У Элемроса мороз прошел по коже при этих словах.

– Страшно, верно, – спокойно сказал перевозчик. – Разумные существа, пожирающие таких же разумных существ

– Вы сами это видели? – робко спросил Элемрос.

– О да, – кивнул Ламбриль, глядя куда-то вдаль своими бездонными глазами. – Наши корабли вступили в бой с дарконианским флотом на орбите той маленькой необитаемой планетки, имя которой я позабыл. У нас было численное преимущество, но мы почти проиграли в тот день, так как после битвы в космосе впервые столкнулись с дарконами на земле. Когда их пехота устремилась на нас, словно цунами, состоящее из ревущих клыкастых пастей и когтей, готовых разорвать нас на куски, даже самые храбрые из нас почти дрогнули. Это очень страшно, знаешь ли, стоять посреди кипящей от ударов плазменных орудий земле и видеть, как на тебя несется смерть в своей первобытной ужасающей злобе… Мы почти дрогнули… Хорошо, что только почти. Сын Роримеля, о котором ты уже слышал, сразил первого даркона и погиб первым, но успев своим храбрым поступком показать всем нам, что бороться и победить этих чудовищ можно. Почти целый день ушел на то, чтобы отбросить силы дарконов к замку, в котором был их штаб. Тем временем наш флот уничтожил их гигантский флагманский крейсер и оставшиеся корабли дарконов ушли с орбиты в дальний космос, так как победить без командного центра у них не было уже никаких шансов. Замок-штаб простоял еще двое суток, но помощи так и не дождался. Мы взяли его штурмом на закате, но до того… дарконианский генерал продемонстрировал нам на пленном железном ангеле, что ждало всех нас в случае поражения.

Ламбриль на мгновение закрыл глаза и сжал губы.

– Не стоит рассказывать тебе об этом, – сказал перевозчик наконец. – Когда я впервые увидел, как именно даркон расправляется и поглощает свою жертву… Это было настолько ужасно, что все, кто тоже это видел, поняли, что дарконов надо уничтожить.

Элемроса слегка замутило.

– Мы победили в той войне, но пришлось пойти на колоссальные жертвы, – продолжил Ламбриль. – Ничего не оставалось, кроме как уничтожить всех дарконов… Я не хочу, чтобы были какие-то недомолвки, поэтому говорю, как есть. Всех, значит всех. Стариков, женщин… и детей…

Элемрос сглотнул и отвернулся.

– Тебя ужасает это, – тихо сказал перевозчик, – и я рад, что ты испытываешь ужас, но выбора у нас не было.

– А… как-нибудь перевоспитать, – еле слышно спросил Элемрос, которого мутило все сильнее и сильнее.

– Вииманы пробовали, – кивнул Ламбриль.

– Вииманы? – встрепенулся Элемрос.

– Да-да, – улыбнулся перевозчик. – Те самые прекраснодушные идеалисты, решившие облагодетельствовать мир без магии. Именно они воспротивились уничтожению дарконов и попытались перевоспитать сотню детей. На протяжении 10 лет, пока мы воевали с остатками дарконианской империи во всех 12 мирах, вииманы отучали юных дарконов от пути иммара, от стремления уничтожить своих жертв, учили их терпимости, миролюбию, состраданию ко всем, в том числе и «не дарконам». В тот день, когда им удалось осуществить задуманное, вся сотня уже не юных дарконов предстала перед советом фатум-лордов и гордые их наставники-вииманы поочередно представили каждого из них. Дарконы поклонились нам и все они в один голос произнесли традиционный девиз дарконов: «жизнь в смерть, смерть в жизнь», после чего каждый из них набросился на стоящего рядом учителя. Каждый из них разорвал по несколько человек, прежде чем мы опомнились и схватились за оружие. Вииманы были настолько потрясены, что просто исчезли в глубинах вселенной, предоставив нам самим завершать битву с дарконами. Прошло еще пять лет, прежде чем последний даркон был уничтожен. Трехсотлетняя война закончилась победой железных ангелов, унеся бессчетное количество жизней.

Элемрос испытывал головокружение от всей информации, которую на него вывалили. Вспомните, как это бывает, когда вы еще не определились, какие именно чувства вызывает у вас только что услышанная история. Кажется, что в этот момент единственное, что нужно, это как-нибудь отвлечься и подумать о чем-нибудь другом, пока рой мыслей не уляжется. Но кое-что требовалось прояснить прямо сейчас.

