Когда я вернулся к своему месту в салоне, мои соседи, как впрочем, и большинство пассажиров, спали.

Я тоже немного вздремнул, а когда проснулся, мой уже бодрствующий канадец протянул мне смартфон, показывая фотографию молодой симпатичной женщины-африканки.

– Это хозяйка, у которой я гостил… – пояснил он.

А спустя несколько мгновений добавил более сосредоточенно, и с видом озабоченности:

– Знаете – она в меня влюблена…

Я так и предчувствовал услышать от него что-то подобное.

– Ситуация непростая… – продолжал он. – Но беспокоиться приходится больше о ней, чем о себе… Ведь ей только двадцать пять… Мне – семьдесят…

Я чувствовал, что ему хотелось узнать мое мнение на этот счет.

Пожав плечами и, не входя в рассуждения о разнице в возрасте, я сказал, что «…по крайней мере, нужно быть уверенным в её намерениях…»

– Да, да… – согласился он.

Его жена умерла десять лет назад, и теперь он живет с другой женщиной. Но сейчас судьба, похоже, склоняла его к виражу…

Когда проснулся мой сосед-француз, я выразил ему восхищение его предпринимательской смелостью.

– Я еду в Канаду на все готовое, и всего-то на несколько дней, – рассуждал я, – но готовился к этому целых две недели. Не представляю себе, как можно решиться на организацию нового дела на другом континенте, где все совсем по-другому, и где тебя не очень-то ждут?!

Он объяснил, что после смерти отца, ферма в Альзасе, что досталась ему в наследство, пришла в упадок, и он не хотел заниматься ее восстановлением, – захотел начать все заново, захотел новой жизни…

Теперь восемь месяцев в году он проводит на плантациях ревеня в Канаде, а четыре – на Родине в Нанси. Вот почему он так часто летает по маршруту Париж – Монреаль, и обратно.

Удивительно, как быстро люди сближаются в полете. Является ли это следствием осознания взаимно принятого риска, или же – общего настроя на дальнюю дорогу? – вопрос, что я себе задавал.

Стало немного жаль, что уже объявили о начале снижения, и что скоро придется расстаться.

Несмотря на грандиозность воздушной машины, крылья её от усталости металла, чем пугал меня мой физик Миша не отвалились, горные утки в двигатели не попали, и колеса выдержали соприкосновение с землей: мы совершили посадку.

Я рассматривал все вокруг, смотрел на землю континента, на который еще не ступал. Но все вокруг вполне походило на Старый Свет – те же залы аэропорта, то же движение людей.

Мы вместе дошли до контрольно – пропускных пунктов, где с нас сняли отпечатки пальцев и отсканировали паспорта, – после чего выход из аэропорта нам открылся.

Канадца ждала машина с его «женщиной» за рулем, моего соседа из Нанси – большой вездеход с женой и двумя дочками рядом. Мы распрощались, как давние друзья. Я пообещал и одному, и другому высылать фотографии об осени в Квебеке.

А меня встречал мой Миша. Мы восторженно осмотрели друг друга, и обнялись. Я почувствовал еще большую близость между нами. Мы не встречались уже много лет, хотя на Скайпе виделись часто, однако, увидеться физически – это совсем не то, что на экране.

Мы сели в машину, и Миша повез меня на первое знакомство с Монреалем. Было пасмурно, и все по дороге казалось серым: строения и сама дорога. К тому же Миша, предпочитавший Канаде Францию, воспользовался случаем поворчать на Канаду:

– Смотри, как все обшарпано…

И действительно: в Париже дорога из аэропорта «Шарль де Голль» выглядит поэстетичнее. Я подумал, что если и сам Монреаль такой же серый, как эти его пригороды, то чем же я буду там заниматься целых пять дней, – не считая, конечно, общения с Мишей и Олей.

Но когда мы подъехали ближе к Королевской горе (Mont Royal), от которой, кстати, и происходит название раскинувшегося вокруг нее города, и я увидел знакомые мне по фотографиям силуэты поднимающихся от ее подножья силуэты небоскребов и перспективу на реку Святого Лаврентия, стало ясно, что там будет что́ посмотреть.

