— Я буду молиться, — мягко повторяет Маркус. — Это… лучшее, что я могу сейчас сделать.

Он встает, и Томаса охватывает внезапное ошеломляющее желание, чтобы его поцеловали. «Пожалуйста, — думает он, — не уходи», но Маркус уже бесшумно выскальзывает из спальни, оставив дверь приоткрытой.

Томасу не хочется спать — после такой-то ночи — но он слишком устал, чтобы держать глаза открытыми.

Он засыпает, и ему ничего не снится.

Время близится к вечеру, солнце висит низко над горизонтом, заливая спальню оранжево-золотым летним светом. Томас просыпается весь мокрый: нет сквозняка, нет движения воздуха, которые могли бы облегчить жару. Он садится на постели, по-прежнему полностью одетый, растрепанный, и заглушает зевок ладонью.

Веки тяжелые, такие тяжелые. Сон льнет, как заскучавший без внимания любовник.

Через коридор и кухню Томас лениво бредет наружу, на крыльцо. Маркус там — по своему обыкновению сидит в кресле-качалке. Одной ногой он отталкивается от перил, раскачивая сам себя. Глаза его полузакрыты, но поблескивают. Маркус поглаживает пристегнутый к ноге нож и не оглядывается, когда под шагами Томаса скрипят половицы.

Они смотрят на кукурузное поле, тихое и недвижное в отсутствии ветра. Солнце жарит, пропекая землю насквозь.

Осторожно, словно касаясь перепуганной лошади, Томас кладет руку Маркусу на плечо. Хотел бы он, чтобы в его силах было дать нечто большее, чем просто прикосновение.

— Можно мне помолиться с тобой?

— Да, — без колебаний отзывается Маркус.

Он сдвигает шляпу на лоб, прикрывая полями глаза, но ладонь не сбрасывает.

Посомневавшись, Томас все же легонько сжимает пальцы на чужом плече, потом опускается на колени рядом с креслом и берет обе руки Маркуса в свои.

Маркус вздрагивает, слегка ерзает в кресле, но делает то же самое.

Склонив голову, Томас закрывает глаза.

— Отче наш, — выговаривает он враз пересохшим ртом, — Благословение наше и Надежда наша, Защитник и Покровитель. Отец и Супруг, Возлюбленный и Наставник. Руки Твои искупают грехи наши, воля Твоя очищает наши испорченные души.

— С признательностью и благодарностью, — подхватывает Маркус, — возносим мы Тебе молитвы. Взрасти наши благодетели, укажи нам путь праведный, позаботься о детях Твоих. Ты — Огненный Столп в пустыне, что ведет нас сквозь тьму.

— Придай нам сил, дабы выстояли мы против козней Дьявола.

— Пусть Любовь Твоя защитит нас.

— Во имя Спасителя нашего Иисуса Христа, аминь.

— Аминь.

Когда Томас открывает глаза, вся усталость и страхи прошедшего дня покидают его, будто унесенные единственным протяжным выдохом. Маркус смотрит на него, глаза, затененные полями шляпы, сияют голубыми самоцветами. Томас переводит взгляд на кукурузу, потому что в выражении лица Маркуса есть нечто неизъяснимое, и Томас не смеет думать, что именно.

— Дьявол приходил ко мне, — тихо говорит Маркус. — В участок. Он был там.

Эти слова должны пугать Томаса, но он не боится.

— Он говорил со мной. — Томас слышит, как Маркус сглатывает. — Он сказал, чтобы я держался подальше. Чтобы не мешал ему.

— Ты должен, — уверенно возражает Томас.

— Он угрожал, что причинит нам вред. Тебе.

— Пусть.

— Нет уж, — Маркус фыркает — изможденно, насмешливо. — Черта с два.

— Надо что-то делать.

— Например? Мы не можем ни убить его, ни изгнать. У него на руках все козыри, и он об этом знает. Мы ничего ему не сделаем.

— Выход есть всегда, — теперь Томас почти зол, потому что Маркус, похоже, этого не видит. — Всегда.

Будучи совсем еще юным, Томас работал в миссии в Никарагуа. Их группу возглавлял отец Джонас, и однажды они с Томасом ушли далеко-далеко, в сгущающиеся сумерки. И там Томас задал свой самый важный вопрос.

— Почему в мире существует зло?

Отец Джонас долго молчал, а потом положил руку Томасу на плечо и произнес следующие слова.

