— Библиотека. Оружейная. Малая столовая. Часовня.

Они могут тут читать. Тренироваться. Есть. Откуда здесь часовня?

Но Киаран увлек ее дальше.

Коридор, по которому они шли, был совершенно пуст. Его пронизывали солнечные лучи, расплываясь в млечное марево. Издалека слышалась льющаяся, как ручей, музыка.

— Главный зал.

Резные двери распахнуты настежь. В глаза бросился длинный стол, уставленный тяжелой серебряной посудой, конец его терялся в тенях, в дальнем конце огромного зала. В необозримой вышине сводчатого потолка свисали хвостами вниз серые, синие знамена. Слуа — высокие женщины в цветных многослойных платьях, мужчины — при оружии, с длинными гривами невероятных оттенков — беседовали, подходили к высокому столу, вкушали пищу, слушали музыку. На приход Киарана и Амарелы никто не обратил внимания. В толпе мелькали жрицы в сером и синем, маленькие дети носились свободно, визжали, тягали за уши полуночных гончих, прятались под свисающей до пола скатертью.

Мимо Амарелы пробежала белокурая девочка, лет семи на вид, из-под красного подола быстро мелькали башмачки, локоны выбивались из-под шерстяной шапочки. Девочка со смехом оглянулась на рейну — глаза у нее были черные, без белков, как у всех здесь. Амарела перевела взгляд на стол и поняла, что голодна.

Стало тихо. Король Тьяве встал во главе стола, высокий, страшный.

— Откуда мы пришли? — монотонно спросил он.

— Из глубины Сумерек, — хором выдохнули в зале. Эхо гуляло под сводами.

— Кто мы есть?

— Потомки Отверженных, Охотники, Живущие в Тени, Идущие По Следу.

— Где наш дом?

— В Аркс Малеум, под сводами крепкими, среди стен высоких.

— Что нас держит?

— Мысль и коготь, серебро и заклятие.

— Что нас ждет?

— Не знаем мы, не знаем, уповаем на милость альмов и волю Холодного Господина.

— Вкуси от нашего гостеприимства, — чопорно сказал Киаран.

На белой скатерти теснились блюда с плодами, дичью, грибами, резные серебряные графины с крышками в виде голов неведомых птиц, лежала зелень, печеная репа, плоские, круглые, серого цвета, хлебы. В промежутках меж блюдами краснели бочками дикие яблоки. Нежные белые цветы, похожие на восковые колокольчики, россыпью светились там и здесь.

Она нерешительно протянула руку к яблоку. Вспомнились страшные детские сказки — не ешь во дворе морского царя, не ешь в холмах, не ешь в царстве мертвых. Заблудишься, забудешь родной язык, забудешь родной дом, вернешься через столетие… Но что же, не есть? Умереть с голоду среди этих зыбких, как сновидение, стен?

Яблоко оказалось кислым, диким, прохладным, свежий сок брызнул на язык, и головокружение вдруг отступило. Словно остановили беличье колесо. Мир обрел границы, краски, очертания, будто промытый родниковой водой.

— Познакомь со своей человечкой, братишка, — один из слуа подошел, приветливо улыбаясь, блеснули клыки. Поверх темного длинного, ниже колена, одеяния, тускло сверкала серебряная кольчуга, серебряная гривна охватывала шею. Волосы у него были такие же светлые, как у девочки в красном платье, но отливали холодным голубоватым оттенком, или это падала тень. — Почтеннейшие сестры третий день только шипят и ругаются, а мне интересно…

— Это Кйарай Рысь, мой старший брат, — сказал Киаран. — Амарела, она человеческая королева.

— Папа! — девочка вернулась, волоча за ошейник недовольную собаку. — Папа… ты обещал!

Рысь наклонился и поднял ребенка на руки.

— Он возьмет меня с собой! — торжественно обьявила девочка. — Я буду охотиться.

— Конечно, дорогая, — темные глаза разглядывали гостью без стеснения.

Амарела снова откусила от яблока, облизала вяжущий губы сок. Аркс Малеум сиял, высились стройные колонны, полыхали флаги, звенела музыка, гудели сдержанные голоса. В глазах пестрело от золота, серебра, разноцветных одежд, сложнотканых гобеленов. Ей стали видимы мельчайшие подробности, вот брат Киарана взмахнул темными ресницами, вот дернулось острое ухо, татуированное вайдой, пробитое десятком серебряных колечек, дрогнули губы, обнажая клыки.

