Дьявол показывает зубы в подобии улыбки.

— Вот и ты, — говорит он. — Моя излюбленная тень.

— Что тебе надо? — Маркус надеется, что Дьявол не знает, как сильно пересохло у него во рту и как крепко он сжимает край лежанки.

— Я беспокоился, — приветливо отвечает Дьявол. — Этим вечером я снова пришел к дому священника, но там не было тебя, чтобы меня прогнать. Я мог бы зайти и сделать все, что мне заблагорассудится.

Маркус кидается на решетку, стискивает прутья побелевшими пальцами. Скалится, рычит без слов. Нынче Дьяволу так легко лишить его дара речи.

— Успокойся, — хмыкает Дьявол. — Инфаркт схватишь.

Он легко соскакивает со стола и начинает ходить туда-сюда. Даже звук его шагов тот же самый — тяжелый и неотвратимый, каким слышал его маленький Маркус за дверями своей детской.

— Почему? — рычит Маркус сквозь железные прутья. Дьявол близко, так близко, протяни руку — и достанешь. — Почему он? Только из-за того, что он священник?

— Он пророк, — Дьявол разворачивается на каблуках, пронзительно скрипя резиновыми подошвами. — Враг посылает ему видения. О тебе, обо мне, о моем дитя, которое я породил под этим городом задолго до того, как Гефест Шоу начал помышлять о Новом Мире. Такие дары сберегают для святых, а не для священника из захолустного городка. Я заглядывал в его разум, он далеко не святой.

Дьявол останавливается прямо перед решеткой, склоняет голову к плечу, изучая. Маркус чувствует, как колотится сердце, как кровь кипит и замерзает одновременно. Ему приходилось убегать от Дьявола, пусть он сам же его и преследует, но на этот раз бежать некуда. Дьявол знает об этом. И улыбается.

— Знаешь, он спал в мансарде. Должно быть, думал, что ты вернешься поздно и захочешь занять кровать.

— Что тебе нужно от меня?

— Я хочу заключить с тобой сделку, Маркус Кин.

— И все, блядь? — смеется Маркус. — Мы уже играли в эту игру, я всегда выигрываю. Она у меня в печенках сидит. Надеешься на сделку после того, что сотворил с Грейс Ким и Харпер Грэм? Да катись ты обратно в свою преисподнюю.

Яростные глаза превращаются в щелки, а Маркус думает: «Я вижу тебя, старый змей». Левая рука Дьявола тянется к решетке, пальцы обхватывают прут, как бы проверяя на прочность, наглядно напоминая, что железо — ничто для Дьявола. Любые стены, клетки и города — ничто.

— Я и пальцем не трогал девчонку Грэм и ее старую свинью-мамашу, — отцовский акцент на языке Дьявола густой, как масло. — А что касается юной Ким, — продолжает он, — я всего лишь исполнил ее сокровенное желание. Я пришел не за детьми. И не за священником.

Маркус трясет головой, сердце стучит все быстрее. Это Дьявол, это из-за него гнев разгорается так легко и так сладко вскипает в венах.

— Я знаю, — говорит Маркус с хитрецой. — Ты пришел за тем, что спит под городом.

— Высший балл, — кивает Дьявол. — Папочка бы тобой гордился.

Маркус преследует Дьявола полтора года. Он изучил его жесты и его манеры — во всяком случае, какими он их видит. Он знает, что Дьявол снова начнет ходить, за долю секунду до того, как это случается на самом деле. Старые рабочие ботинки отца поскрипывают, Дьявол делает шаг.

— Давным-давно я породил одного из своих детей здесь, под землей, — голос Дьявола так же тих, как едва различимый Божий глас. — И с тех пор мое дитя спит. Но теперь оно пробуждается — слишком рано, и я здесь, чтобы вновь погрузить его в сон, пока не придет его время.

Томас видел сны об этом, рассказывал Маркусу. Своими старыми костями Маркус чувствовал в них правду. Тварь, спящая под городом, тянула щупальца, наполняла город злом. Она убила старого священника, того, что умер от укуса змеи. Ни один из священников не умирал от этого, только не здесь, не в этом городе, над которым многие годы витало благословение Гефеста Шоу.

Дьявол снова останавливается перед решеткой, стоит, спрятав руки в карманы и полуприкрыв глаза.

