— Я буду тебе позировать.

Он остановился в дверях и повернулся: Лотти стояла в море пузырьков, прикрывая грудь и интимную часть руками, словно современная версия «Рождения Венеры» Сандро Боттичелли.

Дыхание застряло в горле, она была всем, чем не был он, — невинной и красивой. Правдивой и честной. Вежливой и прямой. Сладкой и искренней.

Взгляд глаз, зеленых, как морская вода, поддразнивал его.

— Я хочу, чтобы ты нарисовал меня, Лукка.

— Я уже нарисовал тебя.

— Не так. — Она уронила руки. — А так.

Лукка не мог отвести взгляд от нее, Лотти никогда не была настолько красивой, как сейчас. Мог ли он не хотеть нарисовать ее? Поймать момент, когда ее тело рассказывало историю, которую знали только они, интимную, чувственную историю двух противоположностей, нашедших друг в друге что-то, чего никто больше не мог понять. Он и сам не понимал этого, продолжая узнавать эту историю. Страница за страницей. Глава за главой. Сцена за сценой. Слово за словом. Слой за слоем узнавая себя, узнавая то, чего не понимал до сих пор.

— Почему?

— Потому что я хочу видеть, как ты видишь меня.

— Никогда раньше я не рисовал обнаженных тел. — Он сверкнул улыбкой плохого мальчика. — Ну, не так, в смысле.

— Тогда этот сеанс станет еще более особенным. Только между нами. Никто больше не увидит — не хочу, чтобы это видел кто-то другой. Это будет абсолютно личным.

Лукка почесал в затылке, сражаясь с совестью и удивляясь, что она все еще у него есть. В глазах Лотти сияло доверие, и от этого в Лукке словно исчезло что-то очень грязное и темное.

— Мне казалось, ты считаешь, что искусство — для того, чтобы им делиться?

— Оно будет разделено. — От ее улыбки появились ямочки. — Нами.

Сеанс состоялся на следующий день.

— Могу я теперь посмотреть?

— Нет, сиди там, пока я не поймаю угол света, падающего на твое плечо.

— Но мне холодно.

— Милая, это была твоя идея, ты помнишь? — Лукка обмакнул кисточку и вернулся к работе, от сосредоточенности его лицо становилось опасным и сердитым, а не очаровательным, как обычно.

Лотти не столько было холодно, сколько безумно хотелось посмотреть, что получается. Карантин был снят, и завтра можно улетать. Оказалось, что это было пищевое отравление, и что самое забавное — из-за булочной, снабжавшей отели. Пострадало всего несколько гостей, но власти предприняли достаточно активные меры, чтобы сдержать инфекцию.

Время, проведенное с Луккой, более чем восполняло все неудобства. Лотти не помнила, когда еще чувствовала себя такой счастливой и наполненной в чьем-то присутствии. Домашний Лукка отличался от публичного Лукки, или, может быть, она открыла другую его сторону. Она не обманывала себя мыслью, что их отношения — связь — продлятся дольше, чем Мадлен и Эдуарду потребуется времени, чтобы уехать из отеля «Чатсфилд» с надписью «Молодожены» на заднем стекле машины, но, по крайней мере, у нее останется что-то на память. Его картина станет напоминанием о первом разе, когда Лукка посвятил себя чему-то — кому-то — больше чем на несколько часов.

— Отлично. — Он откинулся на стуле и вытер лоб измазанной в краске тряпкой, подозрительно напоминавшей полотенце отеля. — Нужно еще несколько штрихов, но я сделаю это, когда мы вернемся. Полотно должно высохнуть, прежде чем я смогу добавить еще деталей.

Лотти вышла из ванной, обсушила ноги и подошла, чтобы посмотреть.

— Я правда так выгляжу?

Лукка нахмурился.

— Что? Тебе не нравится?

Лотти вдруг поняла, что за резкостью Лукка скрывает неуверенность, и ей захотелось его подразнить.

— Не знаю… — Она постукивала пальцем по губам, словно в критических раздумьях. — Ты мог бы получше постараться над моей грудью.

— Что ты имеешь в виду? — Лукка в раздражении нахмурился. — Я потратил кучу времени на твою грудь, она идеальна. Правильная форма, свет, тень.

Лотти щелкнула его по носу с победоносной улыбкой.

— Ты такой чувствительный мальчик.