— А какого народа ты королева? — все еще улыбаясь, спросил светловолосый слуа.

— Не помню, — ответила она.

На плакате пламенели алые буквы, и найльский матрос в черном бушлате вздымал над головой винтовку.

«Вступайте в ОДВФ, который борется за счастливый, сильный и свободный Найфрагир!» Шрифтом помельче — адреса и телефоны.

Этот плакат, вместе с полудюжиной похожих, Рамиро нарисовал позапрошлой ночью, приехав к Элспене попрощаться и отдать чемоданчик, и неожиданно попав в штаб-квартиру ОДВФ.

Объединение добровольных вооруженных формирований, объяснил Виль, это неофициальный ответ Дара своему северному соседу на просьбу о помощи, когда все силы брошены на Юг. Щитом загребущим рукам Эль Янтара, протянутым через голову Лестана, через узкое Алое море к оливам и мерланам бывшей южной окраины лавенжьего королевства.

Теперь двое парней из типографии приволокли толстый рулон плакатов и несколько кип листовок. Где-то третью часть пропаганды Вильфрем собирался забрать с собой в Добрую Ловлю, две трети предназначались Катандеране. Следующий тираж развезут по провинциям и областям.

В тесной квартирке в портовом районе не закрывались двери. Тут было шумно, накурено, то и дело трезвонил телефон, день и ночь толпились какие-то люди, таскали ящики и коробки, спали на заваленных вещами кроватях, на тюках, на полу, тут же ели из консервных банок, пили черный чай из осмоленных наслоениями стаканов в мельхиоровых подстаканниках с гербами Элспена, спорили до хрипоты и курили, курили, курили.

Виль не пускал их только в детскую, вернее, пустил одного лишь Рамиро, с условием, что он не будет там дымить.

Детей у Виля было четверо, старший, правда, уже год как служил в оруженосцах у кого-то из Моранов в Старой Соли, на западном побережье Дара, чуть ли не на самой границе с Найгоном. Его место наверху одной из двухэтажных кроватей обозначал плакат, где глубинную синеву пересекал хищный силуэт подводной лодки.

Стену над вторым чердаком украшало множество картинок из журналов, полочка с модельками самолетов и большой плакат с красавцем-альконом. На его фоне красавец Сэнни, принц Алисан, белозубо улыбался, держа пилотский шлем, словно рыцарский, на сгибе руки. «Не сиди в прострации, иди в авиацию!»

Нижние этажи кроватей принадлежали девочкам. Над одной, на плотно заклеенной открытками и фотографиями стене — плакат все с тем же Сэнни. Кабина истребителя, откинутый стеклянный колпак, летный комбинезон, летящий по ветру белый шарф, сияющая улыбка. «Серебряные крылья Родины». К плакату приколото вырезанное из цветной бумаги сердце.

Рамиро покачал головой. Сэнни не вернулся из Найфрагира, и до сих пор, насколько известно, его не нашли, ни живого, ни мертвого. Говорили, явившийся из Полночи принц Анарен (тот самый Анарен, ёклмн, «летят двенадцать голубок…») отправился на поиски родственника.

На соседней постели сидели куклы и плюшевые звери, а вместо Сэнни изголовье охраняла святая Невена с дешевой, раскрашенной анилинами картинки. Плохо задвигающийся ящик под кроватью был переполнен месивом игрушек и детских книжек, фрагментарно сохранившихся в неравных боях с четырьмя владельцами. Несколько листочков Рамиро выудил, привлеченный знакомой манерой акварельных иллюстраций. Мастер Весель Варген, его легкая рука.

«На четвертые сутки пал на море туман, и на палубу „Странницы“ ступила из воздуха прекрасная дама, одетая в серебряные и снежно-белые одежды.

„Я выбрала тебя, благородный сэн Лавен, из сотен и тысяч других рыцарей, как самого достойного из достойнейших, лучшего из лучших, и в немалой степени потому, что ты верный слуга Белого Бога. Послужи мне, добрый рыцарь, и я награжу тебя, как короля“.

Сэн Лавен поклонился учтиво и ответил со всем вежеством: „Я рыцарь и слуга Господа, а Господь велит оказывать помощь тем, кто ее просит, и женщинам — в первую очередь“.