Друзья, осторожно отодвигая колючие ветки, пробирались вперёд.

– Вот они! – Сан Саныч схватил Женьку за плечо. – Смотри, вот они… Гад!

Прямо на камнях голая фигурка девушки была подмята грязной махиной пьяного маньяка. Он насиловал её, зажимая ей рот и кромсая ей грудь перочинным ножом.

Сан Саныч и Женька с криками ринулись вперёд. Пьяный смотрел на них дикими глазами, словно ничего не видел и не слышал. С трудом оторвав его от жертвы, они схватили его за руки, Женька завернул ему кисть руки, всё ещё сжимавшую нож. Маньяк рычал и рвался, как дикий зверь.

Подбежал парень с повязкой и ударом ноги буквально выбил верзилу из их рук. Тот отлетел на несколько шагов и распластался на камнях, затем попытался подняться. Но парень сорвал со спины автомат и длинной очередью разорвал его пополам.

Девушка была вся изранена. Друзья бросились к ней. Приподняв голову, она силилась что-то сказать, но только слабый стон, вмещающий все страдания мира, тихий, как вздох сломанного цветка, покинул её уста.

Она вздрогнула и затихла, широко раскрыв удивлённые глаза.

– Быстрей! Надо перевязать и гнать в скорую!

– Она мертва…

Все трое стояли в оцепенении…

На выстрелы подбежали пограничники и тоже застыли, оглушённые этой немой картиной.

Наверху на шоссе затормозила машина. Спустились люди. Пограничники по рации вызвали милицию и скорую.

Сан Саныч сжал Женькину руку:

– Поедем, я больше не могу.

Накрапывал дождик. На природе, около Женькиного дома недалеко от обсерватории, устроить вечеринку не удалось. Собрались в помещении.

Подъезжая к дому, Сан Саныч и Женька издали увидели Марину, Женькину супругу:

– Эй, лягушки-путешественники! Сюда! Сюда!

В доме царила обычная в таких случаях суета. Всё мылось, резалось, варилось, пеклось, перемешивалось, намазывалось, раскладывалось, открывалось…

Друзья закатили мотоцикл в гараж. Женька достал бутылку водки и плеснул в стаканы:

– Пусть ей пухом…

Тяжко вздохнув, друзья молча выпили.

На кухне к ним подлетела Марина:

– Мужчины, порежьте колбасу и хлеб и тащите всё на стол.

Сан Саныч взял нож и только притронулся к хлебу, как почувствовал, что к горлу подкатился комок, нож выпал из рук.

– Сан Саныч, что случилось?

– Сейчас из него польётся кровь…

– Тебе плохо?

– Марина, – подоспел Женька. – Мы по дороге… видели, как маньяк убил женщину.

– Какой ужас! – она сжала виски руками.

– Его расстреляли на месте. Ты уж не говори никому. А с Анастасией всё в порядке. Завтра выпустят.

Собирались медленно. После девяти только сели за стол. Тамадой избрали, естественно, Женьку. Он сначала отказывался, а затем стал не спеша наполнять бокал, собираясь с мыслями.

“Мужики! – начал он. – Помните “Пир во время чумы”. Мы вполне могли бы сейчас устроить нечто подобное, предаться сплошному пьянству и разврату, ожидая конца света. Но мы не делаем этого. Почему? Потому что, говоря языком военных героиков, “стоим насмерть перед превосходящими силами противника, прикрывая отход товарищей”.

Да, мы знаем, что погибнем и точно знаем, когда. Но у меня, признаюсь вам, нет чувства горечи или ещё какого плохого чувства.

Во-первых, нам удалось заранее предупредить человечество о надвигающейся катастрофе. Именно мы готовим и даём возможность улететь марсианской экспедиции. Человечество как таковое не умрёт. То, что происходит – это естественный отбор. Человечество зашло в тупик, но у него прекрасная возможность начать всё сначала как следует. Лучшие люди с лучшими устремленьями собрались в кулак, снабжённые всем опытом предыдущих поколений! Именно мы до последнего вздоха обеспечиваем успех этой грандиозной и трагической операции. И это здорово!

