Он встал. Рот начал говорить сам:

– Друзья!..Вся наша жизнь вспоминается по ярким эпизодам. У кого их было больше – тот больше и жил. Нужно уметь эти эпизоды замечать, стремиться их создавать. И дни растянутся в годы, а последние мгновения – в вечность! Конец близок, но он ещё так бесконечно далёк! Я чувствую, что главное в нашей жизни ещё впереди. Все люди смертны. Всё превратится во прах. Что останется после? Только материализованное знание – информационный след. Для кого? – Для других людей, других разумных существ, для самовоссоздающейся Природы. Очагов живой природы и даже разумных существ наверняка много в окружающей Вселенной. Мы запускаем во все стороны искусственные маяки с квинтэссенцией человеческих знаний и замороженными клетками, несущими генокод всего живого на Земле. Чрезвычайные усилия прилагает человечество, отправляя к Марсу отряд кораблей с женщинами на борту, чтобы попытаться зачать там новую, чистую и добрую космическую цивилизацию. Многие месяцы и даже годы они пробудут в опасном космосе и, если увидят, что на Земле возможно возобновление жизни, вернут на неё жизнь. Как низко мы ценили эту жизнь, эту величайшую ценность во Вселенной! Как мало мы сделали для её сохранения, считая даже вполне допустимым отнимать её у других. Как мало мы делали друг другу добрых дел и говорили хороших слов, не украшая эту жизнь цветами любви! Мы – зрелая цивилизация, впавшая в беспечное и наивное, чванливое и капризное самоубийственное детство. Поэтому мы умираем. Но если мы сейчас очнёмся, соединим свои силы, сконцентрируем разум, сольём свои души в единый порыв, мы сможем, мы успеем спасти Жизнь. Она вечна, но её вечность – в наших руках!

Воцарилась тишина. Каждый думал о вечности и силе жизни, этой самой большой тайны, изошедшей из далёких глубин прошлого и наверняка прошествующей в будущее.

Молча встали. Осушили бокалы. За еду взялись не сразу.

На нужный лад всех настроил, как всегда, Женька:

– Вот это колбаса! Если в каждый конец света будут так кормить, я согласен переживать его ежеполучечно!

– В раю, наверное, колбаса вкуснее, – вставил кто-то.

– Там её вовсе нет. Там только сад, в крайнем случае, огород. Животных там не едят. Вегетарианство! Колбаса только на этом свете, – отпарировал Женька.

– Надо будет прихватить килограммчик.

– А ты уверен, что тебя с колбасой – именно в рай, а не в ад? Вообще, рекомендую брать только спирт. За спирт всё и везде можно достать, – подхватил руководитель эксплуатационников на ВЦ, – я вот тут запросто настоящие французские “Клима” за спирт выменял.

– И что, выпил?

– Не… на второй машине, где одни девчонки работают, стал контакты протирать.

– Девчата! – обратился Женька к девушкам со второй машины. – И как ваши контакты?

Те прыснули, а одна, самая бойкая:

– Под высоким напряжением!

Все постепенно оживились. Помещение наполнилось естественными для такого мероприятия гвалтом и прочими звуками, олицетворяющими жизнь в одном из её приятных проявлений.

Следующий тост провозгласил членкор:

– Предлагаю выпить за нашу науку, которая хоть и не прибавила нам богатств, зато подарила эти сладостные мгновения встретить время “Ч” заблаговременно, с открытыми глазами, полной информацией и наполненными бокалами, а то бы так и подохли в темноте, как букашки, раздавленные ногтём. Жаль только, ещё бы чуть-чуть усилий – и наука научила бы нас летать как мух, чтобы, выпорхнув из-под занесённой длани, сесть обидчику на нос! Да здравствует наука!

Выпили. Слово взяла бойкая секретарша Зоя, раскрасневшаяся от вина и волненья:

– А я считаю, небеса не зря посылают нам ангела смерти, потому что мы действительно не ценим жизнь, разбазариваем её по-пустому, а то и вовсе употребляем для зла. Так уж и получается: что имеем – не храним, потеряем – плачем! Давайте хоть в эти дни поживём так, чтобы прийти к черте очищенными и удовлетворёнными. Я вас всех люблю, дорогие мои! – слёзы невольно потекли у неё из глаз.

