Проскочив распахнувшиеся ворота, охраняемые часовыми, машины замерли у высокого подъезда. Поднимаясь по ступеням, Сан Саныч скосил взгляд на смазанное чужой краской крыло и невозмутимую фигуру человека за рулём.

После возникновения беспорядков в Нью-Йорке Чрезвычайный комитет США-Россия-Европа-Япония по подготовке марсианской экспедиции спешно перебрался в Париж. В срочно приспособленном национальном компьютерном центре в большом напряжении трудились тысячи людей.

Сотни крупнейших специалистов и руководителей принимали решения прямо на месте. Целая армия специалистов среднего звена обеспечивала их работу. Национальная компьютерная система функционировала на пределе возможностей, однако, обеспечить бесперебойное взаимодействие всех звеньев не удавалось. Налаживая работу центра, правительство Франции не обошлось без усилий армии и специальной полиции. Впрочем, здесь “вывозила” характерная черта французов, помогавшая в тяжкие времена – безгранично отдаваться захватившей их идее. Сейчас это была идея спасения гибнущей цивилизации. Как-то само собой родилось название экспедиции, спасающейся от огненного потопа – “Ноев ковчег – 2”.

Быстро прошли в центральный зал. За одним из многочисленных пультов Сан Саныч заметил женщину, которая, не отрываясь от работы, плакала, не замечая стекавшей по щекам краски. Несколько минут спустя он и сам ощутил весь драматизм ситуации.

На огромном экране было высвечено лежащее на боку ветвистое бледно-зеленое дерево – сетевой график подготовки экспедиции. Ярким цветом горели макушки отдельных ветвей – так было отмечено то, что уже сделано. Как мало было этих веточек! Как близка была ярко-красная черта, обозначавшая последний срок отправки экспедиции!

Неужели всё напрасно?

Сан Саныч испытывал сейчас то, что было хуже чувства неминуемой и близкой смерти. Раньше он думал, что вместе и умирать не страшно. Да, но когда жизнь продолжается, и кто-то будет помнить и оплакивать. Но всем вместе и навсегда – это чудовищно страшно! – Не оставить никого и ничего! Его маленький ребёнок, который уже есть в его возлюбленной, умрёт, не успев родиться… И эта экспедиция, последняя надежда, успеет ли выйти из чрева земной цивилизации? Если б мы раньше вышли в космос и обжили его! Всё бессмысленно!

Из минутного оцепенения его вывел мощный импульс, поданный откуда-то изнутри. Всё существо его мгновенно наполнилось неистовой жаждой борьбы. Тело бросило в жар. Поймав взгляд руководителя делегации, Сан Саныч понял, что в эти мгновения тот испытывает то же самое.

Дело в астрономической группе, казалось, обстояло лучше, чем в других. Информация была упорядочена, неразберихи не было. Астрономы никогда не спешат, поэтому всё успевают. Их жизнь измеряется световыми годами.

Оптимизация траекторий кораблей позволила отодвинуть срок отлёта на восемь с половиной часов, хотя существенно увеличивала длительность полёта к Марсу и разбросанность кораблей в пространстве. Уточнение модели сверхвзрыва дало ещё до суток. Если успеют реализовать плазменную защиту, будет ещё двадцать пять – тридцать часов.

Сан Саныч стал участником ожесточённой дискуссии на самом высоком уровне и с совершенно неожиданным поворотом.

В Комитете вырабатывалось нечто вроде Конституции экспедиции.

Никто не оспаривал, что главная цель – выживание цивилизации. Следующая по важности – сохранение её следов. Все соглашались, что социальное устройство экспедиции отнюдь не сводится к назначению командира и заместителей.

Однако многие настаивали на суверенитете национальных экипажей даже в один человек, и никто не собирался отдавать вопрос социального устройства на откуп самим членам экспедиции.

Представитель Канады яростно доказывал, что на первом этапе, нации надо принудительно смешать. Ведь останется национальное в библиотеке знаний и генофонде. Иначе, утверждал он, опять американцы начнут бороться с русскими, евреи с арабами и мусульмане – со всеми.

