Лицо парня, которого она застала на месте преступления, до сих пор стояло перед глазами. Девушка нахмурилась, вспоминая все в деталях.

Длинные черные волосы, вытянутое лицо. Глаза впалые, под ними – страшные тени. Ямочка на подбородке – зияющий провал. На щеке – отвратительный шрам. Санда никогда не видела столь пугающего человека. Она подумала: будь у нее такая внешность, ходила бы, не снимая с головы мешка. Про гимназию пришлось бы забыть. Единственное, что было человеческого в нелюдимце, – большие глаза с золотыми крапинками. Как солнце на древесной коре.

Санда сразу поняла, что эти двое – нелюдимцы: они не выглядели как нормальные люди. И дело не в пугающем виде, их просто что-то отличало, что невозможно описать словами. Они были… другие.

«Это не мы», – сказал парень. Он имел в виду похищение отца? Кто же тогда?

Санда задумалась и тут же вспомнила, что в кармане лежит странный предмет. Она вытащила кубик. Надо же, по-прежнему светится! Совсем как Лучезар, сказку о котором ей читал в детстве папа. Волшебный зеленый камень, подаривший огонь светлячкам.

В окно постучали.

Санда чуть не упала с кровати от испуга и удивления, а стук послышался снова.

Девушка достала лук. Подобралась к окну.

Тук-так-так… – раздалось по ту сторону.

И сердце в груди повторило перестук. Но Санда не собиралась бежать: уж какой-какой, а трусливой ее никто бы не назвал! Она приоткрыла окно, спугнув какую-то большую пеструю птицу, взглянула на исцарапанный деревянный подоконник.

– Откуда это взялось? – Санда попятилась и задела стол. Графин с водой качнулся, сделал коварный кувырок и опрокинулся прямо на нее. Санда уставилась на мокрые штаны. – Да что происходит?! Сначала дождь, теперь графин!

И вдруг в открытое окно вплыли странные звуки – такие призрачные и грустные, что Санда почувствовала невероятную тоску. Где-то за грядой холмов, покрытых редкими островками серого ноздреватого снега, играла кобза…

Звуки приближались, мелодия стала более ясной, и Санда похолодела. Это была колыбельная, которую ей в детстве пел отец.

Впервые за все время Теодор вернулся на кладбище счастливый. Он игрок! Он раздобыл игральную кость и теперь сможет участвовать в Макабре! Сыграет со Смертью, обставит ее и вернет родителей. Теодор оглянулся на свою прямоугольную тень. Пожалуй, это хороший знак. Дверь. Он откроет ее. Встретится со Смертью, и она выполнит его требование, и тогда все будет хорошо.

Осталось только найти Волшебного Кобзаря – ведь Теодор понятия не имел, где будет проходить первый тур… Впрочем, искать не пришлось. Тео сидел возле часовни, отогревая ноги у костра, и жарил гренки из ворованного хлеба, как вдруг из-за угла раздался звон: «Дзыньк-бреньк-бумц!»

– Добрый вечер!

– Доброе утро, – ответил Теодор. Так здоровались на кладбище, и он сам подхватил эту привычку.

Волшебный Кобзарь уставился на гренку, которую Теодор только что снял с ветки. Тео без слов отдал ее музыканту.

– Бог мой, бог мой! Какая вкуснотища! – В единое мгновение Кобзарь проглотил угощение и взгромоздился на бревно.

Некоторое время они так и сидели: с одной стороны – чернота, бывшая Теодором, а с другой – яркое пятно – Кобзарь.

Теодор отошел к стене часовни, где еще лежал снег, набрал его в котелок и подвесил над костром. Когда вода забурлила, Тео кинул туда сушеную мяту, которую нашел на одном заднем дворе, дал напитку настояться, потом подул и неторопливо отпил.

Кобзарь лег на бревно, наблюдая за движениями Теодора так, словно следил за важным научным объектом или разглядывал произведение искусства.

– Удивителен наш мир! – заявил он. – Пахари радуются снегу, думая, что получат богатый урожай. Влюбленные рисуют снежных ангелов. Художники копируют ледяной блеск на холсты. А для кого-то снег – лишь вода в чайнике. До чего безумен и удивителен мир людей!

