Побочный эффект, в виде полной защиты от физического воздействия, в том числе и магической природы, был обнаружен совершенно случайно, когда удавшаяся-таки шутка не подставила подопытного под шквал низкоуровневых боевых заклинаний других студентов, в чьей памяти, а было это, напоминаю, с десяток лет назад, ещё были свежи воспоминания о войне с Волдемордой.

Обнаружить авторов поделия и изъять артефакт удалось как раз Снейпу, который и зажилил его под угрозой отчисления шутников из Хогвартса. Использовал ли он его после этого сам, зельевар скромно умолчал.

Сказать, что отношение ко мне со стороны учеников Хогвартса изменилось, это значительно преуменьшить тот форменный пиздец, что стал твориться вокруг. Будь проклят тот день, когда мне пришло в голову победить дракона именно так. Я продолжал себя склонять на все лады, но изменить уже ничего было нельзя, осталось только пожинать плоды собственного безрассудства.

А всё упёрлось в то, что победить в ментальном поединке дракона мог или совершенно упоротый воин, чья неистовая ярость и память о пережитых битвах, пугали даже эту магическую ящерицу-переростка, либо искуснейший легилимент, способный эту самую ярость и битвы достоверно сымитировать.

Вот народ и терялся в догадках, а кем же являюсь я. Одни, как довод в пользу об упоротости приводили замоченного на Чемпионате пожирателя. Другие с ними не соглашались, ибо на эпичную битву это не тянуло, а значит я был скрытым легилиментом огромной силы. Правда, слизеринцы, с Малфоем во главе, насчёт легилименции презрительно пофыркивали, видать успели от своего декана получить кое-какую информацию.

Ну и ещё постепенно набирала обороты, явно с подачи болгарско-французских команд, версия, что дракона предварительно обработал Дамблдор, основательно дав тому по мозгам, и мне оставалось лишь, что называется, сорвать спелый плод с дерева. В общем-то я и оказался на последнем месте именно из-за этого. Что Каркаров, что французская мадам влепили мне по единице — минимальному баллу за состязание.

Поттер, к слову, оказался на третьем месте. Всё из-за метлы, также вызвавшей у наших заклятых друзей боль пониже спины. Он, как и в прошлый раз, оседлал личный хозинвентарь, правда, грабанул свою хвосторогу более грамотно, видать, успел заранее продумать маршрут.

В общем, слухов обо мне стало ходить до неприличия много, один другого страшней. Но жопа была в другом — меня вызвал Дамблдор.

Скажу одно — Штирлиц ни разу не был так близок к провалу. Всю беседу я просидел впившись взглядом в пол, якобы от стеснения и стыда, чтобы милый и добрый старичок, явно прикопавший на личном кладбище не одну сотню врагов, не попытался применить легилименцию уже на мне самом. Способности сопротивляться такому зубру я оценивал вполне здраво, как и то, что даже поверхностное чтение мыслей явно покажет, что с их Роном Уизли меня тутошнего роднит только это, ставшее мне чрезвычайно дорогим (за неимением другого), тело.

Хорошо ещё устав Хогвартса запрещает прямое негативное воздействие, под которое ломка разума вполне себе попадает. Есть только одно исключение, это учебный процесс. Я внимательно проштудировал соответствующие документы в библиотеке. Чтобы применить легилименцию на ученике, нужно чётко обозначить учебный характер воздействия и получить на то чёткое и недвусмысленное согласие студента. Вполне, кстати, достаточно и устной формы. Вот такие пироги.

После чтения этих талмудов, от мадам Пинс уходил я с опухшей головой и жёсткой мигренью. Ну, а как вы хотели. Сообразив, что натворил, я первым делом ознакомился со своими правами, чтобы случайно не подписаться ни на что сомнительное. И как в воду глядел.

— Мальчик мой, — с доброй улыбкой произнёс Дамблдор после получаса жёсткого допроса, облачённого в форму задушевной беседы дедушки с внучком. — Я вижу, что у тебя большой потенциал в такой непростой дисциплине как легилименция. Как и окклюменция, она в первую очередь завязана на волю, а с ней у тебя всё очень хорошо. Как ты смотришь на то, чтобы взять несколько уроков у меня?

