Ну что такое? Я что-то пропустил?

– Выходит… – медленно произнес Тони. – Он суперсолдат и оборотень в придачу.

Какой еще суперсолдат?

– Очевидно.

Брюс пощипал себя за переносицу. От него пахло стрессом. От них всех так пахло.

Мне надо было поделиться, да?

Стив почесал пса за ушами, и это было бы чудесно, если бы потом он не открыл рот.

– Сержант, нам нужно, чтобы ты рассказал, как получил сыворотку. Это важно.

Чего? Я все еще понятия не имею, о чем речь, сопляк.

Очень, очень неприятное воспоминание зашевелилось в глубине сознания, и он взвизгнул вслух.

Вот черт. Только не это.

Стив тут же принялся гладить и тормошить его обеими руками.

– Все в порядке, – убеждал он, – не бойся. Но нам очень надо знать. Кроме человека, который дал сыворотку мне, и экспериментов Брюса, никто хороший над ней не работал.

– Его сыворотка сильно отличается от моей, – перебил Брюс. – Она скорее похожа на твою, Стив. Не такая чистая, но состав ближе всего, что мне приходилось видеть.

– Возможно, какой-то прототип? – предположил Тони. – Что-нибудь типа того, что использовал Красный Череп? Должно быть, ГИДРа сохранила что-то из образцов Эрскина. Разве Эрскин не уничтожил все наработки, прежде чем переметнуться на запад? А, Стив?

Стив не ответил. Он был слишком занят возней с восьмьюдесятью килограммами волчатины, которые пытались спрятаться у него под рубашкой.

Я не хочу вспоминать! Не заставляйте меня!

Все эти имена, эти ужасные слова, которые он так долго и усердно выталкивал из сознания и надеялся, что сумел забыть. Все эти воспоминания. Теперь они хлынули назад, и даже объятия Стива не в силах были остановить дрожь и поскуливания.

– Он боится, – оставив попытки спасти рубашку, Стив прижал Сержанта к себе.

– Да что ты говоришь, – Тони подошел ближе. – Дай-ка я кое-что попробую.

Он наклонился и рявкнул Сержанту в ухо:

– ГИДРа!

Сержант взвыл и тщетно попытался влезть Стиву под кожу.

– Тони! – возмутился Стив.

– Эй, зато мы теперь знаем, от кого у него сыворотка. Как считаешь, они его ищут? Учитывая всю эту публичность, они точно знают, что он у нас.

– Они доберутся до него только через мой труп, – прорычал Стив.

– Пусть сначала пройдут через всех нас, Сосулька, – утешил Тони.

– И они это сделают, – устало проговорил Брюс. – И все-таки нам нужно точно знать, что с ним случилось, кто это сделал и когда. А он не в настроении общаться.

Сержант льнул к Стиву, спрятав хвост между ног, ухом прижавшись к его груди, чтобы слышать сердцебиение, вдыхая его запах. Он не мог говорить. Он не хотел говорить. Все, что он мог – мучительно переживать все заново и вспоминать.

========== Главы 21-24 ==========

Глава 21

Обрывки воспоминаний, непрошеные, но неудержимые, все вспыхивали, воскрешая события, случившиеся много десятилетий назад…

Все офицеры были мертвы, и то же самое грозило остальным, если кое-кто не вытащит голову из задницы. Он смотрел в прицел на приближающихся немцев и матерился про себя, пусть даже одного и удалось снять пулей в горло.

– Сделай что-нибудь, Сержант, – сказал позади Дум-Дум. – Ты теперь самый старший.

– Свезло так свезло, – он дослал патрон и повысил голос, чтобы слышно было через пальбу. – Назад! Все назад!

В жопу генеральский приказ. Своих людей он сбережет, а там пусть его хоть под трибунал отдают.

Он снова глянул в прицел – по сути, кусок стекла с нарисованным перекрестием – как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из приближающихся солдат растворяется во вспышке синего света.

– Что за черт?

Все больше людей попросту исчезало, а из темноты выкатывались немецкие танки, оснащенные странного вида орудиями – с нарисованными на них стилизованными осьминогами, растопырившими щупальца. И все эти орудия нацеливались на выживших из 107-го полка.

Сержант сглотнул и встал, поднимая руки.

– Парни? Сдавайтесь. Похоже, мы влипли.

