— Умереть? — Джудас стискивает его плечи. — Чего ради, к чёрту… где мы?

Джизас разводит руками и чуть шатается. Джудас только сейчас понимает, насколько он измучен — понимает, что почти опоздал. Вздрагивает, не зная, хочет ли он знать, что пропустил — х о ч е т, голыми руками разорвать всех хочет, кто причастен, — и бережно прижимает его к себе. Бормочет:

— Нет. Нет-нет-нет, я тебя не отдам, не сейчас, мы выберемся, я…

— Нет.

Джудас поворачивается рывком на громовой голос, пряча Джизаса за спину, — и на слишком знакомый столб света, гневно прищурившись, идёт, не дожидаясь, пока он заговорит снова. Ярость распирает грудь изнутри, грозя рёбра переломать в крошево, голос сдавливая и почти превращая в рычание:

— Ты обещал.

— Нет, — исходящий от света голос звучит спокойно, но своей силой заставляет задрожать. — Я дал вам время. Но люди грешат.

— Он ни при чём, — Джудас задыхается. — Наказывай их, его я не отдам, я…

— Я не буду спрашивать.

Джудас замирает на миг, дрожа — не от ужаса, не от трепета — от гнева, горячо ударяющего в голову, от желания спасти, защитить, остановить всё это.

И в свет перед собой впивается руками, чувствуя, как скопившаяся в груди ярость выплёскивается через кончики пальцев, обжигающей волной прокатываясь по телу.

Свет жжёт кожу немилосердной болью. Джудас жмурится, чувствуя текущие по лицу слёзы, и кричит, не отнимая рук. Натыкается на что-то пальцами, изо всех сил давит — с д а в л и в а е т, как если бы пытался задушить; Джизас стонет за спиной, как от боли, и ярость в груди ещё сильнее клокочет, разрывая сердце.

Джудас не знает, сколько это длится, — просто свет вдруг под пальцами рвётся, расползается бессильными клочьями.

Перед глазами темнеет. Джудас думает, что ослеп — снова, снова…

Нет. Просто вокруг темно.

Ночь. И звёзды. И тишина.

Джизас.

Он в своём балахоне странном лежит ничком, не реагируя на испуганный оклик. Джудас с колен поднимается, собираясь броситься к нему, — и бессильно оседает на землю.

Ослабшие ноги не держат.

Он добирается до него почти ползком, не обращая внимания на дикую боль в обожжённых руках. Переворачивает на спину.

У Джизаса глаза закрыты и кровь течёт из носа и уголка рта. Джудас замирает испуганно, дрожащими пальцами пытаясь найти пульс.

Бесполезно — слишком болят руки, чтобы ощутить хоть что-то. Несколько обжигающих холодом секунд — пока Джудас прижимается ухом к его груди, пока через удары собственного сердца в виски молотом пытается разобрать чужое (р о д н о е) сердцебиение, — Джудасу кажется, что он мёртв.

Сердце в худой груди стучит — сбивчиво, неуверенно, но стучит, — и Джудас бессильно упирается в землю ладонями, не обращая внимания на попадающую в раны грязь.

Ж и в.

— Ты убил… — шепчут окровавленные губы.

Джудас вздрагивает, склоняясь над ним и заглядывая в лицо.

— …его, — выдыхает Джизас. — И… немного… меня.

— Тебя?.. — Джудас вздрагивает. — Ты жив. Ты жив, я не дам…

— Я буду, — шепчет тот. — Жить. Но… часть меня… Он, — Джизас с явным трудом поднимает веки, указывая взглядом на небо; по вискам слёзы текут, — он же был… частью меня.

Джудас мотает головой.

— Мир рухнет?

Джизас усмехается слабо:

— Нет. Мир… давно уже живёт сам. Немного встряхнётся, думаю, — пара войн или эпидемий… и всё будет хорошо. А я, — он вздыхает, — сейчас чувствую себя так, будто у меня вырвали половину души, но… со мной тоже всё будет хорошо. Ты меня спас.

Джудас мотает головой, утыкаясь лбом в его грудь. Шепчет еле слышно:

— Я буду твоей душой.

Джизас ласково зарывается пальцами в его волосы.

С неба над ними падают звёзды.

========== Человек ==========

Комментарий к Человек

Реверс; Александр!Джизас, Ярослав!Джудас.

Публиковалось туть: https://ficbook.net/readfic/9324017

Мальчишка прибивается к ним как-то незаметно и пытается затеряться в вечно окружающей Джизаса толпе.

