Зарытый в горе сомнений и ожиданий, Том и не заметил, что в зале он остался один на один со Слизнортом, который бережно протирал корпус золотых часов и никуда не спешил.

— Задумались?

— Есть над чем, — не скрыл Том.

— Дамблдор?

— Я еще не приступал к этому пункту плана.

— Секция?

— Не очень меня волнует. Скорее, все то, что окружает это обстоятельство.

Том выглядел печальным и одновременно энергичным, будто какая-то горькая новость заставила его вести себя решительнее. Он поправил спадающие на глаза черные пряди волос и флегматично почесал кончик тонкого носа. Слизнорта его состояние ввело в искреннее замешательство, которое и замаскировать-то было нечем, такое оно было неожиданное.

— Вам не дают покоя причины, — угадал Слизнорт, — это очевидно и совсем не возмущает меня. Было бы гораздо хуже, если бы вы о них не задумались. Я не буду настаивать на признании, что конкретно вас насторожило, но, если вы вдруг захотите это озвучить, то мои уши доступны для вас в любое время суток.

— Сэр, — Том сложил руки в замок, и уголки его губ приподнялись, — помните, как в прошлый раз вы сказали мне, что не хотите вникать в подробности, чтобы не сбить интерес? Так вот, я тоже не хочу разрешить загадку, всего лишь спросив о ней.

— Вот поэтому я и связался с вами, Том.

— Только поэтому? — улыбка Тома стала шире и лукавее.

— А вы сегодня смелый, но только со мной. Не пора ли начать вести себя поотважнее и с другими?

— Рискованно.

— Чем?

Том предпочёл бы скрыть это, но было уже поздно. Он лично, собственными руками, положил начало пути к величию, могуществу и тайному знанию, а потому шаг назад был уже невозможен. К тому же, Слизнорт не имел привычки болтать и доверил ему часть своих секретных помыслов.

— Я встаю каждое утро на два часа раньше, чем остальные, — тихо сказал Том, чертя пальцем по столу треугольник, — в выходные дни дополнительно занимаюсь. Я стараюсь делать все идеально: пишу аккуратным почерком, мои ответы точны, а рубашки — все без единой складочки. Я оттачиваю свои навыки до того момента, пока не не смогу достигнуть идеала одним небрежным жестом. И если вы думаете, что здесь спрятан перфекционизм, то ошибаетесь.

— Попробуйте меня переубедить, — сказал Слизнорт.

По его лицу было сложно сказать, о чем он думает, насмехается ли или беспокоится.

— За моими плечами не стоит богатая влиятельная семья, которая заступится за меня. Я не могу присоединиться к общему разговору о зимних каникулах, потому что провожу их в замке или приюте, а не в поместье. На моих пальцах никогда не было надето ни одного кольца, а салфетки для ужина я впервые встретил здесь. Прибыв в Хогвартс, я почувствовал себя ограниченным. Что-то сковывало мою свободу.

— И вы решили просто компенсировать свой социальный статус? — Слизнорт вдруг возмутился и покачал головой, — Том, это в корне неправильно. Вы не должны молчать только потому, что не имеете таких же материальных благ! Я живу в этом мире довольно долго, и поверьте моему опыту, если бы я ориентировался в знакомствах только на финансовую и статусную составляющую, то вряд ли жил бы такой жизнью, о которой мечтал.

— Вы разве мечтали быть учителем? — скепсис прочно впился в Тома.

— Нет, кое-что другое, впрочем, сейчас не об этом, — Слизнорт наклонился вперед. Морщины на его лбу выступили сильнее, — я могу оценить по достоинству людей, которые стремятся совершенствоваться, но я поражен тем, что вы приняли дурацкие правила этого мира. Неуверенность губит людей. Великие писатели, художники и ученые умирали в нищете и среди чужих из-за нее. Неужели вы выбрали это?

— В этом мире слишком много людей, придерживающихся этих правил, и пока что я не в силах изменить их, понимаете? Я могу сколько угодно возмущаться и жаловаться на несправедливость, но ничего от этого не изменится. Да и… материальные блага, как вы сказали, даже состоятельных людей не уважают. Я видел газеты, в которых про них печатают грязные сплетни. Я вам признаюсь, что если бы мне предложили поменяться местами с Эрни Розье, то я бы отказался.

