Много позже Глеб поймёт, какую чудовищную ошибку совершал много лет, не говоря с родителями по душам, не рассказывая откровенно им то, что его беспокоило и что было у него на сердце. Когда Настя переехала, именно мама Глеба могла помочь ему продолжить с ней общаться, поскольку у неё был номер телефона Настиной мамы. Но отчего-то Глеб боялся говорить родителям о своей любви. Только ежели бы он больше доверял своим родителям, то и жизнь его сложилась бы иначе.

В добавок ко всему, по мнению Глеба, у него тогда была невзрачная одежда. Поэтому он все выходные провёл в блуждании по магазинам, не расставаясь с призрачной надеждой на встречу с Настей.

В итоге после недели невыносимых, душераздирающих смятений он вынужден был с нестерпимой болью в защемлённом сердце отклонить Настино предложение. Точнее дать неопределённый ответ: «Если получится, то он с радостью пойдёт с ней на каток».

К слову, на эту встречу должны были прийти некоторые из их общих знакомых. Если бы Глеб знал, что ему всё равно не суждено выступить на предстоящих соревнованиях, он бы непременно сделал всё возможное и даже невозможное, чтобы встретиться с Настей, и тем самым он бы невольно помешал непредвиденному роковому для него стечению обстоятельств, наложивших на его сердце неизгладимую печать тягостных страданий. Из-за полученного накануне соревнований перелома Глеб не смог принять участие в соревнованиях, ради которых он отказался от пламенного желания своей души и возможно судьбоносной встречи, встречи с Настей. По всевластной воле безжалостной насмешницы-судьбы, та, чей образ Глеб неустанно и бережно хранил в своей душе как зеницу ока со второго класса, нашла себе парня на пропущенной им встрече. Кто знает, может, увидевшись тогда с Глебом, Настя запала бы на него. Может поэтому она и пригласила его? Эти вопросы впоследствии долгие годы мучили Глеба. Он даже начал думать, что полученный перелом – это расплата, наказание за неверное решение, принятое им в тот судьбоносный вечер. Ведь его спортивная карьера тоже не сложилась. Может, спорт никогда и не был его судьбой? Такое помышление приходило к нему всякий раз, когда он оглядывался назад. За свою жизнь Глеб заработал много переломов, хоть и не слишком серьёзных, но каждая из этих травм случалась с ним непосредственно перед соревнованиями.

Быть может, и теперь судьба привела его в Москву неслучайно. Возможно, она подарила ему второй шанс, чтобы он поборолся за свою любовь. Однако общепризнанная истина: «на чужом горе счастья не построишь» несмолкаемо звучала в голове Глеба. Он боялся сделать больно той, которой отдал своё сердце и которой был готов отдать последний вздох. Он знал наверняка, что сумеет сделать счастливой Настю, как знал и то, что может потерять её в случае своего поражения. Поэтому Глеб решил укрыть свою любовь непроницаемым покровом тайны и безмолвно хранить её в недрах своей опечаленной души. Он вновь смирился, как смирялся уже много раз, с тем, что Настя находится в объятиях другого.

Вернувшись в своих размышлениях к Насте, Глеб вспомнил, как спустя два месяца после отказа от встречи, он уже сам приглашал её погулять. Только Настя в категорически вежливой форме отказалась. И тогда Глеб понял, что он потерял свой шанс.

Утопая в этом бешенном водовороте мыслей, он незаметно погрузился в бездонную пучину сновидений.

