— Вадим, табу, — напомнил Петя, чей голос оказался намного ближе, чем рассчитывал Каминский.

На шее бугорками высыпали мурашки, ухо, кажется, догорело до барабанной перепонки.

— Я могу бить спереди? Или только спина и ягодицы?

— Спина и ягодицы, — эхом отозвался Вадим.

— Спина и ягодицы, хозяин, — особо проникновенным голосом поправил Базанов: звуки подрагивали так, будто внутри зарождался рык.

— Хозяин…

Огонь перекинулся на щеки и нос, опаляя нежную кожу.

— Будешь считать. Собьешься и еще пять ударов.

— Да, хозяин.

Казалось, языком Вадима управлял кто-то другой, явно не знавший, кого из себя представляет «хозяин» и что вообще происходит в этой комнате. И Каминский смог бы с этим смириться, если бы таинственная личность не взяла под контроль еще и член. Теперь белый бугор был абсолютно однозначным, именно поэтому парень и попросил партнера держаться за спиной.

Дрожь, еще недавно заставлявшая тело Базанова долбиться в железную дверь, передалась Вадиму. Он не падал только потому, что наручники плотно фиксировали руки. Парень не видел, что происходит за спиной, но скулил от каждого шороха. Вот тихий шаг куда-то в сторону, едва слышное шуршание кожи. Резкий звук, похожий на щелчок — Вадим закричал и дернулся, натягивая цепи. Но боли не было… Вообще ничего. Будто удар пришелся не по его телу.

— Я замахивался, — объяснил Базанов. — Тебе стоит расслабиться или будет больнее.

Каминский укусил себя за губу. Парень смеялся над ним, над абсолютно сучьим вскриком, над подрагивающими бледными ногами и обтянутой белой синтетикой задницей, которая то и дело напряженно сжималась. Вадим хотел что-то ответить, но кожу спины обожгло. Он запоздало выцепил из воздуха щелчок. Заскулил, прогнул поясницу. Боль от десятка ремешков оставила след, словно кожа разошлась лоскутами.

— Считай, — приказал Базанов, и невольное «раз» вырвалось само.

Второй удар пришелся на ягодицы. Они подобрались за секунду до этого, отчего щелчок вышел особо болезненным. Вадим, не выдержав, всхлипнул, процедив тихое «два». В третий раз снова пострадала задница. Парень закричал, повиснув на цепях, ему хотелось дотянуться до горящей кожи, чем-то успокоить этот жар.

— Три! — почти злобно выкрикнул Вадим, сдерживая рождающуюся внутри истерику.

— Так не пойдет. И раз табу только удары спереди…

Каминский даже не сразу понял, что именно говорит Базанов. Его голос тек, как раскаленный воск, делая больнее раздразненному телу. Вадим хотел, чтобы он прекратил. Хотел, чтобы продолжил. Хотел, чтобы зашел так далеко, как только способен.

Белые боксеры оказались на полу — белое пятно вокруг стоп. Вадим от неожиданности едва не подтянулся на наручниках, прижимая колени к торсу. Базанов, сдернувший с него белье, не мог не ощутить сопротивления, возникшего из-за каменного стояка. С каждым ударом, вопреки уговорам и здравому смыслу, к члену приливало только больше крови. Каминский посмотрел вниз и увидел, что головка блестит от влаги. Он был мокрым, как настоящая шлюшка.

— Продолжаем, — беспристрастно произнес Петя, плеть зашлась в яростном темпе.

На седьмом ударе Вадим мог только стонать, выдавливая звуки из пересохшего горла. Он не шел по канату, а, как неваляшка, падал с одного бока на другой: нестерпимая боль, невероятное удовольствие. Первое очевидно: кожаные ленты терзали спину и ягодицы. Второе казалось немыслимым: похлеще всех порнофильмов, которые он успел посмотреть за двадцать лет жизни, Каминского заводили уверенные движения — отточенные, словно партнер занимался этим всю жизнь — абсолютная безжалостность и холодность, льдом ложащаяся на рассеченную кожу. Позади стоял сильный и опасный зверь, который ради удовольствия партнера играл по правилам.

— У тебя все бедра мокрые. Течешь, сучка, — прошептал Базанов, проводя рукоятью плети по внутренней части, почти касаясь мошонки. — Неужели так приятно светить голым задом? Или фантазируешь о продолжении? Хочешь, чтобы я поимел тебя этой плеткой?