– Назначайте Конституцию, не назначайте – всё равно экспедиция поступит по-своему, по обстоятельствам. И начнётся всё снова с первобытной общины, – заявил один из участников.

– Да, да, а потом каждый захватит себе по участку Марса, начнётся торговля воздухом, землёй, прошу прощения, арией…

– Посадят царицу или устроят монастырь с послушанием, – подхватили другие. – Нет! Конституция должна быть выработана до отлёта. Без этого, при всём доверии к астронавтам, мы до последнего вздоха будем чувствовать неуверенность за экспедицию, но самое главное, её шансы выполнить сверхзадачу не будут максимальными.

– Правильно, – поднялся руководитель российской делегации, – поэтому я предлагаю вернуться к предложениям американских учёных. По нашему мнению, это – хорошая основа, базирующаяся на длительных исследованиях психологии коллективов, использующая теорию игр с непротивоположными интересами.

– Уж если русские в таком вопросе соглашаются с американцами, – стали переговариваться многие, – надо присоединяться.

– А что предложили американцы? – шёпотом спросил Сан Саныч, наклонившись.

– Вон их плакаты в углу, – ответил тот. – Они на основе своих исследований рассчитали оптимальное устройство по этапам. Сначала – это армейская иерархия. Потом – нечто подобное военному коммунизму. Управление обществом – по целевым программам. Затем, в рамках программ – социализм с условными деньгами и частной собственностью на свой труд. На высшей стадии – своего рода анархия – то есть отсутствие власти как аппарата принуждения вне чрезвычайных, строго определённых ситуаций. Видите – доступность любой информации, коллегиальность решений, неприкосновенность личности. Поверхность, недра, основные средства производства – в общечеловеческой собственности, деньги перестают быть эквивалентом труда. Эквивалентом труда становятся чувство удовлетворённости человека выполненной полезной работой, полнота его самоуважения и уважение других людей! Один из главных критериев их оптимизации – максимизация чувства наслаждения общества как совокупности наслаждений каждого. Этот критерий по их расчётам ведёт к наибольшей вероятности выживания общества! Каково?!

– Я бы назвал это… – Сан Саныч замялся.

– Если каждому доступна вся информация, – продолжал руководитель, – он быстро осознает предел своих претензий к обществу и природе. Полная доступность информации, кроме того, что это – необходимое условие наибыстрейшего развития – это и лучшая гарантия от обид, злоупотреблений, узурпации власти, которая и есть, прежде всего, узурпация информации.

По мере того как Сан Саныч разглядывал плакаты со схемами и текстом, лицо его расплывалось в улыбке узнавания чего-то близкого душе. Он, было, поднялся выступить, но руководитель с силой наступил ему на ногу.

Конституция, предлагавшаяся американцами, рассчитанная действовать неизменно до численности популяции в сто тысяч человек, в общих чертах, после непродолжительных дебатов была одобрена.

После окончания работы руководитель взял Сан Саныча за локоть:

– Ну, Сан Саныч, мы с вами заработали ужин. Собирайте наших. Пока грузится самолёт, идём в кабаре! Посмотрим, как веселятся французы.

Сан Саныч впервые в жизни попал во французское кабаре да ещё в самом Париже. Неизвестно, как это выглядело раньше, в обычное время. Сейчас это был такой вертеп, такой улей, такой… просто не с чем сравнить!

Вино лилось рекой, веселье, танцы, песни, слёзы, тосты… Так веселиться умеют, наверное, одни французы.

Казалось, все обслуживают сами себя – подходят к стойке, берут показавшуюся бутылку, кидают охапки денег за прилавок, тут же откупоривают… губная гармошка… певица с завораживающе хриплым голосом млеет на сцене… рядом работает стереокомбайн… парочки, парочки, парочки…

Кельнер, впрочем, тоже появился. От вкусной еды и пары глотков красного вина по телу разлилась приятная истома. Так хотелось остаться здесь подольше! Всё вокруг слилось в изумительную какофонию. Ход времени замедлился.

Сан Саныч никогда не был в Париже, но пришёл к твёрдому заключению, что Париж всё тот же. Его любовь вечна, а люди во время любви не стареют, поэтому не стареет вечный Париж!