— Маленькая ведьма. — Он схватил ее за бедра и притянул к себе, страстно прикусив правую грудь.

Его темная шевелюра составляла удивительный контраст с ее бледной кожей. Лотти вздрогнула и запустила пальцы в его волосы, вдыхая фирменный аромат шампуня отеля «Чатсфилд». С легкой грустью она гадала, будет ли время, когда она сможет вдыхать кедр, кожу, белую розу и лаванду и не думать о нем. Лукка перешел к другой груди, языком поддразнивая ее сосок, заставляя его отвердевать. Внутри все перевернулось, когда он отнял одну руку от бедра Лотти и переместил в интимную часть. Ей хотелось большего, все ее тело стонало от желания; девушка прижалась к Лукке.

— Предполагается, что мы должны дать тебе отдохнуть.

— Я отдохнула.

— Нет. — Он отстранил ее с утешающей улыбкой. — Прекрати соблазнять меня, девочка. Ты не знаешь, что творческие личности легко отвлекаются?

— Мне нравится отвлекать тебя. — Она провела пальцем по его нижней губе, потом по верхней. — Ты выглядишь таким напряженным за работой, у тебя появляются глубокие морщины вот здесь. — Лотти дотронулась до его лба. — Ты кажешься сердитым и сварливым.

Лукка усмехнулся.

— Что ж, эту часть меня никто не видит, и слава богу.

Лотти положила руки ему на плечи и посмотрела в темные карпе глаза.

— Ты хороший человек, Лукка Чатсфилд. Не позволяй никому говорить что-то другое.

— Не пытайся пришпилить мне ангельские крылья, маленькая принцесса. — Его глаза опасно горели. — Я прогнил до мозга костей.

— Я не верю этому.

Он взял ее за ягодицы и придвинул между расставленных ног. В джинсах стало тесно, он соприкасался с Лотти, и это только сильнее распаляло желание. Девушка потянулась, чтобы расстегнуть пояс и молнию, и, высвободив его плоть, принялась ласкать ее. На лице Лукки появилось удовольствие.

— Тебе нравится, когда я так делаю?

— А ты как думаешь?

Она поднимала и опускала его орудие, чувствуя на пальцах жидкость.

— Я хочу доставлять тебе удовольствие.

— Видишь ли, моя дорогая, — Лукка поднялся и обнял ее, — у меня есть правило, что дамы первые. Назови меня старомодным, но так я делаю всегда.

Лотти задрожала в предвосхищении, когда он положил ее на постель в своем номере. Его глаза были темны от желания, когда он раздвинул ее ноги, проведя по чувствительной коже внутренней поверхности бедра, каждым ласковым, медленным движением только усиливая восторг. Спина Лотти изогнулась, пальцы вцепились в кровать, а по телу волна за волной проходил экстаз. Ее шокировало, как сильно она реагирует на него, это было удивительно. С каждым касанием открывалось что-то новое, а сколько ей еще предстояло выучить и узнать о себе. Но теперь пришло время узнать что-нибудь о нем.

Лотти перевернула его на спину и оседлала, — судя по выражению лица, его плоть налилась почти до боли.

— Я хочу высосать тебя досуха. — Она с трудом верила, что сказала эти шокирующе эротические слова, не говоря о том, что действительно имела это в виду.

— Не без презерватива.

— Почему?

— Потому что тебе безопаснее с ним. — Он потянулся за защитой в прикроватном столике и протянул ей. — Можешь натянуть на меня, если хочешь.

Лотти забрала его у него и зубами разорвала пакет.

— Могу я надеть его ртом?

— Плохая девочка этой ночью готова вырваться наружу?

— Думаешь, справишься с ней? — Лотти лукаво посмотрела на него.

— Давай посмотрим. — Его улыбка была невероятно сексуальна.

Когда на следующий день они приземлились на острове Прейтель, пресса уже ждала их, но в кои-то веки Лотти не таилась от скоплений людей и вспышек камер. Ее тело все еще болело от страстной любовной ночи, не говоря о быстрой страстной интерлюдии в отеле перед отъездом. Быть милой с прессой стало новым опытом, и Лотти наслаждалась им, пока Лукка вел ее к ожидающей машине. Он справился со всеми вопросами со своим обычным шармом и чувством юмора, даже с вопросами о второй королевской свадьбе.