От станции метро Площадь Оружия, в самом центре Монреаля, я продвигался в направлении архитектурных очертаний, привлекающих мой глаз фотографа. Особенностью местных строений являлось наличие в зданиях наружных зигзагообразных лестниц – до самой крыши, – тех самых, что так критиковала вчера Оля. Но я ничего неэстетичного в них не находил, даже, наоборот, на мой взгляд, они придавали местной архитектуре свой шарм, – точно так же, как и порожчатые подъемы до второго этажа – откуда начинаются подъезды многих жилых домов.
Следуя общему движению туристов, так заметному в центре города, я дошел до его исторического центра – Старого Монреаля.
Названия улиц, имена на памятниках говорили об истории города – своими архитектурными очертаниями, заметно моложе городов Старого Света.
Однако, зданий прошлых архитектурных стилей Европы, в частности – Франции, встречалось здесь немало. И это было вполне естественно для бывшей французской колонии, Квебека. Так, неоготический кафедральный Монреальский собор Нотр-Дам, очень напоминает Нотр-Дам парижский, а мэрия Монреаля является настоящей копией мэрии французского города Тур.
Франкоговорящая провинция Канады после перехода власти в семнадцатом веке к англичанам совсем не думала лишаться своих исторических корней, и тем более – расставаться с французским языком. Повсюду я общался на французском, забывая подчас о том, что я нахожусь не в Париже.
Многочисленные туристы фотографировались у монумента воину в форме мушкетера. Это памятник основателю города, морскому капитану Полю Шомеди Мезоннёву. Он взирает с высоты постамента на то, во что превратился за почти 400 лет существования основанный им некогда город Виль-Мари (Город-Мария).
Теперь Монреаль с его населением в 3,5 миллиона является вторым в мире франкоговорящим городом – после Парижа.
Улицы отличались от Старого Света иными указателями направлениями движения, неизвестными мне наименованиями, иными декорациями витрин магазинов. Но при всей этой внешней разнице города, жизнь его протекала так же, как и повсюду: город работал, а многочисленные туристы с путеводителями в руках осматривали его достопримечательности.
Вскоре выглянуло солнце, и наступил настоящий день бабьего лета. Продолжая осмотр, я опустился в Старый порт Монреаля, тянущийся вдоль набережной реки Святого Лаврентия, прошелся по прилегающему к ней парку – с колесом обозрения и маяком – известных символов города.
На песчаной полосе парка, под зонтиками-грибками отдыхала немногочисленная публика в пляжной форме.
Отсюда на острове Святой Елены виднелся шарообразный павильон «Биосфера» – реликвия выставки Экспо-67. Советского павильона в форме трамплина там больше нет: он был демонтирован и заново поставлен на территории ВДНХ в Москве.
Иногда, я просил кого-то из прохожих заснять меня на фоне городского пейзажа.
Никогда в жизни не встречал коллеги американца, а здесь, попросив сделать снимок, попал именно на такого, точнее – такую, и даже – в моей области медицины. К тому же – из Нью-Йорка… Она приехала в Монреаль на конференцию по онкологии. Интересно было поговорить о медицине, а также – о впечатлениях от Монреаля. Думал предложить ей встречу в Нью-Йорке – тем более, что как мне показалось, она от меня этого даже ждала. Но сразу этого не сделал, я вспомнил об этом, когда мы уже попрощались, и она совсем исчезла из виду…
На главной площади Старого Монреаля городской пейзаж оживляло выступление уличных артистов всех жанров. По улицам разъезжали фиакры с туристами.
Как это прекрасно чувствовать свободу во времени и пространстве, забыв о работе и заботах повседневной жизни – идти куда взбредется, смотреть по сторонам, открывая себе что-то новое, удивительное!
Уже совсем стемнело, но возвращаться домой не хотелось, – я продолжал идти от улицы к улице, обозревая жизнь города на новом мне континенте.
Случайно, набрел на магазин «Лейка»; пообщался, узнал, как обстоит дело с фотографией в Канаде, и с «Лейкой» в частности. Цены оказались выше наших.