– А вы не пробовали привести дарконов сюда? – спросил Элемрос. – Ведь здесь… такое ощущение, что, попав сюда, просто невозможно сохранить злобу в душе?

Ламбриль улыбнулся, как улыбаются ребенку, спросившему, почему люди не могут жить в мире друг с другом.

– Ваа Лимор и город тысячи зеркал – это не загон для скота, – сказал перевозчик, похлопав Элемроса по плечу. – Сюда не приводят, сюда приходят. Приходят те, кого призвали камни озера Лимор. Те, кто уже отринул тьму и обратился к свету. Город дает лишь твердость убеждений. Так сказать, шлифует неограненный бриллиант. Просто если бриллианта нет, то и шлифовать нечего. Напомню тебе, что всякий, кто видел солнечный свет, пробивающийся сквозь кроны деревьев в изначальном лесу, кто дышал воздухом, прилетевшим с гор Имбраи и ощущал прикосновение вод озера долины Ваа, навеки сохраняет этот свет, этот воздух и это прикосновение в самом сокровенном уголке своей души. И он уходит отсюда, твердо зная кто он после того, как посмотрит в предназначенное ему зеркало и с тех самых пор во вселенной становится одним убежденным сторонником добра больше и одним приспешником зла меньше. Ни один даркон не приходил сюда, к сожалению, друг мой.

Легкий щебет птиц ворвался в их разговор. Ламбриль замолчал, с легкой улыбкой прислушиваясь к птичьим голосам.

– Третья грань, – сказал Элемрос. – Я даже не знаю, хочу ли слышать о ней.

– Конечно не хочешь, – покачал головой перевозчик. – В солнечный день никто не хочет думать о дожде. Но дождь нужен не меньше солнца. Так что третья грань обелиска, это Магрон. Магрон – величайший убийца в истории разумной вселенной.

– И в чем же его величие? – спросил Элемрос, вглядываясь в изображение человека в длинном плаще с капюшоном, чье лицо скрывалось в непроглядной темноте.

– Есть разные типы убийц. Какой-нибудь очередной царек или вождь отдает приказы, и его армия расправляется с неугодным, чтобы можно было вкусно есть и пить за счет горя других. Есть такие убийцы, как мы, железные ангелы, которые расправляются с нарушителями Закона. Есть те, кто убивает просто ради удовольствия… но Магрон стоит особняком среди всех, вот почему он величайший и единственный, кто заслужил грань на обелиске. Он единственный, кто в одиночку и собственными руками убил 3 миллиарда человек.

На мгновение Элемросу показалось, что он ослышался, но посмотрев в окаменевшее лицо Ламбриля, не отрываясь смотревшего на обелиск Магрона, он мгновенно понял, что расслышал все правильно. И сразу же после этого до него дошел кошмарный смысл слов перевозчика.

Не удивительно, что Элемроса пробрала дрожь, еще более сильная чем прежде.

– Как это возможно? – прошептал он.

– Где-то там, когда-то вокруг маленькой желтой звезды вращалась планета Цандоран, – сказал Ламбриль глухим голосом. – Больше ее нет…

Элемрос судорожно сглотнул и отвернулся, так как не хотел видеть слезу, стекающую по щеке перевозчика.

– Никто и никогда не творил подобного злодеяния, – сдавленным голосом продолжил Ламбриль. – Никто и никогда. И это наш вечный позор и вечное горе, с которым мы вынуждены жить дальше.

– Но… почему?

– Мы же взяли на себя роль спасителей, – горько сказал Ламбриль. – Мы должны были спасти этот обитаемый мир, полный жизни, надежд и всего того, что дарит вселенной человек, а вместо этого…

Элемрос вообще-то хотел спросить, зачем понадобилось уничтожать целую планету, но его внезапно осенило. И в одно мгновение он понял, почему Ламбрилю так невыносимо стыдно и больно. Он понял это прежде, чем перевозчик сказал:

– Он был одним из нас – фатум-лорд. Фатум-лорд, железный ангел, убийца трех с половиной миллиардов человек. Когда после его отбытия на Цандоран вселенная содрогнулась от беззвучного крика милиардов погибших, а звезда Магрона погасла на стеле героев, мы сразу все поняли.