– Не помню: давно это было. Почему «не удивительно»? – смутился Глеб.

– Сам посуди, разве взор знаменитой и наверняка богатой девушки, перед которой завидные ухажёры бегают толпой, может упасть на парня, вроде нас с тобой, у которого нет ни денег, ни известности. Мы с тобой не представляем интереса для ей подобных, разве что в качестве предмета для насмешек. И потом, твоё сообщение похоже… Только не обижайся… на порождённый воспалённым мозгом сумасшедшего фаната несуразный бред.

Василий помог Глебу устроиться на работу в магазин электроники. И отныне Глеб без устали работал не покладая рук, чтобы помимо вынужденной платы за квартиру, скопить денег и продвинуться вверх по карьерной лестнице. Надо отдать должное его самоотверженному трудолюбивому подходу к своей работе. Задавшись вожделенной целью, он неуклонно следовал к ней, не обращая внимания на трудности.

Впервые со школьной поры он чётко знал, ради чего, освобождаясь от пленительных оков роскошных, дивных сновидений, вставал с кровати по утрам. Однако в этой однообразной веренице постоянно сменяющихся суматошных дней, складывающихся в месяц, он постоянно думал о ней, о девушке, чьё имя он неизменно произносил с благоговейным придыханием, и от звуков которого его сердце трепетало на протяжении многих лет, о девушке, которой он тайно отдал всё своё сердце без остатка.

Гуляя упоительными вечерами в благоуханном парке, Глеб в своём воображении рисовал цветистые картины будущей умиротворённой жизни, вернее, своего желаемого будущего. Он не знал наверняка, как она сложится, зато в его многодумной голове сложился некий живописный образ будущности. И там, за позади оставленным десятилетием, его жизнь была невообразимо превосходной. Там он в неомрачаемом счастье жил со своей супругой и двумя невероятно смышлёными сыновьями. Неумолимые горести всегда обходили их удалённой стороной, чтобы случайно не столкнуться с ними. Но всё это – лишь прекрасная эфемерная мечта, возможно, даже и несбыточная.

После нескольких часов зачарованных блужданий по своим обольстительно-приятным грёзам, Глеб всегда возвращался к серой томительной действительности, окутанной пепельным туманом приевшейся обыденности. Ибо невозможно реальную жизнь подменить своими мечтами, сколь прекрасными бы они ни были. Зато можно попробовать перенести их из иллюзорного мира несбыточных, но благодатных грёз в мир реальный, полный как сладости идиллического счастья, так и горечи безнадёжных разочарований, стоит лишь приложить вдохновенное упорство. Что под силу не каждому, по крайней мере, до тех пор, пока он не попробует.

Чудесный облик зеленолиственного парка всегда был приятен взору Глеба. В этой благотворной зелени он находил какую-то чудодейственную силу утешения, смиряющую все неистовые бури его пламенной души и разгоняющую все сгрудившиеся над нею тучи треволнений. Природа – вот то сказочное место, которое необходимо человеку, болезненно уставшему от беспрерывной череды забот и несносимых тягот от совершённых им ошибок. Только в ней возможно скрыться от угнетающей суетной повседневности. Лишь она способна целебно одарить современного человека тем, что порой бывает недосягаемо для него – девственным покоем.

Глеб сам не понял, как обнаружил для себя эти райские кущи, озарённые божественным сиянием. Его к ним манила какая-то неведомая сила, таинственно сокрытая в нём самом. Он не понимал – он с упоеньем ощущал эту притягательную силу, манящую его к природе. И ему этого было достаточно. Ведь человек не старается понять, почему в счастливые моменты он счастлив, он лишь бездумно упивается этим сладостным и тёплым чувством. Лучше насладиться живительной водой в часы губительного алкания, чем словоблудно рассуждать о её происхождении.

Возвращаясь домой в один из подобных унылых вечеров, Глеб и представить себе не мог, что сегодня своим отходом ко сну откроет дверь знаменательным событиям, которые вольются в его серую, однообразную жизнь, подобно солнечному свету, согревающему сердце и воспламеняющему давно остывшие в нём чувства.