— Интригующе. И почему?

— Все они зависимы, обвешаны ожиданиями и легко заменимы, — глаза Тома стали ясными, словно подтверждая, что его признание самое искреннее, — богач из министерства господин Розье хоть и является важным лицом, которому льстят, лишен настоящего уважения. Я же хочу быть тем, кому замены нет. Я не хочу зависеть от чужого мнения, от чужих ожиданий, я хочу быть настолько ценным, что людям будет невыгодно строить мне козни. И для этого мне не нужны деньги и родственники. Мне нужно стать мастером.

— Признаться, это замечательная мысль, — Слизнорт заметно воодушевился и расслабился.

Свечи в зале остались гореть только над слизеринским столом. Зал погрузился в загадочный полумрак, разрушаемый лишь мягким свечением под потолком, необычайную тишину, прерываемую свистом ветра за окном и треском огня в каминах, обвешанных гирляндами. Блюда со стола по волшебному мановению исчезли.

— Очень мудрая, хотя мудрость это и весьма…специфическая. Вы, оказывается, не романтик, громким речам об идеальном мире и перевоспитании не верите, — подытожил профессор, постукивая костяшками пальцев по столу, — это заслуживает уважения, однако в любом мастерстве нужна смелость. Без нее никто не способен сдвинуться с места. Вы можете нарисовать шедевральный пейзаж, но толку, если вы прячете его в спальне? Люди часто идут за образом, оболочкой, а наполненность — уже дело вторичное. В вашем же случае, все наоборот. Эрни успешен благодаря харизме, а вот на что он на самом деле способен — никому неизвестно, мне в том числе.

— Было бы глупо проиграть из-за того, что не построил новый образ, — горько признал Том, — но вы же понимаете, что я не тот, кто будет со всеми весело общаться и шутить?

— А надо? — Слизнорт приподнял одну бровь.

— Судя по вашим словам…

— Вы неверно их истолковали. Вы выбрали весомый вариант стать мастером, человеком, уважение к которому построено на заслугах, и вам нет нужды строить из себя клоуна, ровно также, как и скромного обычного мальчишку. Пусть все видят и чувствуют, что вы есть что-то значимое, хоть и молчаливое. Вам пора убрать привычку ретироваться после каждой неловкой ситуации и начать проявлять напор. Внутри вас — огонь, так дайте ему помочь вам. Выпустите его.

В спальню Том вернулся очень поздно и устало рухнул на кровать, утыкаясь носом в мягкую подушку. Он заснул сразу же, даже снов не видел, а проснулся самым первым, как и всегда, и снова отправился в библиотеку, но теперь уже в отделение архива. Он пролистал не меньше сотни пожелтелых от времени газет с самыми нелепыми названиями в поисках конкретного имени.

— Марволо… — шептал он себе под нос, перебирая пальцами ветхие страницы с выцветевшими чернилами, — …Мракс.

В нем проснулась слепая надежда. На что именно — он не знал, но казалось, что ему станет легче, если его прошлое приобретет более четкие черты. Ему надоело скрывать ту неопределенность, которая висела над ним грозовым облаком и портила существование. Том и не мог нормально объяснить, почему он должен исправить это недоразумение, просто опирался на интуицию, а она в последние дни проявляла себя очень активно.

Последующие пару недель выдались сумасшедшими. Он почти не выходил во внутренние дворики, где устраивались игры в снежками и другие зимние забавы, предпочитая вместо них отправляться со Слизнортом на Косую аллею, чтобы навестить его таинственных знакомых, получить пару уроков по древним ритуалам и выпить ромашковый чар в баре.

Его радовали собственные успехи в легиллеменции — это было невероятно. Изворачивать чужие души наизнанку и постигать сокровенные секреты, о которых он вряд ли бы догадался сам. Это приобрело вид запрещенной игры. Настолько, что сдерживать ехидную улыбку стало тяжелее и Тому приходилось порой прикрывать рот ладонью. Узнавать истинные страхи людей, их тщательно скрываемые цели и комплексы было очень интересно, но Том занимался этим без тени злорадства, все же он хотел быть мастером — а мастер мог, погружаясь в чужие истории, лишь делать из них выводы и извлекать уроки, а не заниматься бесполезным высмеиванием.