно, — цедит Беннетт и собирается уже скользнуть за руль, но Маркус ловит его за локоть.

— Иди сюда. Сделаем все как положено.

Беннетт вылезает, они втроем становятся в кружок, склоняют головы и говорят молитвы — по очереди. Маркус и Томас молятся за Беннетта, а Беннетт — за Снейкспринг. После этого они хлопают доктора по плечам (Маркус старается как можно сильнее помять отглаженный костюм) и смотрят, как Беннетт садится в машину. Ревет мотор, автомобиль уезжает вниз по улице. Прочь из города. Прочь из Снейкспринга.

Маркус, низко надвинув шляпу на лоб, провожает машину прищуренным от солнца взглядом. Томас приваливается к нему плечом, будто бы говоря: «Ну вот, ты да я, против всего мира».

— Ты хочешь с ним.

Маркус не отвечает.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — говорит Томас. — Но и останавливать тебя не стану. Я знаю, ты создан для странствий.

Пыль от колес начинает рассеиваться. Низкое солнце заливает красновато-коричневые и пыльно-серые дома теплым оранжевым светом. Томас вспоминает кристаллы в несуществующих больше туннелях под городом. Как он плакал, когда нашел один такой после долгих часов блуждания во тьме.

Маркус качает головой.

— Нет, — тихо возражает он. — Возможно, я и создан для странствий, но не для них одних.

«Что Бог сочетал, того человек да не разлучит», — думает Томас, но помалкивает.

Вместо этого он целует Маркуса — быстро, чтобы не заметили соседи. Рот Маркуса он знает лучше, чем свой собственный.

— Тогда пойдем, — Томас берет Маркуса под локоть, а потом, повинуясь порыву, снимает с него шляпу и нахлобучивает на себя, залихватски надвинув ее на глаз. — Пойдем домой, напарник.

Маркус смеется до боли в боках, но шляпу не отбирает.

Они вместе шагают навстречу заходящему солнцу и не останавливаются до самого дома.