Вены горели огнем, мышцы сводило конвульсиями, а голос пропал от бесконечных криков. Работать на ружейном заводе было плохо, получать побои всякий раз, когда вступался за своих перед охраной – еще хуже. А пневмония, вынудившая их взять его в качестве подопытного, стала последней каплей. Во всяком случае, так он думал, пока мучители не начали наполнять его вены кошмарами и не положили его под аппарат, излучающий сущий ад.

– 322557… – бормотал он, а еще имя и звание.

Это длилось миллионы лет – с тех пор, как его втащили сюда и привязали к столу. Он чувствовал запах грязного тела, мочи и дерьма, старой крови и гнили, слышал бесконечный стук капель и шипение плавящегося металла под аккомпанемент воплей и периодических выстрелов. Он не знал, был ли жив или мертв, кто из его однополчан все еще влачил жалкое существование на заводе, или, может, он каким-то образом угодил в ад и просто не заметил, когда демоны запустили в него когти.

По крайней мере, хуже уже некуда, сказал он себе в какой-то момент. Его могли бить, жечь, морозить, делать тысячу других вещей, но пока с ним все это проделывали, он хотя бы знал, что, благодаря ему, этого не делают с его людьми, а это чего-то да стоило, так ведь? И еще ему не задавали вопросов – после того последнего раза, когда мерзкий болтливый коротышка поинтересовался его самочувствием и вкатил ему целую серию инъекций.

Сержант мало что соображал, но все равно гордился тем, как заблевал этой крысе весь белый халат.

Он понял, что все-таки угодил в преисподнюю, когда в лаборатории появился демон с красным лицом без кожи, одетый в безукоризненную нацистскую форму.

– Доктор Зола! – заговорил демон. – Как продвигается эксперимент? Я слышал, ваш последний подопытный протянул дольше остальных.

Зола повернулся к демону с видом одновременно перепуганным и подобострастным.

– Да, герр Шмидт. Его тело приняло сыворотку, пусть и несколько отличную от той, что нам удалось спасти из лабораторий доктора Эрскина. Я уверен, что, когда лихорадка пройдет, он станет таким же сильным и быстрым, как вы.

Шмидт посмотрел на Сержанта. Глаза у него были вполне человеческие, что по контрасту с лишенным кожи лицом делало его облик еще более инфернальным. Приглядевшись, Сержант мог различить, как по жилам среди обнаженных мышц движется кровь, и от этого в нем закипал ужас.

– 32557038, – забормотал он, потом перешел к имени и званию, но на него никто не обращал внимания, и он повторял эти слова, будто мантру против надвигающегося безумия.

– Отличная работа, доктор. Как можно быстрее переправьте его в восточный лагерь. Мне интересно, продержится ли сыворотка против последних приобретений герра Гитлера.

Зола выглядел шокированным.

– Вы собираетесь швырнуть его чудовищам? Но это наш единственный успех!

И добавил под взглядом Шмидта:

– Помимо вас, разумеется.

Лицо Шмидта исказилось в ухмылке.

– И этих успехов у вас будет гораздо больше, мой дорогой доктор, теперь, когда вы усовершенствовали свою технологию. Нам больше не придется полагаться на американского пса, который в любой момент может обернуться против нас.

– Но у нас осталось всего несколько доз сыворотки, – возразил Зола.

– И так много надежных людей из ГИДРы, чтобы ее применить, – Шмидт сделал широкий жест. – Действуйте, доктор. Мы можем пожертвовать одним подопытным. У вас достаточно времени, чтобы создать настоящих суперсолдат. Никто не осмелится атаковать эту базу. Что касается данного экземпляра, считайте, что мне любопытно. Перевозите его.

Зола сгорбился.

– Да, герр Шмидт.

За новой базой, позади рядов тяжелых клеток и вольеров, была большая яма. Яму опоясывало ограждение, люди перегибались через него, кричали и бросали вниз камни, палки и что-то съестное. Из ямы доносилось беспрестанное, отдающееся эхом рычание.

Зола предпочел остаться в лаборатории, прислав вместо себя одного из ассистентов. И теперь ассистент тщетно корчил из себя главного, пока двое солдат волокли Сержанта к яме. Сержант висел у них на руках мертвым грузом, голова все еще кружилась от ударов прикладом, которыми его награждали в кузове грузовика за малейшие движения. Он и рад был не двигаться, но грузовик подскакивал на ухабах, и лежать совсем неподвижно не получалось.