Совсем.

– Можно я взгляну на твой фатумлимор? – спросил Перевозчик, протягивая руку.

Его непроницаемо-бездонные зрачки странно блеснули.

Элемрос машинально стянул цепочку через голову и вложил черный камень в руку Ламбриля.

Фелисия отступила на шаг и в немом ужасе смотрела на Элемроса.

– Вот так-так, – сказала Илория. – Это то, о чем я думаю?

Элемрос стиснул зубы. Взгляд Илории был полон жалости.

– Иногда такое бывает, – мертвым голосом сказала Фелисия. – Таких людей называют случайными… Это те, кто пришел в город тысячи зеркал, но его фатумлимор не откликнулся на зов камней фатум-лордов.

– И как часто такое бывает? – хриплым голосом спросил Элемрос.

– В сказках – сплошь и рядом, – спокойно сказала Илория. – Но лично я первый раз вижу… случайного.

– И что будет дальше? – тихо и обреченно спросил Элемрос. – Что там… в сказках со случайными бывает?

Ни Фелисия ни Илория Элемросу не ответили. Так как в этот момент заговорил Ламбриль.

– Случайных в сказках обнуляли, – сказал он, пристально глядя в глаза захолодевшему Элемросу. – Полностью стирали у них память, чтобы никогда они уже не могли найти путь в город тысячи зеркал.

Фелисия поднесла ладонь ко рту. Илория нахмурилась. Элемрос же попросту онемел, застыл и потерял возможность не только двигаться, но даже и думать. В голове у него была пустота, холод и отчаяние.

– Но тут у нас особый случай, – сказал Ламбриль, взвешивая камень Элемроса на ладони. – Видишь ли, случайными называли тех, кто нашел фатумлимор, не предназначенный ему. Нашел случайно, так сказать. Редчайшее явление…

Ламбриль наконец отвел свой гипнотический взгляд и Элемрос смог перевести дух. Перевозчик еще раз взвесил на ладони камень.

– Этот камень испускает сигнал для бастерий, как фатумлимор, – задумчиво сказал Ламбриль. – Он похож на фатумлимор и тем не менее, это не он.

Перевозчик снова пронзил Элемроса пристальным взглядом.

– Я много чего видел в своей долгой жизни, – сказал Ламбриль, – Но этот камень… я вообще не знаю, что это.

Элемрос снова и снова вдыхал аромат свежей травы и луговых цветов, глядя на море зелени вокруг. Казалось, весь мир состоит из этой бесконечной весенней равнины. Хотя далеко-далеко на горизонте ему удалось рассмотреть и несколько горных вершин, покрытых шапками сверкающего снега.

Ламбриль шел вместе с Элемросом вдоль уходящих в небо колонн. Когда-то здесь видимо находился дворец, колоссальных, не укладывающихся в сознание человека размеров. Сложенные из белого мрамора колонны были идеально отшлифованы и тускло поблескивали всякий раз, когда лучи солнца пробивались сквозь густую крону деревьев Изначального леса.

– Весьма древняя постройка, – доверительно сообщил Ламбриль наклоняясь к Элемросу. – Настолько древняя, что я не имею ни малейшего понятия, что именно это было.

Элемрос улыбнулся, продолжая наслаждаться каждой секундой пребывания в этом чудесном месте. После того, как Элемрос пережил все те потрясения, что обрушились на него в замке зеркал, находиться здесь в Изначальном лесу было словно окунуться в прохладную воду после изнурительного, выматывающего дня.

– Здесь разум так проясняется, – спокойно сказал Элемрос, – что я почти не чувствую сожалений, что вижу все это в последний раз.

То самое состояние душевного спокойствия и тихой радости, которое он испытал в первую секунду нахождения в долине Ваа даже теперь не покидало его ни на мгновение.

– Так человек чувствует себя только будучи очень и очень юным, – Ламбриль вдохнул полной грудью и радостно улыбнулся. – В том счастливом возрасте, когда радует просто теплый денек и легкий ветер с запахом цветов с близлежащего луга. Да, да. Эти чувства также чисты и прозрачны, как горный ручей поздней весной. И испытать их можно лишь в детстве… ну или в любом другом возрасте, если повезет.

– Но здесь его испытывают все и в любое время? – скорее констатировал, чем спросил Элемрос.

– Именно, – Перевозчик щелкнул его по носу. – Видишь, ты не злишься на меня, хотя я и щелкнул тебя довольно чувствительно. В любом другом месте ты бы гарантированно хотя бы расстроился, пусть хоть на мгновение. Но не здесь… здесь просто нет места ничему плохому… Тем не менее мне очень жаль. И это чувство здесь очень уместно.