Кобзарь расхохотался и подкинул ворох невесть откуда взявшихся снежинок. Теодор опустил взгляд: плащ покрылся множеством белых звездочек. Он нахмурил брови и отряхнулся.

Кобзарь хихикнул и снова устроил снежный фейерверк.

– В мире, где ничто не вечно, единственное, что имеет значение, – перемены.

– Вы это к чему?

Кобзарь вскочил на бревно, как цирковой гимнаст.

– Поймешь. Так говорит моя Госпожа.

Он беззвучно засмеялся, и его костюм издал сказочный перезвон.

– Мне ужасно нравится что-то менять! Если ничего не можешь поделать со своей жизнью, берись за чужие. Выворачивай наизнанку так, как я сделал с одеждой. Погляди на штаны! – Кобзарь указал на розовые атласные панталоны. – Я надел розовые потому, что они ярче. Некоторые считают, будто яркие вещи покажут, что у них в душе живут мечты. И поэтому прячут сокровенные эмоции в черное и серое. Будто это помогает! Да у них все на лбу написано! В морщинах у глаз и в движении зрачков. Я не стесняюсь своей души! Да, мне хочется больше радости, и я надеваю розовые атласные штаны, ведь так приятно, когда к ним прикасаешься!

Кобзарь подскочил так, что Теодор отшатнулся от неожиданности.

– Погляди! Разве голубая подкладка с зелеными листочками не лучше коричневой ткани куртки? Потому-то я вывернул ее наизнанку. Все должно быть наоборот! Люди все делают не так! Вот глупцы! И еще уверены, будто мудрые… Кладут в карманы то, что можно повесить снаружи. Прячут красивые цвета, а наружу выставляют самые мрачные и тусклые, чтобы казаться серьезнее. Обрезают волосы, чтобы не видеть, как с ними играют солнечные лучи, не слышать, как в них шепчет ветер! Прячут душу ото всех, вместо того чтобы вывернуть наизнанку и соприкоснуться с душами других людей! Ох, глупцы… когда уж они научатся? Знаешь, что я хотел бы больше всего на свете? О чем бы попросил я, войдя в Дверь, где мог бы взять что угодно?

– Что же?

– Немножко любви для людей.

– Там и такое можно добыть? – Теодор впился зубами в гренку и замычал от боли. Он обжег язык! Снова бушует стихия огня! Но теперь Теодор был чуть ли не рад – ведь он стал игроком, и в кармане лежала маленькая светящаяся кость.

Волшебный Кобзарь лукаво прищурился:

– Все-то тебе расскажи! Впрочем, я могу приоткрыть тайну. Там, за Дверью, исполняется любое желание. Это место всех вещей на свете. Место всего. Это родина Смерти, и там она таилась, пока не проникла в наш мир через дверь, которую открыл первый из людей, свершивший убийство. Убийство открыло эту дверь. Кровь.

Волшебный Кобзарь о чем-то задумался, и бубенцы грустно звякнули на шляпе.

– Да, там можно набрать любви для вас, людишек. Нежителей и живых. Я сам видел, она кипит в небольшом золотистом чане, как золотое масло. До сих пор слышу ее мелодичное бульканье. «Бульк-блямц-шлимп!» – так мурлычет этот напиток. Он обжигает. Как и должна настоящая любовь, – проговорил Волшебный Кобзарь.

– Вот уж не стал бы этого просить, – хмыкнул Теодор.

– А я – да! Ведь в том, у кого отобрали сердце, любви быть не может! – Кобзарь скривился, словно еле сдерживался, чтобы не заплакать от обиды.

– Вы сами на это согласились, – пожал плечами Теодор. – Сами продали сердце Смерти.

– Иногда не знаешь, на что идешь. – Кобзарь вынул из кармана конфету. – Вот, гляди. Чудная обертка, такая яркая, броская. Спорим, хочешь развернуть ее и насладиться леденцом? Но развернешь и получишь…

Волшебный Кобзарь дернул фантик, и оттуда выпрыгнул жирный червяк.

– Бе! Какая гадость! – Кобзарь тряхнул кистью, и червяк, взлетев в воздух, плюхнулся прямо на роскошную шляпу.

– Как же вы попали в тот мир – ведь его видела только Смерть? Или вы тоже участвовали в Макабре? – нахмурился Теодор и тут же догадался: – Вы его выиграли?