Во-вторых, нам уготован чрезвычайно интересный конец. Мне лично необычайно любопытно будет наблюдать это феерическое зрелище. Мне, профессионалу, который измоделировал предстоящее событие до мельчайших подробностей вдоль и поперёк, очень приятно будет увидеть, что всё происходит именно так, как мы предсказали. А если всё пойдёт не так, это будет вдвойне интереснее. Помните, как у Кафки, изобретатель смертоносной бороны в экстазе сам ложится под неё!?

Поэтому я предлагаю, сегодня, сейчас, возрадоваться, как радуется погибающая мать, видя, что дети её спасены!”

Кто-то поднялся навстречу:

– Честь Евгению, который навеет человечеству сон золотой! Ура!

Когда все, задумчиво чокаясь, пили и закусывали, Сан Саныч поймал себя на мысли, что ему действительно не страшно умирать. Во-первых, он занят делом чрезвычайной важности. Во-вторых, ему ещё предстоит “вечность с Асей”. В-третьих, это действительно будет грандиозное зрелище, а не какая-нибудь там гнусная война. Да и вообще, он уж перегорел. Долгое предвкушение какого-либо события ведёт к девальвации его реальной значимости. Но это – по отношению к плохому. А по отношению к хорошему справедлива аксиома: “Самое большое удовольствие – предвкушение большого удовольствия!”

Всё бы так, но мурашки, пробежавшие по его спине, как бы вопрошали: “А не обманываешь ли ты сам себя?”

Женька опять встал, рассеивая тягостную тишину:

– Между прочим, очень советую дружить с Оганесом Арутюнычем. Он только что вычислил, что Земля не вся развалится и превратится во прах. Останется несколько крупных блоков.

– Да, но от коры всё равно ничего не останется, – оживился Оганес Арутюнович. – Правда, если зарыться под Аляской…

– Сейчас же берём лопаты и летим. Я знаю, это в районе Клондайка. Заодно и золотишка поднароем! А?

– Билетов не купить. Копать начнём отсюда! – подхватили другие.

Включили музыку. Народ медленно отходил от суматохи дел. Сказывалось перенапряжение последнего времени.

Сан Саныч почувствовал, что с усталости сильно хмелеет. Видимо, так было со всеми.

Мужчины группами как всегда говорили о работе. Женщины, обступив какого-то рассказчика, сбились в кучу. Чтобы немного развеяться, Сан Саныч решил присоединиться к ним.

В центре кружка тарахтела явно перевозбуждённая молодая программистка:

– …И вот приходят они в церковь, а там и хворост в вязанках и керосин в канистрах, то есть всё уже готово для самосожжения. И дата уже назначена как раз на завтра, чтоб, как они говорят, души успели отлететь подальше. Ну вот и ломай голову, что делать. Разрешить – не разрешить… или просто закрыть на это глаза? Священник молча молится, а бабки – те хором кричат, мол, не ваше дело, ждёт вас геенна огненная, а их Господь призывает к себе, и что они всё равно сделают это. Поселковые власти заседали-заседали – ничего не решили, запросили город, а те – область, те ещё выше – ничего. На всякий случай милиция в штатском крутится у церквей.

– А по-моему, пусть сжигаются. Не известно, кому будет лучше, чего понапрасну милицию занимать?

– Ну, ты и скажешь! Там же дети.

– Управлять людьми в такое время – это всё равно, что делать уборку в горящем доме!

– А по-моему, надо просто что-нибудь делать.

– А я, когда мы закончим с экспедицией, поеду по Крыму на велосипеде и буду останавливаться, где захочу, и купаться нагишом, а потом лежать на горячем песке.

– А я хочу встретить Анастасию на вершине Ай-Петри, как когда-то солнце.

– Нет, мы с мужем и сыном решили, выйдем за несколько дней в море на яхте.

– А мы уже договорились, что пойдём на кладбище к нашим родителям.

– Девчонки, девчонки, давайте танцевать! – Сан Саныч решил вмешаться в разговор.

– Сан Саныч, миленький, дайте отдохнуть от жизни! – услышал в ответ.

Сан Саныч почувствовал, что теряет реальное восприятие действительности, и отошёл подальше в тёмный угол.

Наутро снова затрезвонил правительственный телефон. Сан Саныча вызывали в ЦУП, чтобы присутствовать на запуске первой серии космических кораблей марсианской экспедиции на околоземную орбиту.