Что теперь оставалось Глебу? Его сердце разбито! Он сам его разбил. На его душе лежал такой огромный островерхий камень сожаления, боли, горечи и многих других душевных мук. Страдая о своей любви, Глеб каждый день смотрел на Настины фотографии. Он делал это неосознанно, на каком-то инстинктивном уровне. Глядя на прекрасные изображения, Глеб хотел прикоснуться к Настиному прелестному личику, к её волшебным волосам, обнять и поцеловать её, в конце концов. Но он не мог этого сделать. Даже понимая, что от просмотра фотографий ему будет больно, Глеб всё равно смотрел на них. В такие моменты его безумно влюблённое сердце непременно дарило ему сладостные чувства, пробуждая упоительные мечтания, многослойно обёрнутые шипованной верёвкой горестных страданий. Глеб был готов, как сумасшедший, терпеть эти непрестанно терзающие муки, лишь бы хоть на мгновение, пускай и в мыслях, побыть наедине со своей неземной любовью. Он даже сохранил на телефон несколько особо дорогих его душе фотографий, на которых был изображён светлый белокрылый ангел, чтобы всегда носить их с собой. Ведь едва он вспоминал о Насте, и его неудержимо влекло ещё раз заглянуть в её безгрешные глаза. В них было что-то неизъяснимо притягательное, какая-то светозарная, чудотворная, окрыляющая сила благостно заключена в них. Глеб подолгу неотрывно созерцал два этих бесценных, шедеврально-восхитительных зеркала чудной жизнерадостной души. Даже в минуту особой горести Настины чудотворные глаза наполняли Глеба успокоительным целебным снадобьем любви, и все неистовые бури в миг рассеивались.

В цепкой памяти Глеба всплыл тот многорадостный, неповторимый день, не подвластный истребительным силам вечного забвения, день, когда он в первый раз увидел Настю. Именно тогда и зародилось то неизбывное чувство, что он с невыразимой радостью и болью пронесёт сквозь долгие мучительные годы. Он помнит, как сидел с нею за одной партой. Помнит, как в те радужные дни застенчиво старался смотреть на неё так, чтобы она не догадалась о его чувствах. В голове Глеба даже возник вопрос, на который у него не было безукоризненного ответа: возможно ли в восьмилетнем возрасте влюбиться так, что эта любовь не пройдёт и даже не ослабнет спустя почти тринадцать лет?

К сожалению, не все истории любви счастливые и не все ответные. Порой те, кого мы любим, или не могут ответить нам взаимностью или остаются в непроглядной тени неведения относительно нашей любви. А порой мы сами, становясь объектом чьей-либо любви, не можем ответить тем же. Глебу довелось столкнуться и с первым и со вторым.

Заблудившись в тернистых дебрях своего сознания, не в силах сносить своё безотрадное одиночество Глеб пошёл прогуляться, чтобы ненадолго избавиться от угнетающе кручинных мыслей.

Только сегодня дверь его души была наглухо закрыта для радостного воодушевления. Прежде неизменно благолепная природа в эти горькие часы тягостной кручины приобрела неприятный угнетающий облик. Для Глеба всё происходящее вокруг, всё, на что падал его печальный взгляд, было напоминанием его отвратительного злоключения. Однако вскоре Глеб и вовсе перестал замечать безжизненную серую обстановку, окружавшую его. Он не выбирал маршрута для прогулки – ноги, не получая приказаний, самопроизвольно вели его куда-то. Отсутствующий взгляд Глеба был устремлён лишь в глубь его души. По такому выражению глаз легко определить в каких колючих дебрях мыслей блуждает разум человека.

И друг, случайно встретившийся Глебу на пути, сразу распознал неумелое притворство своего товарища, когда тот при виде его напустил на себя радость.

– Что случилось? – спросил участливый приятель.

– Что случилось?.. – выдохнув, повторил Глеб, сообразивший, что ему не удастся обмануть друга. – Безжалостная своевольница-судьба в очередной раз отравила мою жизнь незримым сильнодействующим ядом неотступной боли! – произнеся это, он взглянул на своего товарища. Заметив на его лице предсказуемо-закономерное недоумение, Глеб поспешил добавить: – Андрей, помнишь, я рассказывал тебе о своей любви к Насте?

– Помню, – ответил Андрей.

– Так вот, вчера я узнал, что у неё есть парень! – произнёс Глеб, с таким выражением лица, словно он был свидетелем неслыханной и непоправимой катастрофы вселенского масштаба, сравнимой с затуханием небесного светила, без которого невозможна жизнь на нашей зелено-голубой планете.

Впрочем, так оно и было, правда, это, пока ещё не роковое, бедствие произошло лишь в его опечаленной душе. Внутри Глеба на время померкло теплотворное светило, рассеивающее удушливый унылый мрак тягостного горя.