Бабушка… О! Воздушный шарик?! Для внучки? Что это у вас в руке? Это мне что-то смутно напоминает. Да-да-да…. Черный шарик с серебряной надписью. Но он же сейчас просто тряпка. Он лопнул, когда вы его надували? Что же… мне очень жаль, такое случается. Нет, простите, я не могу вам его заменить – все шарики уже раскупили. Но когда вы пришли ко мне девочкой, у вас был очень богатый выбор.

Для всего нужна своя особенная цель. А то появился в глуши и считаешь себя гением. Не прав ты, ой не прав. Ну так…. Стоп… послушай, думаешь твоя музыка нравится вон той кучерявой барышне? Нет, конечно! Видишь, какую кислую физиономию сквасила. Просто ей противно. Зря ты на неё обраща… Не обращаешь? Молодец! Так и надо! А мне – то уж подумалось Бог весть что. Вон из её окружения злобно скалятся в твою сторону. Знаешь, почему? Мхе! Не скажу – дурно на тебя повлияет сказанное. Нет? Уверен? Да ты просто лучше её “подопечных”.

А во-о-он та барышня с зелёными глазами просто боготворит тебя. Просит у тебя ЗЕМНОЙ музыки. Нет! Унеси её в заоблачные дали, творец! Пусть она увидит мир ТВОИМИ глазами. Пусть узнает, какую ты платишь цену за розовые очки. Тогда в её душе родится истинная награда для тебя – слёзы. Изумрудные глаза засияют в радостном блеске. Ты подаришь ей свои самые дорогие иллюзии, сливаясь с которыми она будет счастлива. Твори, навевай, действуй! Ставь перед собою цель – добиться слёз у своих слушателей. Если твоя музыка несёт печаль, пусть льются слёзы горечи, если радость – пусть люди плачут от счастья, если ты хочешь внести смешинку – пусть люди смеются до слез.

Придерживайся этой цели, Маэстро…

Ветер безжалостно сорвал остатки объявления. На клочке бумаги было написано нетвёрдой детской рукою: “…потерялся …онок”. Кто этот “…онок”? Котёнок? Лисёнок? Или, может быть собачонок? “Волосы светло-русые, глаза голубые …” О, ужас!!! Это же … ребенок! Нет ни котят, ни лисят, ни тем более, собачат со светло – русыми волосами. Быть может, незадачливый автор не уследил за своим братом или сестрой? И решил таким образом исправить ситуацию? Неизвестно. Но дело в том, что непогода кружила остатки объявления… в ДУШЕ голубоглазого мальчишки со светлыми волосами.

Куда он шёл? Домой? Нет. Он шёл, куда глаза глядят. Дома у него не было, и в тоже время он был. Это, смотря с какой стороны глядеть на сей факт. Вот кто у него на свете был – это вредная тётка и глупый дядька. Это были единственные родственники мальчишки. Причём самые вредные.

Мальчик сел на тротуар и заплакал. Ноги у него озябли, влетая в один карман и со свистом выпархивая из другого. Домой идти нельзя – там непременно накажут за потерянные деньги на хлеб ….

Мальчишка, рыдая, встал и, медленно перебирая ногами, побрёл опять туда, куда глаза глядят. А в его душе завывал ветер, пронося мимо равнодушных людей крик о помощи, точнее, его эхо – клочок объявления, написанный нетвёрдой детской рукою.

Если вы увидите того мальчугана, не гоните его от себя, просто скажите ему: “НЕ ОТЧАИВАЙСЯ!”

Пустые пластиковые пакеты спешили в никуда, просто подметая пыльный асфальт. В вихре танцев пустых пакетов неистово буйствовал другой мусор, веселясь в свете неоновых вывесок. Какой-нибудь пакет падал в лужу, намокал и тонул. Другие попадали под колёса автомобилей и тоже претерпевали гибельные изменения. А третьи благополучно достигали канализации и спокойно доживали свою жизнь там, в серости, вечном душном мраке и унынии.

Они были так похожи на подростков, потерявших смысл жизни.

