Нимэль с первого взгляда понравился мне, но это не любовь. Его лик прекрасен, его стан тонок, его эмоции живые, но это не любовь. Пока не любовь.

– Павильон пока останется в неприкосновенности, – задумчиво проговорила я, стараясь сменить тему. – Если тебе одиноко, то я приставлю к тебе какого-нибудь сына виконта для развлечения.

– Не нужно, – послышался тихий голос. – Просто приходи каждый день. Подари мне животное. Дай мне учителя. Я смогу себя занять. Просто приходи каждый день.

– Ты знаешь, как это звучит вообще? – хищно усмехнулась я.

– Знаю. Я… – более уверенно сказал он, все так же не смотря на меня. – Я не знаю, почему я тебе верю. Нет, я знаю: я верю тебе, потому что ты этого хочешь. Ты заставила меня поверить. Вчера. Поэтому я показал тебе… сегодняшнее.

– Хотел отблагодарить? – я уже не смеялась, вслушиваясь в искренние слова. Просто не смела отвечать на чужие откровения легкомысленностью. Не сейчас.

В ответ он пару раз торопливо кивнул, бренча длинными золотыми серьгами.

– Мне понравилось, – шепотом серьезно произнесла я, желая подарить ему уверенность в правильности своих действий, – но это было несколько… вызывающе.

И не несколько, а прямым текстом побуждающе к действиям.

Принц промолчал.

– Какое животное ты бы хотел? – мягко спросила я, решив прекратить мучить ребенка.

– Большую листинскую кошку, – прошептал он.

А. То красношерстное чудище, которое размером с среднестатистического северного кабана? Листина с радостью отправляла это зверьё Азеластану, пусть их с таким же успехом ссылали обратно. И все же в Ильвии должно оставаться несколько.

Вот и появилось полезное дело: найти скучающему принцу домашнюю зверушку.

– Хорошо. А кто будет нашим учителем?

Тут-то Солнце и взглянуло на меня. На бледном лице читался востог, а под длинными ресницами пряталось почти что счастье – крайняя степень радости. Еще немного алые от смущения щеки красили его образ, делая неповторимым и волшебным.

– А… – Нимэль покраснел пуще прежнего и потупил глаза в пол. – Я хотел бы, чтобы это был тот рыцарь, о котором слава ходит даже в моей стране…

– М? Кто это?

– Призрачный Всадник. Нет никого, кто бы не слышал о нем.

Здесь мое сердце и сделало паузу. Кандидат в наложники будет обучать наложника искусству меча? Вот это будет зрелище. Мне не сложно добавить пунктик в обязанности Мирабэлла Этеки, лишь бы бедный принц был доволен.

– Ладно?

Он вновь взглянул на меня. Молча.

– Хорошо, он будет твоим учителем, – понятнее проговорила я.

Знала бы я, насколько прекрасную улыбку увижу, то вложила бы побольше чувств в эту фразу. Насколько для него были важны вещи, о которых я столь легко говорила, раз дарили ему столь невообразимое счастье? Что ты пережил, о принц Дали, на своей земле?

Чувственные губы растянулись, оголяя ряды белоснежных зубов с выделяющимися на их фоне миниатюрными клычками, а роковые голубые глаза с легким прищуром глядели на меня. Щеки вспыхнули еще более насыщенным маковым цветом, едва ли уступая в яркости своей пышным алым локонам. Я потеряла дар речи. Я забыла, что умею дышать…

Как нечестно, как подло! Ты смущался моей улыбки, когда твоя убивает, заставляет жадно всматриваться и желать лицезреть ее как можно чаще. Впервые за долгое время внизу живота будто бы завязался какой-то комок, и это не то, что бы не было контролируемо… Просто не хотелось видеть ничего кроме счастливого лица напротив.

Его мелко дрожащие ладони коснулись моей руки, и меня словно молнией ударило. Улыбка исчезла так же внезапно, как и явила себя, и теперь на меня взирал ожидающий чего-то юноша, оказавшийся, пожалуй, в опасной близости от меня.

– Обещай, что придешь завтра, – нежный шепот коснулся моего лица.

– Не знаю, – ложь. Ничем я таким занята не буду, просто боялась вновь попасть в его плен.

– Обещай, – настойчиво проговорил он, хмуря темные брови.

Невозможно влюбиться в человека во вторую только встречу. Но я никогда с уверенностью не смогу сказать, что не влюбилась в него с первой…

– Я ухожу, – равнодушно бросила я, минуя пышущего негодованием Змеюку-Клауда сначала в дверях дворца, потом и в дверях Цитадели, ведя за собой воодушевленного принца, а после – покидая свои владения вовсе.

С чего все начиналось? После вчерашнего разговора с Нимэлем я твердо решила пойти и найти ему ту здоровенную кошку из Листины. Одним из имен этой твари является «Пурута». Необразованному люду, пожалуй, такое прозвище ничего не говорит, но если чутка покопаться в древних языках, то легко будет найти истоки такого забавного слова.

«Purutas yass da’nnak Tebarri» – фраза вымершего кастонского языка, древняя, как мир, как-то где-то примерно означающая «Крестом возмездия воссияют небеса». Если быть короче, то эти слова говорили, если хотели наложить проклятие на три поколения, а образ большой алой кошки, якобы ходившей попятам за проклятыми, появился тогда, когда один из проклинающих приказал своему питомцу оторвать жертве голову, и животное подчинилось. Ну и, чтобы не произносить целиком эту порядком надоевшую всем фразу, древние листинцы стали называть зверя «Puruta» – «Крестом» в чистом падеже.

Впрочем, из этой легенды мало что можно подтвердить существенными фактами, но что коты верны своим хозяевам – это точно.

Добросовестно проделав все утренние обязанности сивиллы, я вернулась в свои покои, чтобы сменить наряд. Эти бело-голубые тряпки, что день и ночь на мне, начинали конкретно выводить из себя, поэтому ради такой прекрасной возможности отдохнуть я решила залезть в самый дальний угол гардероба. Там чахли от духоты обыкновенные платья обыкновенной принцессы, которые сейчас казались едва ли не чем-то уровня Фараханы. Божественного уровня.

Схватив первое попавшееся платье, я подлетела к зеркалу у стены и стянула противный платок с серебряной нашивкой, освобождая прямые черные волосы.

Давно не виделись, принцесса Деметрия! Теперь у тебя новый титул, который тебе не нравится, поэтому можно и пошалить немного. Ты вела себя тихо достаточно долго (нет).

Платье оказалось коротким (едва достающим до голени), красным с вставками королевского синего, неплохо сочетающегося с цветом моих глаз – насыщенным светло-карим. Конечно, не оттенок моей матери, но все находят его довольно к тому приближенным, к алым проклятым глазам. Но об этом вспомню как-нибудь в другой раз.

Если достать бардовые туфли из коробки под кроватью и подкрасить розовые губы нежной персиковой помадой, то образ очаровательной непоседливой аристократки будет выглядеть завершенным. А, и не стоит забывать о шляпке – та, что с синей ленточкой, пожалуй – с широкими полями, чтобы защищала голову от жара солнца. В руки – мешочек-сумочка, полностью набитая монетами. Теперь-то в зеркале отражалась не измученная однообразной храмовой жизнью монашка, а прекрасная молодая женщина с аккуратным лицом и тонким станом.