На следующий день на работе во время обеденного перерыва, Глеб, как всегда, прежде чем приступить к трапезе, подошёл к стоявшему на кухне телевизору и включил его. Появившаяся нечаянно телевизионная картинка ошеломила его. На экране он увидел её, оказавшуюся гимнасткой соседку по автобусному креслу, укравшую его сердце и подчинившую своей усладительно приятной воле его не противящийся этому пленённый разум. В самозабвенном созерцании её Глеб совершенно забыл про свой остывающий обед, про спешный ход неумолимого времени, отведённого ему на трапезу. В столь счастливый момент ему было безразлично всё это. Единственное, чего ему хотелось – лицезреть Веру.

Не способный оторвать от неё свой умилённый взор, он простоял так весь обед, пока насмешливые работники, дивившиеся забавляющим их ступором Глеба, не сообщили ему, что настала пора возвращаться к работе. Преодолев жгучее любовное желание, он наконец выключил телевизор и убрал свой нетронутый обед в шкафчик.

Спустя три долгих месяца, прошедших для Глеба в беспрестанных душевных мучениях, она снова стремительно ворвалась в его мысли, в его жизнь. Рассеяв удушливый мрак тлетворной удручённости, сгустившийся над ним, она стала для него путеводным светом в непроглядной темноте, к которому стремятся, в надежде покинуть промозглую пещеру одиночества.

«Почему именно сейчас, – размышлял Глеб, совершенно забыв о своей работе, – спустя столько времени, когда её чарующий прелестный взгляд, её длинные мягкие волосы, чудно развевавшиеся на весеннем ветре, да и сам образ Веры начали почти изгладились из моей памяти, она снова предстала предо мной, пусть лишь на экране телевизора. Словно сама судьба не позволяет мне бросить её миловидный образ в бездонную пучину холодного забвения, не позволяет окончательно угаснуть уже поблёкшему огню воспоминаний».

В течение всего оставшегося времени опостылевшей ему работы он бездумно, словно окутанный неприветливым туманом, слонялся по безжизненному магазину. Глеб не мог внятно объяснить покупателям функции или же преимущества той или иной продукции, поскольку его разум, как заброшенный в бушующее море унынья и смятений челн, бился о незыблемые скалы воспоминаний о своей первой и пока единственной любви. Управляющий магазином, заметив это, посоветовал ему забыть обо всём, что не касается работы.

– Пока ты на работе, будь добр, думать лишь о ней, а все остальные отвлечённые мысли безвозвратно выброси из головы, – сказал управляющий.

Сделав вид, что он беспрекословно подчинился, Глеб всё равно продолжил молчаливо размышлять о своём печальном положении.

«Как же он не понимает, ведь есть вещи намного важнее работы, – рассуждал про себя Глеб. И дабы избавиться от мучительных, кручинных мыслей, он задумался о Вере: – Значит, она – видная спортсменка. И, на сколько я помню, в ней не было эгоистической заносчивости, одного из симптомов «звёздной болезни», которой людей могут заразить окутавшие их болезнетворные лучи нагрянувшей внезапно славы. Ею поведанный мне отрывок из её жизни, её непринуждённое общение со мной, не осквернённое грязью пренебрежительной надменности – лучшие свидетели её добросердечной скромности».

Вскоре Глеб узнал, что через три дня состоится этап кубка мира по спортивной гимнастике в Москве, на котором, возможно, будет выступать и Вера. Он не знал, удастся ли ему встретиться с ней, но это не стало препятствием на пути к девушке, которая могла спасти его от многолетней боли. Одурманенный медовым предвкушением столь вожделенной встречи, он ходил по магазину, всецело отданный своим радужным мечтаниям. Только в моменты безмерной эйфории никто не задумывается, что однажды его прекрасный мир может невозвратимо кануть в небытие. К тому же никому неведомо, что может произойти даже через одно скоротечное мгновение.

Вдруг в кармане Глеба зазвонил телефон, возвращая юношу с лазоревых высот блаженства на землю. Это был его отец.