В город Миша повез меня по многопролетному подвесному мосту через реку Святого Лаврентия, откуда разворачивалась панорама на Монреаль. А в просматривающихся отсюда очертаниях прозрачного сетчатого шара, я ощутил что-то знакомое из далекого прошлого. Перед глазами всплыли сюжеты газетных фотографий, материалы телерепортажей о большом международном событии времен моей юности – всемирной выставке Экспо-67 в Монреале… И этот сетчатый шар – один из символов выставки, также как и её советский павильон в форме трамплина – находились в центре внимания средств массовой информации той ранней брежневской эпохи.

Вглядываясь в силуэты павильонов выставки, я думал о движении пластов времени. То, что в те времена было таким далеким и недоступным – теперь стало обыденным: купил билет – и лети… если, конечно, есть средства, – теперь только это все решает…

Мы проехались по Старому Монреалю, а затем, по его современной части с кварталами небоскребов. Ориентировочно, я уже представлял себе будущие фотосюжеты.

В шесть вечера уже стемнело, и мы поехали домой. Вся семья была в сборе. Оля мало изменилась. Сын Даниил стал таким же высоким, как и Миша. Я не видел его с детства. Ему недавно исполнилось двадцать шесть. Он живет отдельно от родителей, неподалеку от них, разделяя квартиру с другим парнем на инвалидности, и работает в магазине. Сейчас он пришел к родителям по случаю моего приезда. Своей манерой говорить продуманно, не спеша, и в итоге, точно выражая свои мысли – он напомнил мне Мишу на наших курсах французского в Москве. Его реплики содержали в себе что-то мудрое. В общении он был галантен и обходителен.

– Вот бы все парни были такими! – сказал я Оле, и ее порадовали мои слова.

Проявления остаточной гемипарезии выражались в прихрамывании и скованности руки, но при этом он мог работать, и его работа ему нравилась.

Их дочка Лиза – прелестный, веселый ребенок десяти лет – тоже ждала приезда гостя из Парижа – гостя, о существовании которого она хорошо знала, и которому частенько отвечала по телефону, но видела – впервые. Она обняла и поцеловала меня, и мило спросила, не устал ли я с дороги?

Оба – и Даниил, и Лиза – хорошо говорили по-русски. Лиза продолжала учёбу в канадской франкоязычной школе и параллельно – занятия в частной русской школе.

Хотя с Даниилом у них шестнадцать лет разницы в возрасте, они резвились, как маленькие дети.

В их просторной, уютной квартире с окнами на все стороны горизонта, мне была отведена отдельная комната.

Стол был накрыт, и мы сели отмечать Мишин день рождения. Казалось, будто все происходит в их деревенском доме под Суздалем.

Оля приготовила исконно русскую еду – не забыв и про борщ. А Миша запасся устрицами, учитывая наше взаимное к ним пристрастие. К тому же он хотел, чтобы я отведал именно канадских устриц, и непременно – под канадское белое вино. Мне, конечно, было приятно «продегустировать» деликатесы той стороны Атлантики, но главное было в том, что мы снова собрались вместе.

Мы просидели до поздней ночи, что по Парижу значило – до утра. Я проснулся с рассветными лучами, будто и не уезжал из Парижа – совсем не чувствуя сменившегося часового пояса.

В первой половине дня Миша провез меня по достопримечательным местам города. По парку «Канада» – месту, посещаемому каждым приезжим в Монреаль туристом, мы поднялись на Королевскую гору, откуда разворачивается впечатляющая панорама на город. Зарядившая с утра изморось прекратилась, небо просветилось синевой.

Многочисленные туристы, по большей части азиатского континента, фотографировали снующих здесь на всех лужайках белочек.

Подошла группа младших школьников. Они растянулись вдоль округлой смотровой площадки. В разноцветных плащах и причудливых ранцах за спиной, они слушали повествование преподавателей об истории города. У меня получилась серия выразительных снимков этой забавной детворы Монреаля.

Во второй половине дня Миша работал, и экскурсию по городу мне предстояло продолжить самостоятельно.