Точки …точки…листы, смятые конверты… чьи-то письма.… Откуда они? Я же никому не писала, и никто мне не посылал столько листочков, исписанных чьим-то почерком, похожим на арабский. Откуда они? Из какой дали столько много маленьких бумажных голубков в синюю клеточку? Двери какой темницы открылись, выпустив их на свободу? Вот один … нет, тысяча один, тысяча два… тысяча триста пятьдесят восемь… зачем они летят сюда? Это же НЕ МОИ!? Ах, спасибо тому, кто никогда не посылал мне столько писем, в которых я могла бы запутаться, как в сугробах у ног властной метели. Спасибо за то, что мне никогда не приходилось читать все эти листочки, украдкой утирая слёзы. Благодарю – ведь не радовалась Я этим исписанным прямоугольничкам, не перечитывала их много-много раз!!! Спасибо!!! Спасибо! Спасибо. Спасибо …спа-си-бо… Они. Не. Мои. Просто стая цветных конвертов сбилась с курса.

А как жаль, что они наконец-то нашли своего адресата…

Вовочка с гордым видом вышел во двор, с какой-то коробкой подмышкой. Коробка была длинная и узкая, и сразу привлекла внимание ребят . Вовочку мигом окружила галдящая толпа детей.

– Что это? Откуда? Куда? Зачем? – сыпались на Вовочку вопросы.

Он, ничего не отвечая, раскрыл коробку и вытащил нечто, похожее на длинный калейдоскоп, к которому был с помощью проводков приделан пульт от телевизора.

Агрегат стоял на трёх ножках.

– Это тирлескоп! – важно объявил Вовочка. – Сам изобрёл! – и важно выпятил живот.

По кругу ребят прошелестели звуки “ах” и “ох”, и ”ого” и “ну ничего себе” и так далее.

– Он что, даже летающую тарелку поможет увидеть? – спросил мальчик в очках.

– А то, – подтвердил “изобретатель”. – В основе этого прибора заложены гиперболические рододендроны, – важно произнёс Вовочка.

– А вот и неправда! – заявила девочка , похожая на зайца (у неё сильно выдавались вперёд резцы). – Рододендрон – это растение, а гипербола-преувеличение. Энциклопедии читать надо!

Тут прибежал тот самый мальчишка постарше, который спрашивал про “тарелки”; он что-то прятал за спиной.

– Погляди-ка в свой “умноскоп”. Может, увидишь чего? – предложил он.

Вовочка с гордым видом подставил глаз к “прибору” и начал нажимать кнопки пульта, подозрительно похожие на старый калькулятор.

– Сейчас настроим на нужную частоту-у… – объявил он хихикающей публике. – О-О-ООО!!!! Поглядите!! Глядите!!!! Глядите сюда!! Это же ИНОПЛАНЕТНЫЙ КОРАБЛЬ!!!!!! – восторженно завопил Вовочка.

Его удивлённые вскрики заглушил громовой хохот ребят. Оказывается, мальчишка притащил удочку, на леске которой закрепил металлическую пластинку.

– Срочно побегу за фотоаппаратом, – прокричал Вовочка, топоча по лестнице.

Вихрем, пролетая мимо бабушек, он услышал, что они говорили о том, что их телевизоры стали вдруг переключаться с канала на канал, и остановились на НТВ. Видимо, и впрямь инопланетяне прилетали”, – подумал Вовочка, как угорелый взбегая вверх по ступенькам.

Чего ты боишься: грёз или того, что они СБУДУТСЯ? Того, что они станут явью?

Тише, не говори ничего. Я итак слышу грустный шёпот твоей души. Ты боишься, что воздушные замки, став настоящими, потеряют всю свою прелесть.

Что ж…. Я тебя понимаю. Ведь ты же – моё отражение.

– Когда-то давным-давно здесь были чистые и мягкие снега, – седой ирбис устало склонил огромную голову. – Но человек осмелился швырнуть перчатку в святой лик самой Природы. Печаль всегда приходит вслед за гордыней. И теперь мир почти опустошён…. С цветов срываются и летят прочь белые лепестки, а мне кажется, что это седеет моя шерсть. Не солнце затмили дымы пожарищ, а глаза мои, слезящиеся не то от его едкости, не то от обиды. Вы думаете, мы не умеем плакать?....

Седой матёрый кот печаль но поскрёб лапой обгоревшую ель, ту самую, что когда-то была необхватной и щекотала верхушкой облака. Ту, что когда-то давала приют многим и по коре которой барс, совсем котёнком, пытался забраться вверх.

– Нет. Не умеем мы плакать. Наверное, это самое тяжёлое для нас испытание, ибо сердце не выдерживает этой боли. Боли за леса, за нас, за прежний цветущий мир. Всё так изменилось…. Наверное, навсегда.