Все с нею чокнулись, а бывший директор поцеловал.

Притащили профсоюзный магнитофон. Грянула музыка, олицетворяющая пение души в кузнечно-прессовом цехе. Молодые практиканты сорвались с мест и показали, что происходит в невесомости, когда корабль со всех сторон бомбардируется крупными астероидами. Когда магнитофон заработал словно электрический разрядник, к парням присоединились девчата со второй машины. Неведомо, что испытывала женская половина собрания, но другая половина действительно подверглась воздействию электричества высокого напряжения.

Народ разбился на небольшие оживлённые кружки. Спорили, доказывали, произносили тосты за здравие и за упокой, как всегда, много говорили о работе, танцевали, целовались, затем пили кофе с пирожными и конфетами, курили, рассказывали свежие анекдоты про комету и космические прикольчики Василия Ивановича с Петькой, учёного чукчи и Рабиновича с Сарой.

Под общий шум Сан Саныч ухитрился незаметно улизнуть, прихватив увесистый пакет с деликатесами. Миновав молоденького солдатика, стоявшего на часах и мечтательно вслушивавшегося в доносившийся гомон, он очутился в своём уютном “Москвичонке”. Пушка была на месте.

Поехал в больницу. Вечерело. Темнота давала ему относительную безопасность – седока не разглядеть. Доехал спокойно, если не считать, что среди нескольких военных патрулей попался один гражданский. Красные повязки людей с автоматами были плохо видны в темноте. Сердце было не на месте.

Мотоциклисты у больницы были на посту. На их рукавах уже красовались повязки, а за спинами поблёскивали воронёной сталью новенькие “Калаши”. Поделившись с ними снедью, Сан Саныч выслушал доклад, что всё в порядке, Анастасия уже пыталась встать и подошла к окну, но сёстры её поймали и уложили.

В больнице его сразу узнали, дали халат, провели в палату. Ася в палате лежала одна. Рядом стояла присоединённая капельница. Сестра, перехватив трубку, вынула иглу из вены, наклеила на ранку ватку с пластырем.

Встав перед койкой на колени и нежно сжав руку любимой, он не мог оторваться от её искрящихся радостных глаз. Молча прижал её руку к своим губам.

Нежно погладив его взглядом и на мгновенье закрыв влажные глаза, она улыбнулась и сказала:

– Здравствуй, муж… Вот меня подзаправили из бензоколонки, можно ехать дальше.

Было видно, что ей больно. Он ничего не говорил, только взглядом отдавал ей весь порыв своего сердца, всю свою силу.

– Я уже поправляюсь… из тюрьмы сбежал один тип, который раньше домогался меня. Это он приходил и пытался сделать мне плохо, а потом пырнул ножом. Его спугнула толпа. Он обещал нас убить. Он очень гнусный тип.

– Я знаю, это – Шимпанзе. Его ищет милиция, а поймает – церемониться не будет.

– Он хитёр и коварен, знает местность – вырос тут.

– Не бойся, родная. Я хорошо вооружён и меня охраняют солдаты. Я и тебе кое-что привёз, хотя тебя постоянно охраняют твои ребята с автоматами.

Он вывалил на стол пакет со съестным. Ася мечтательно посопела носиком:

– Мне это пока всё нельзя. Положи в тумбочку.

– А вот кое-что посущественней, – интригующе произнёс он, медленно доставая пистолет, – спрячь где-нибудь под рукой. Это тебе – на всякий случай.

– Настоящий?

– Настоящий. Вот запасная обойма.

– Взведи мне затвор, а то плечами ещё двигать больно.

Передёрнув затвор и осторожно сняв ударник с взвода, он не поставил пистолет на предохранитель, зная, что люди, особенно женщины, в критической ситуации забывают его снять, теряя драгоценные секунды, а то и жизнь. Защита от непроизвольного выстрела и первый боевой выстрел гарантировались теперь тугим самовзводом ударника при первом нажатии спускового крючка.

– Умеешь пользоваться?

– Приходилось…

Она несколько раз ловко выхватила пистолет из-под одеяла и прицелилась в окно:

– Кх, кх, кх!

– Ты меня постоянно восхищаешь! – воскликнул Сан Саныч.

– Я шучу. Но обращаться могу. Спасибо тебе за всё. Если б не ты…