«Не-не-не, Дэвид Блейн», — подумал я, с внутренней дрожью. — «Ещё чего».

— Спасибо, директор, — всё так же изучая напольное покрытие кабинета, имитируя смущение, протянул я. — Но вы такой занятой волшебник, мне просто неудобно вас отвлекать.

— Ничего, ничего, — старый, хотел бы я сказать, что маразматик, но, к сожалению, нет, заулыбался ещё больше, закинул в рот лимонную дольку. — Было бы преступлением не уделить внимание такому таланту.

— Боюсь, мне это помешает готовиться к следующим состязаниям, директор. Может после Чемпионата? — ну не улыбалось мне становиться подопытным кроликом и проверять, как будет воспринята память о моей прошлой жизни, и, особенно, о знании канона. Как-нибудь потом, и лучше не в этой жизни.

— Хорошо, Рон, — сделал вид, что согласился, Дамблдор. — Действительно, на тебя сейчас много всего навалилось. Пожалуй, отложим этот вопрос, но после Чемпионата обязательно к нему вернёмся. Это очень редкий дар, и я обязательно уделю время, чтобы помочь тебе в его развитии.

«Время», — подумал я. — «Уж я постараюсь, директор, чтобы после финала у вас его не было, чтобы вам резко стало не до того».

Кое-как от него отвязавшись, я спустился вниз и, пройдя мимо горгулий, одолеваемый мрачными думами, поплёлся по коридору. Засунув руки в карманы мантии, шаркая, словно старикан, в который раз подивился своей способности на ровном месте влипать в неприятности. Вот только долго мне самокопанием заниматься не дали.

— Мальчик, хочешь большой и чистой любви? — как гром среди ясного неба прозвучала для меня фраза, сказанная негромким девичьим голосом.

Запнувшись, я потряс головой, в попытке понять, не слуховая ли это галлюцинация, но взглянув в сторону, увидел стоявшую недалеко студентку, которая, скрестив руки на груди, с лёгкой улыбкой смотрела на меня.

Последний курс, мигом собравшись, определил я опытным взглядом. Рост не слишком высокий, я в свои четырнадцать был не ниже, но хорошо развитые бёдра и грудь, размера три плюс, если конечно там не пушап какой-нибудь натянут, не оставляли сомнений в её возрасте.

То, как я её оглядел, от неё не укрылось, и, опустив руки, она чуть огладила складки на юбке, как примерная девочка, улыбнувшись сильнее. На лицо, кстати, она тоже была вполне ничего.

Возведя очи к потолку, я тихо, но восторженно, произнёс:

— Фея-крёстная, неужели ты услышала мою просьбу о подарке на четырнадцатилетие?! — та прыснула, а я продолжил, показно надув губы. — Только я просил, чтобы она была голой и вылезла из торта, перевязанная подарочной ленточкой.

Смешки резко перешли в кашель, взглянув на меня круглыми глазами, девушка произнесла:

— Ну у тебя и запросы.

— Для тебя чересчур? — хитро прищурившись, спросил я.

А старшекурсница дёрнула бровью в лёгком удивлении, но поджав губы, вдруг подошла и впилась в меня долгим поцелуем. После чего, проведя губами по щеке, шепнула на ухо:

— Если будешь хорошим мальчиком…

Засмеялась и с независимым видом пошла по коридору.

— Стой, — спохватился я, — а звать-то тебя как?

Но в ответ она, не оборачиваясь, лишь помахала рукой. Проводив глазами ладную фигурку, одетую в цвета Рэйвенкло, я буркнул, снова тряхнув головой:

— Дурдом какой-то.

Больше по дороге в спальню Грифов неожиданностей не было, но вот периодически бросаемые на меня заинтересованные взгляды от студенток с третьего по седьмой курс, причём с разных факультетов, я замечал. С лёгкой опаской подумал, что надо озаботиться антидотом к приворотным зельям, с этих баб станется подлить чего-нибудь. Поттера вон на шестом вроде Ромильда пыталась конфетками с сюрпризом угостить. И это он просто избранным был, а я-то, единственный на всю бриташку Повелитель драконов! Да уж, вот ещё проблема, о которой я сразу и не подумал. Один плюс, если захочу, гаремчик точно себе собрать смогу, хе-хе.