Каминский зарыдал в голос, постанывая и всхлипывая. Ему было больно. Ему было предательски хорошо. Он чувствовал, как рукоять упирается между ягодиц, раздвигая их и задевая ушибленные места. У него уже не оставалось сил на то, чтобы сжаться. Нагретая рукой плеть упиралась прямо в сфинктер, Базанов стоял очень близко. Между ними оставалось еще сантиметров двадцать, но Вадим каждой ссадиной чувствовал ткань одежды, темные, жесткие волосы, орлиный нос, даже ресницы. Он ощущал своего партнера целиком, впуская его в свое личное пространство.

— Отвечай, когда хозяин задает вопрос. Хочешь?

Рукоятка резко опустилась ниже, прижимая набухшие яйца парня к промежности. Дыхание клеймом обожгло шею, оставив на ней раскаленное тавро. Вадима сломало напополам. До хруста в пояснице, до бульканья из приоткрытого рта. Член выплевывал струи спермы, растекающиеся по животу, падающие на пол. Судорога сводила тело, и Каминский не мог остановить оргазм.

— Не думал, что ты кончишь от одного прикосновения к дырке. Так нельзя, я не разрешал, — рычание вырвалось наружу, за ним последовали три стремительных удара.

Они породили новую волну. Вадиму уже нечем было кончать, но член дергался и мучительно сокращался, выдавливая жалкие крохи. Каминский выл, силясь остановить это унижение.

— Ты забыл о счете, еще пять ударов.

— Фобия! Блять! Фобия! Иди нахуй! — истерично заорал Вадим.

Петя настолько быстро расстегнул наручники, что Вадим в пылу истерики даже не заметил этих движений. Он качнулся вперед, запутавшись лодыжками в трусах, на которые тоже попали капли. Отшатнулся от Базанова, пытавшегося удержать парня от падения, влетел в андреевский крест. Подбежал к одежде. Захлебываясь в слезах, влез в свою футболку, размахивая рукавами, как гимнастка лентами, и пулей вылетел из комнаты. Ему казалось, что все произошло за считанные секунды, но время сейчас было еще более странной и неточной величиной, чем обычно — может, он провозился минут десять. Что делал и чувствовал Петя, он и думать не смел. Все полетело к черту. Он кончил от семи ударов плетью и прикосновения к своим гребанным яйцам.

«Да вы извращенец, сударь», — внутренний психолог, наблюдавший за ситуацией, затянулся сигарой. — «На лицо сексуальные девиации, лучше вам бежать быстрее. И вообще, уехать из города».

Вадим и так бежал. Несся, как подстреленная лань, огибая желающих поздороваться «нижних» в латексных костюмах, раздраженных беготней в клубе «верхних», требующих наказания для мальчишки. Каминский смог вдохнуть, только когда оказался на улице. Воздух внезапно оказался прохладным и влажным — для Вадима сейчас: смесь из жидкого азота и родниковой воды. Он захлебывался этим ледяным эфиром. Мерзли мокрые бедра, ветер неприятно продувал липкую промежность. Парень почувствовал себя хуже. Поэтому ринулся дальше, к небольшом парку.

Только после нескольких метров он заметил, что на улице дождь. От движения капли казались единой непроницаемой стеной, через которую Вадим продирался, оставляя позади свои тревоги. Из-за болезненного треска в ушах Каминский не сразу услышал звук глухих металлических ударов, которые наполнили воздух. Мелькнувшая на горизонте ослепительно белая полоса развеяла сомнения. Началась гроза.

Вадим обессилено опустился на корточки, обхватив руками голову. Попытался дышать, но новый залп и следующий за ним разряд отобрали у него эту способность. Парень закричал, пытаясь перебить сумасшедший страх.

***

Все вокруг было темным и странным, только где-то в углу горел навязчивый огонек. Вадим испугался. Учащенное сердцебиение, сужение сосудов брюшной полости, расширение зрачков — парень чувствовал, как его надпочечники судорожно вырабатывают адреналин. Он совсем не понимал, где находится. Глаза никак не могли привыкнуть к темноте.

— М-мы в т-такси. Я не знаю твой адрес, п-поэтому едем к-ко м-мне.

Вадим узнал голос. Это был Петя. Тот самый: с большими очками, заиканием и кучей фобий. Каминский так обрадовался, что невольно потянулся за отстраняющимся парнем, схватил и сжал его руку.