– У вас нет выбора, – тихо сказал Элемрос, – я это понимаю. Тут невозможно и что-то неправильно понять.

– Мы изучим твой камень, – сказал Ламбриль. – Я не чувствую в нем зла, как и фатум-лорды, но нам нужно понять, что это. Ты уверен, что нашел его случайно?

Элемрос хотел было кивнуть, но замешкался. Ламбриль терпеливо ждал, присев на большой кусок мрамора, отколовшийся когда-то от циклопической постройки. Мох создал на этом куске довольно-таки мягкую подушку.

– Как-то трудно принять мысль, – сказал наконец Элемрос, – что все это… я имею в виду все, что произошло со мной было всего лишь случайностью.

Ламбриль отвернулся, рассеяно поглаживая моховую подушку, на которой сидел.

– Только тот, кто пришел сюда со своим фатумлимором, будет частью истории города тысячи зеркал, – негромко сказал Ламбриль. – К сожалению, ты не призванный, а потому должен покинуть и забыть об этом месте навсегда, этот закон я не могу изменить, но я по крайней мере могу ответить на некоторые твои вопросы, если они у тебя есть.

– Расскажите мне о полночных фреях, – тихо попросил Элемрос.

Ламбриль едва заметно вздрогнул.

– Ты что, решил установить рекорд по неожиданностям в моей жизни? – вымученно улыбнулся он. – Нашел, о чем спрашивать.

– Последователь, которого мне удалось победить, – сказал Элемрос. – Вполне возможно, что это был его план. Думаю, он и создал фальшивый маячок, чтобы заманить в наш мир ткота, а потом уничтожить город тысячи зеркал с помощью портала.

– Вполне себе логичное объяснение, – кивнул Ламбриль, после чего прозорливо посмотрел прямо в глаза Элемросу. – Хочешь сказать, что мы обходимся несправедливо с тем, кто спас наш мир?

– Да, – просто сказал Элемрос.

Ламбриль улыбнулся.

– Девиз или если угодно кредо железных ангелов – хранителей города тысячи зеркал, – сказал он, – «закон один для всех». Мы следуем этому девизу с незапамятных времен. И он еще ни разу нас не подводил. Так что я расскажу тебе о полночных фреях, если таково твое желание, а потом ты уйдешь, так как у тебя нет фатумлимора.

Ламбриль твердо посмотрел на Элемроса.

– Я хочу знать, – едва слышно, но уверенно произнес Элемрос, – ради кого или во имя чего, то… существо… уничтожило моих родных, друзей и мою жизнь. Пусть потом я и забуду об этом, но сейчас я просто хочу знать.

Ламбриль кивнул.

– Трагичные вещи из прошлого должны исчезать под сенью этих колонн, но ты еще молод и хоть и вызвал у меня грустные воспоминания, но грусть эту я тебе прощаю, так как ты ведь не хотел ничего плохого, здесь это невозможно, я говорил. Ты выбрал удачный момент.

– Простите, – сказал Элемрос. – Ни моих родителей, ни мою сестру, ни друзей это знание не вернет, я понимаю, но…

– Ты хочешь знать. Я уже понял, и уже простил, – снова безмятежно улыбаясь сказал Ламбриль. – Значит фреи… Ты ведь знаком с историей Адама и Евы? В мире Селены о них слышали?

– Кое-что, – усмехнулся Элемрос.

– Ну так вот. Существует альтернативный вариант, по которому первой женой Адама была не Ева, а Лилит. Она была создана, чтобы во всем угождать своему мужчине, а потому не имела чувств. Представляешь, каково жить рядом с бесчувственной машиной, не способной ни любить, ни сострадать, ни сочувствовать? Только служить. Адам быстро пришел в ужас и возжелал, чтобы рядом с ним был такой же живой и полный чувств человек, как и он сам. Так что Ева стала таким же человеком, как и Адам и вместе они создали полноправный союз, в котором и начался род человеческий. Лилит же вполне логично решила, что Ева заняла ее место и это был тот момент, когда она познала боль. Ну а познав боль, Лилит познала и гнев, а потому поклялась истреблять детей Адама и Евы в любом из миров. К слову, это не было проявлением эмоций, лишь бесчувственная, бесчеловечная реакция. Если уж мстить, то так, чтобы больше ни у кого и никогда не возникало желания сделать тебе больно еще раз.