— Тóмас, — сказал он, потому что Томас не поправил его в самый первый раз, и с тех пор он так и говорил, — что делал твой отец, когда ты возвращался из школы весь в синяках?

«Он сердился, — подумал Томас. — Но не на меня, а на тех, кто это со мной сделал. Он знал, что я только защищаюсь, и ему хотелось бы, чтобы у меня не было такой необходимости».

— Когда Отец наш видит, как мы страдаем, Он чувствует то же самое. Дьявол не в силах навредить Богу. Не может коснуться Его, никто не может. Зато Дьявол может причинить боль Его детям. Поэтому в мире и существует зло. Ты понимаешь?

Воспоминания о том разговоре вспыхнули в мозгу ясно и отчетливо, как колокольный звон.

— Сделай больно ребенку, — бормочет Томас сам себе, — и ты сделаешь больно отцу…

— Что? — Маркус смотрит на коленопреклоненного Томаса.

Тот поднимает лицо.

— Мы должны убить существо, спящее под городом.

Маркус неуверенно смеется, но глаза его расширяются.

— Ты серьезно?

Томас кивает.

— Хорошо, — соглашается Маркус. — Хорошо. Но… один я не справлюсь.

— Мы сделаем это, — с нажимом уточняет Томас. — Вместе. Как напарники.

— Напарники, — сухо повторяет Маркус. — Будто в гребаном вестерне.

— Это значит «да».

— Ага. Напарники.

Томас улыбается.

И только тогда они отпускают руки друг друга.

Комментарий к Часть 5

— Почему мы остановились?

— Хорошо, отлично. Спасибо.

— Что?

— Извини.

— Извини. Моя голова… но сейчас мне уже лучше.

— Где Беннетт?

— Да?

— Отец Маркус Кин. (исп.)

========== Часть 6 ==========

— Ты хочешь, чтобы мы нашли это существо? — пораженно спрашивает Черри. — Я думала, вы тут экзорцисты. Это скорее по вашей части.

Лес у дверей переворачивает табличку, меняя «Открыто» на «Закрыто».

— Дорогая, это же мы. Мы всю эту сверхъестественную хренотень во сне можем вычислить.

— Вот видишь, — Маркус занят наполовину очищенным мандарином. — Это я и хотел услышать. Так что, сделаете?

— Я сказал, что мы можем, — уточняет Лес, щелкнув пальцами. — Но не говорил, что это так просто.

Черри трясет головой.

— На такое расследование могут уйти недели. И даже если мы найдем источник зла под городом, что вы с ним сделаете?

Томас стоит, привалившись к книжному стеллажу — между Г (География) и Е (Египет) — и сжимает зубы. Ему не нравится это место, полное смутных теней и слишком улыбчивых библиотекарей. Черри и Лес действуют слаженно, словно каждый на интимном уровне знаком с движениями другого. Они даже заканчивают друг за другом фразы. От этого Томас чувствует себя скованно и неуютно — сам не зная, почему. При виде этой парочки у него болит голова.

Они произносят имя Маркуса, будто это название книги, которую им не терпится прочесть. Маркус смотрит на них, как смотрел на шерифа Морроу. Питера, как он его называл. С каких это пор у шерифа Морроу появилось имя?

— Это будут уже не ваши заботы. Сколько вам нужно времени?

Маркус ест мандарин. Томас смотрит на его ногти, счищающие мягкую кожуру, на пальцы, отламывающие очередную дольку. На руки, до самых запястий блестящие от сока.

— Есть в библиотеке запрещено, — рассеянно сообщает Лес, роясь под стойкой.

Оттуда на свет появляются разноцветные ручки, компас, карта. Выцветшие брошюрки, которым с виду лет сто. Часы.

— В этой библиотеке он может есть все, что захочет, — невинно возражает Черри, и Томас, который до этого момента держался на редкость хорошо, закрывает глаза и просит Господа дать ему сил.

Маркус, одарив Черри игривой улыбкой, бросает в его сторону короткий взгляд.

— Мы будем очень стараться, — развернув карту, Лес ставит руки по обе стороны города. — Но потребуется время.

— Работайте ночью.

— Черт возьми, — Черри прикусывает губу. — Да ты вылитый сержант.

Лес, вооружившись компасом и красной ручкой, уже очерчивает три широкие, накладывающиеся друг на друга окружности — по всей длине города, от запада и до востока.