Потом Томас ударяется об землю, и столкновение безжалостно выбивает весь воздух из легких.

Пытаясь дышать, он нащупывает фонарик. В какой-то ужасный момент роняет, но через секунду находит и включает. Темнота сменяется теплым желтоватым светом.

Над головой сплошной камень.

Томас лежит тихо, тяжело дыша, обмерев от нахлынувшего страха. Потом медленно садится и, наконец, встает. Потянувшись, он осторожно постукивает по камню костяшками. Твердый. Луч фонарика мечется во все стороны – Томас пытается найти отверстие, через которое упал, но повсюду лишь камень и плотная слежавшаяся земля.

Томас закрывает глаза, сглатывает нарастающую панику. Выключает фонарик, потому что темнота по-своему успокаивает, и опускается на колени. Сцепляет перед собой руки. Он покачивается на месте, закрыв глаза: голова идет кругом от ужаса. А потом сдается и падает ничком, вжимаясь лбом в невидимую землю. Сворачивается в позу зародыша.

- Отец Небесный, – шепчет Томас, и в подземной тишине тихий голос звучит раскатом грома. – Ты мое укрытие и мое прибежище. Руками Твоими защити меня и окутай Твоей любовью. Милость и доброта Твои следуют за мной, и вера Твоя нерушима, даже когда я в испорченности своей смел усомниться в преданности Тебе. Вера моя… это крепость, и Ты – хранитель ее, Господи.

Всхлипнув, Томас вытирает нос.

- Я люблю Тебя, – с трудом заканчивает он.- И если суждено мне здесь погибнуть, да будет на то воля Твоя. Аминь.

После этих слов Томас заставляет себя встать. Ему холодно, очень холодно. В минуту нервной прихоти он воображает ангела у себя за спиной, но ничего не чувствует. Только нежное, берущее за душу тепло, тусклое и слабое, будто свечной огонек – такое обычно случается с ним после причастия или исповеди.

Включив фонарик, Томас начинает озираться, жалея, что не взял из кемпера запасной. Он в узком туннеле – трем людям разойтись, но не более того. Земляные стены плоские и гладкие. Томас на пробу шлепает по одной ладонью – звук как от гусиной лапы по мостовой.

И впереди, и позади туннель уходит во тьму. Наобум выбрав направление, Томас начинает идти.

И идет долго.

Чем дальше Томас продвигается, тем плотнее и глаже делаются стены. Туннель напоминает кроличьи лазы или организованный хаос муравейника, но Томасу кажется, он получился от того, что здесь протискивалось что-то… органическое. Порой на пути встречаются ямки, наполненные какой-то влажной скользкой жижей. Их Томас перепрыгивает, хотя на третий раз умудряется поскользнуться на камнях и едва не оставить в такой ямке ботинок.

Туннели ведут вниз, вниз, вниз. Фонарик выхватывает далекий блеск в темноте, и Томас спешит вперед, надеясь, вопреки всему, что там Маркус.

Там не Маркус. Там толстая белая кристаллическая жила, бегущая по стене. Около двух дюймов в ширину и трех футов в длину, сухая и прохладная на ощупь, она прорезает почву, будто молния. От нее исходит совсем слабое фосфоресцирующее сияние.

Такие кристаллы попадаются Томасу и дальше. Некоторые иззубрены и высовываются из стены словно специально, чтобы порезать ему руки. Другие гладкие, как стекло, идеально совпадающие с поверхностью. Большинство из них белые, но в некоторых есть оранжевые прожилки, а одна или две оранжевые целиком и в свете фонарика вспыхивают огнем.

Томас как раз опускается на корточки, чтобы рассмотреть кристалл поближе, и водит пальцем по неровным граням камня, когда замечает свет совсем другой природы – луч фонарика, появившийся впереди.

- Томас?

Голос хриплый, с нотками паники, и такой знакомый, что у Томаса сжимается сердце.

- Маркус! – вопит он.

И тут же в ужасе закрывает рот рукой, а отголоски эха раскатываются по туннелю, слишком громкие и резкие в этом безмолвном лабиринте.

В ответ раздается сердитое «чшшш!», и Томас заставляет себя стоять на месте, глядя, как далекий свет рывками приближается к нему – сперва очень медленно, потом на скорости ходьбы, затем – ускорившись до бега. И вдруг Маркус прямо перед ним и заключает его в объятия – дрожит от облегчения и цепляется за рубашку у него на спине.