Проходя мимо фотосалона, зашел и туда; поговорил с фотографами, взял адреса – в планах на будущие контакты.
Прохожие – молодые, и в возрасте – к кому не обратись – охотно останавливались, отвечая на мои вопросы.
Я шел по какой-то многолюдной улице современного Монреаля в сторону квартала небоскребов. Нескончаемые витрины магазинов светились неоном всех оттенков. Я вглядывался в лица прохожих, пытаясь найти в них что-то особенное, специфическое. Но не находил. Однако, продолжал искать, так как знал, что оно в них обязательно есть. Только, для того, чтобы уловить это специфическое, одного дня прогулки совсем недостаточно.
Проголодавшись, я начал всматриваться в витрины магазинов, надеялся набрести, на какой-нибудь супермаркет. Но – ни одного. Начал спрашивать у прохожих. Мне указали на аптеку.
– Так это же аптека… – говорю.
– Аптека – на первом этаже, ну, а под нею – супермаркет! – отвечают.
Так я узнал, что продовольственные магазины, особенно, в центре Монреаля, часто находятся под аптеками, или под какими-нибудь другими заведениями, непродуктового типа. Причем на улицах, никаких указателей на этот счет я не видел. Вот и пойми – как здесь найти продовольственный магазин? Но мои русские монреальцы, как я понял, знают их все наизусть.
По ходу моего вечернего маршрута встречалось немало симпатичных ресторанчиков и колоритных питейных заведений. В иных, через окна просматривались блестящие медными трубами бутафорные пивоварни, где после рабочего дня у пенящихся доверху кружек расслаблялись веселые компании. Решил и сам зайти в такое заведение – посмотреть атмосферу вечернего отдыха на новом мне континенте, и отведать местного пива. Звучал джаз и другая, в настроение, музыка. Я направлял объектив аппарата то в одну, то в другую сторону – никого это не смущало, мне даже с юмором позировали. Под общий шум веселья местное пиво мне показалось отменным!
Я возвращался домой через площадь Оружия, откуда до Миши – прямая линия метро. Доехал я до мишиной остановки быстро, но, выйдя из метро, не мог найти ориентир к их дому, что Миша показал мне утром: русский супермаркет. Обратился за помощью к прохожему.
– О! Так это нам по пути! – ответил тот, обрадованно поднимая руки, словно собирался меня обнять.
Он был так розовощек и словоохотлив, что можно было подумать, что он побывал в той же пивной, из которой только что вышел я. Но пива, или чего-то еще, он выпил, поди, куда больше моего – судя по его болтливости нараспев. Мне было небезынтересно пообщаться с этим монреальцем навеселе. Но хорошо, что мы уже подошли к магазину – а то бы точно пришлось принять его приглашение в какой-нибудь кабачок.
Что касается Миши, то в русском супермаркете он работает с лета. Год назад он порвал со своей прежней работой информатика в страховой компании, объясняя это тем, что не переносил бюрократического стиля работы и царящей там атмосферы русофобии. Он часто жаловался мне на это по телефону.
Да и вообще – в Канаде он разочаровался, несмотря на то, что Монреаль – это франкоговорящий Квебек. Он жаловался на нехватку культурной жизни в в Монреале – как и Канаде вообще. В результате, он даже потерял интерес к его любимому французскому языку. По телевидению, он смотрел теперь только российские каналы, был в курсе всех подробностей жизни в России, и постоянно присылая мне ссылки на российские источники информации, считая их самыми правдивыми в мире.
Иными словами, находясь в Канаде, он жил Россией, радовался ее успехам, идеализировал их. Все местное он называл ограниченным, и оно его раздражало. Вот и решил, что весь полагающийся ему по безработице год он будет отдыхать, и только после этого начнет искать себе «…какую-нибудь, простенькую, физическую работу… где не придется спорить с русофобами».
Год отдыха прошел… И вот однажды, раздается звонок из Канады: Миша спрашивает, каково мое отношение к работе повара?
– А что? – спрашиваю, хотя догадывался о смысле вопроса.