От мальчишки таким чёрным отчаянием и озлоблением веет, что затеряться у него нет шансов — его сторонятся, не доверяют, опасаются, смотрят искоса. Джизас подходит к нему вечером и натыкается на взгляд исподлобья — недоверчивый, опасливый; мальчишка явно боится, что его прогонят вон, и готов начать защищаться в любой момент.

Джизас хлеб ему протягивает, улыбается открыто. Мальчишка смотрит растерянно.

Не верит.

— Как зовут тебя? — спрашивает Джизас.

— Джудас, — неохотно буркает тот. Хлеб, поколебавшись, берёт — быстрым жестом опытного воришки, незаметным почти движением.

Внутри замирает что-то.

Вот, значит, как.

Вот, значит, к т о.

Господи, почему именно этот мальчик, за что ему?..

У мальчика в глазах что-то такое, что оттолкнуть его Джизас физически не может (не привязывайся, не привязывайся, не привязывайся, не…); у мальчика в глазах — восхищение недоверчивое, готовность к удару, готовность ощериться в любой момент; у мальчика лицо немного светлеет, когда он на Джизаса смотрит упрямыми, синими до черноты глазами.

Позвать его к своему костру — самая, наверное, глупая вещь, которую Джизас в своей жизни делал. Мальчишка слушает его с таким лицом, что Джизас вовсе об этой глупости не жалеет.

Мальчишка, когда все спать ложатся, исчезает куда-то. Джизас ворочается, пытаясь заснуть, непривычно долго; потом сдаётся и идёт, куда ноги несут — прогуляться, воздухом подышать.

Джизас совсем не удивляется, когда натыкается на Джудаса, сидящего от всех в стороне. Тот на его шаги дёргается почти испуганно; оглядывается. Джизас успокаивающе приподнимает ладони:

— Я не обижу. Можно?

Тот пожимает плечами и кивает, зябко руками себя обхватив. Джизас садится рядом. Молчит. На звёзды высыпавшие смотрит, изредка на человека рядом глаза скашивая.

Мальчишка, вскинувший было в защитном жесте острые плечи, постепенно — очень медленно — их опускает, будто понемножку успокаиваясь рядом с ним. У Джизаса от этого в груди теплеет.

У мальчишки пальцы длинные, тонкие и нервно в воздухе так и танцуют, будто он хочет что-то сказать и всё не решается. Это, пожалуй, выглядит даже красиво.

Когда мальчишка неуверенно тюкается плечом в его плечо, у Джизаса болезненно замирает сердце.

Когда он напрямую спрашивает, снова нахохлившись: «Почему ты меня не выгнал?» — сжимается что-то в груди.

Господи, почему именно он?..

— Почему я должен тебя гнать? — мягко спрашивает Джизас.

— Потому что… меня все гонят. У меня ничего нет. Я никому не нужен. Я никто.

И снова пальцами нервно перебирает в воздухе, волнение своё выдавая.

— Ты человек.

— А ты — нет? — ядовито фыркает Джудас.

Джизас усмехается, но вопрос оставляет без ответа.

— Я никого не гоню, — говорит вместо этого. — Всем найдётся место, тепло и доброе слово.

— И ты со всеми сидишь вот так?

— Нет.

Джудас хмыкает и чуть увереннее прижимается плечом к плечу. Он сейчас замёрзшего воробья напоминает. Тонкие руки постепенно на колени опускаются, замирают расслабленно.

Спокойно.

У Джизаса тепла на всех хватит. Почему бы не согреть одного несчастного мальчишку, которому этого тепла так не хватает?..

Джудас рядом с ним, действительно, г-р-е-е-т-с-я.

Постепенно он смелеет. Постепенно он перестаёт сжиматься испуганно, когда к нему обращаются. Постепенно он перестаёт вечно дрожать и начинает смотреть в глаза.

Постепенно он начинает злобно сверлить взглядом всех, кто к Джизасу приближается, и, кажется, едва удерживается от рычания. Это слишком похоже на ревность; Джизас не знает, что с этим делать, а другие апостолы начинают Джудаса сторониться ещё сильнее.

А когда в очередном селении Джизаса пытаются побить камнями, Джудас первый кидается наперерез толпе, закрывая его собой.

Падает почти сразу с разбитым виском, только вот это даёт необходимые несколько секунд задержки, чтобы апостолы смогли Джизаса прикрыть, отступая.