- Господи, – нервно усмехается Маркус. – Ну и напугал же ты меня.

Томас изворачивается в его руках – ровно настолько, чтобы обнять в ответ, и они, не отпуская друг друга, неловко опускаются на землю. Томас вжимает лицо Маркусу в шею, зарывается носом между кожей и краем куртки и молчит.

Ладонь Маркуса ложится ему на затылок. Томас думает, что сейчас расплачется.

- Все хорошо, – выговаривает Маркус. – Все хорошо. Сосредоточься на мне.

- Я думал, что тебя потерял, – слова выходят невнятно, кожа Маркуса пахнет потом, смешанным с грязью и песком.

- Эй, – откликается Маркус. – Одним маленьким полетом меня не прикончить, малыш.

Томас смеется и отстраняется, вытирая глаза. Дышится легко – впервые после того, как он свалился в это проклятое место.

- По-моему, – начинает он, но голос срывается. Приходится откашляться и начать заново. – По-моему, я знаю, где оно прячется.

- Рассказывай, – Маркус встает, подает Томасу руку и не отпускает даже после того, как тот поднимается на ноги. – Как по мне, я прорву времени блуждаю по этому чертовому лабиринту и все еще понятия не имею, где искать.

- Ты видел эти образования? Жилы кристалла? Они ведут вниз. Я пытался идти по ним.

- Ты просто предположил и решил, что так оно и есть? И все?

- Имеются идеи получше?

Маркус с унылой улыбкой качает головой.

Они осторожно продвигаются по туннелю. Теперь, когда их двое, здесь тесновато, но Томас крепко держит Маркуса за руку и не решается отпустить.

- Зря ты сюда полез, – тихо говорит Маркус, когда тишина становится невыносимой.

- Что?

- Мы не знаем, чему придется противостоять. У нас ничего нет, – в его голосе горечь. – Нам не следовало сюда идти. Особенно тебе. Ты не экзорцист.

- Мы договорились, – твердо возражает Томас. – Мы договорились, что сделаем это вместе. Мы заключили сделку.

Маркус глядит на него уголком глаза.

- Сделки могут распадаться.

- Не эта.

Маркус легонько сжимает его руку и тянет за собой. Некоторое время туннель идет прямо, хотя в какой-то момент круто поднимается – лишь затем, чтобы оборваться вниз. Когда перед ними возникает очередная развилка, Томас ступает вперед и светит фонариком в обе: внизу лишь чернота и подъем, такой резкий, что должен неизбежно повлечь за собой спуск. В стенах обеих развилок поблескивают белые жилы.

- Черт, – стонет Маркус, хлопнув себя по лбу. – Приехали.

Они обмениваются взглядами. Мысль о том, чтобы разделиться, проскакивает в голове Томаса и тут же отметается, как невозможная. Те же сомнения отражаются на лице Маркуса. Томас гадает, когда успел научиться так хорошо его читать.

Он сглатывает.

- Мы пойдем направо.

Маркус кивает.

- Хорошо. Ты первый.

Томас, готовый отправиться в туннель, хмурится.

- Ты уверен?

- Ага. – Шагнув вперед, Маркус кладет руку ему на плечо.- Ты способен о себе позаботиться, Томас. Не знаю, почему я раньше этого не разглядел.

Томас, потеряв дар речи, смотрит на него. Между ними повисает нечто, какая-то вибрирующая тишина, которую страшно нарушить.

- Спасибо, – отзывается, наконец, Томас. – Мне важно было это услышать.

Маркус улыбается. Скользит ладонью наверх, обхватывает загривок. Интересно, чувствует ли он пульс?

- Ты и правда хороший священник, – мягко говорит Маркус. – Я серьезно.

Медленно моргнув, Томас силится сказать хоть что-нибудь в ответ, но едва он открывает рот, как губы Маркуса касаются его подбородка.

У Томаса останавливается сердце.

Руки словно бы обретают собственное сознание: обнимают Маркуса за пояс, притягивают ближе, прижимают к груди. Он такой худой и такой легкий для мужчины его роста. Быть может, Томас смог бы его поднять, если бы Маркус позволил, но тот целует опять, покусывает за горло, и Томасу кажется, что он сейчас упадет в обморок.