— Я тебе так скажу, — в его голосе сквозит раздражение, — раз и навсегда. Приелись мне эти игры за твою тухлую душонку, когда-нибудь ты ее мне на блюдечке бесплатно притащишь, попомни мои слова. А пока не путайся под ногами, не то я так нашпигую священника кошмарами, что он до конца жизни глаз не закроет.

Маркус, который умеет чувствовать суть вещей, тяжело садится на лежанку, протяжно выдыхает. Он не боится выказать перед Дьяволом слабость, для такого они слишком долго друг с другом знакомы.

— Знаешь, что я думаю?

— Всегда.

— Я думаю, ты меня боишься.

Дьявол медленно, лениво моргает.

— Так боишься, что дождался, пока я попаду за решетку, и только потом явился со своими угрозами, — Маркус скалится. — Ты, мертвоглазый падший боров.

— Спокойной ночи, Маркус Кин.

— Ты боишься меня, и мне это нравится.

— Впереди долгая ночь, — Дьявол вздергивает верхнюю губу — так всегда делал отец, и так до сих пор делает сам Маркус. — Я скажу новому священнику, что ты передавал привет.

Лампочки над их головами шипят и плюются, потом гаснут, погружая участок в темноту и тишину.

Маркус до рассвета кружит по камере, шипя и ворча под нос. Только когда приходит Питер — широкие плечи и тяжелые шаги — он понимает, что уже утро.

— Собирайся, цветочек, — бодро сдернув с пояса ключи, шериф отпирает замок. — Мамочка и папочка пришли за тобой

Маркус грустно улыбается, надеясь, что шериф не заметил пробравшей его дрожи.

Питер не один, за ним неловко, словно забытые дети на вечеринке, маячат отец Томас и незнакомый мужчина с кислым лицом и тростью. Томас бледен, как труп, его губы искусаны, а руки сложены так, чтобы скрыть их дрожь. С явным облегчением Томас оглядывает Маркуса с головы до ног и лишь тогда слегка расслабляется.

Комок удушающей ненависти встает в горле. Маркуса тошнит. Ему хочется что-нибудь сломать. Вместо этого он держит лицо и сердечно, обеими ладонями, жмет Питеру руку.

— Твое барахло на столе, — добродушно сообщает шериф, не отпуская его пальцы. — Все, кроме сигарет.

— Пошел ты, — отзывается Маркус, и Питер смеется. Придвинувшись чуть ближе, Маркус искренне говорит: — Спасибо тебе. За все.

Томас тем временем бледнеет еще сильнее. Сверлит взглядом землю, медленно моргает и молчит. Потом, наконец, выговаривает:

— Маркус, это доктор Беннетт. Беннетт, это отец Маркус Кин.

— Рад знакомству, — бросает доктор Беннетт, и судя по тону, об этих словах он разве что в книжке читал.

— Спасибо, что приехали, — улыбается Маркус, но выражение лица Томаса не меняется, плечи каменные.

Маркус не особенно умеет утешать, никогда не умел. Но Господи, как же ему хочется успокоить Томаса, показать, что он здесь, что такого не повторится. И тогда он, не успев толком подумать, грубо обхватывает Томаса за шею, подтягивает рывком и впечатывает слишком крепкий поцелуй в висок.

— Вряд ли у тебя есть курево? Мое Питер забрал.

Томас выворачивается из-под руки — еще более закаменевший, чем прежде.

— Нет, — бормочет он. — Пойдем. Доктор Беннетт отвезет нас домой.

Комментарий к Часть 4

* Игра слов: spirits — и спиртные напитки, и дУхи.

** И приставь нож к горлу своему, если жаден ты до еды.

========== Часть 5 ==========

Когда Дьявол явился в Снейкспринг, его никто не встречал — никакой шумихи, никаких приветственных комитетов. Он пришел тихо, в ранние утренние часы вторника, и отправился прямо в центр, и никто не видел его, никто не сказал «привет».

В тот первый день Дьявол встретил лишь одного человека — девочку, по имени Грейс, маленькую и проблемную. Она часто болела, поэтому ей больше не разрешали выходить из дома без взрослых. Но Грейс, обладательница упрямого характера и постоянно сбитых коленок, частенько воровала яблоки в старом иссохшем школьном саду или возилась в пыли с другими детьми.

— Как тебя зовут, милая? — спросил Дьявол.

Он нашел ее на ступеньках старого магазина с содовой — она жевала прядь волос и скучала, как положено любой маленькой девочке на рассвете.