Энери встревоженным голосом спрашивал, что случилось, сочувствовал, горестно прижимал пальцы к губам, по слову, по полслова вытягивал из Альбы халетинову тайну, которая тайной уже не была. Сжимал ему плечо, говорил, что он не виноват, что никто не виноват, что такая судьба у бедняги, упокой Господи его душу… много всего говорил.

Альба молчал и смотрел мимо.

Потом началась война, и Энери забыл про лестанского мальчишку. Начисто забыл. Если бы не эта книга — не вспомнил бы никогда.

Халетина, конечно, упоенно жалел себя, сочиняя эту сказку, какой он прекрасный, бедненький и весь преданный. И какой завистливый, самовлюбленный, жестокий принц. Это, конечно, ложь и очернение, но…

Разве Энери предал Халетину? Он ничего Халетине не обещал, и Альбе ничего не обещал, разве он виноват, что эти двое не смогли сохранить свою тайну?

Он остановился, глотнул из горлышка маслянисто-жгучей альсатры и прикрыл глаза, чувствуя, как печет в груди.

Не передергивай, Звезда, сказал он сам себе. И рыцарская честь, и обычная людская честность велят вернуть утерянный кошелек его владельцу, а утерянный секрет оставить при себе, как свой собственный.

Дело не в Халетине, а в тебе, Звезда.

Дрянной поступок — это дрянной поступок, как бы ты себе его не объяснял и чем бы не оправдывал. Горазд молодежь воспитывать, а сам-то!

Окно было закрыто плотными гобеленовыми портьерами. Цветы и птицы. Гобелен выткан по старинным рисункам. Как нарочно. Энери поморщился — такие же гобелены были… или похожие… а, впрочем, какая разница.

Летта.

Отец.

Теперь вот Халетина.

Сколько еще стыдного и недостойного ты не помнишь, Принц-Звезда? Сколько всего висит на твоей совести?

Что еще тебя держит тут, пригвоздив к Серединному миру ножом из черного стекла?

Анарен шагнул к окну, рывком отдернул портьеру — но за нею оказалась не осенняя ночь, полная дождя и ветра, а доски сомкнутых ставен, темные и глухие, как крышка гроба.

— Хорошая была идея отправляться на ночь глядя.

— Днем не видно огней.

Амарела горестно вздохнула. Им пришлось переправляться вплавь через реку, и, хотя одежду увязали в тючок, она все равно подмокла. Далекий огонь то терялся меж ветвей, то снова проглядывал яркой искрой. Совершенно стемнело, она шла практически наощупь. Сэнни же видел в темноте, как…как кот. Постепенно лес расступился и они вышли на опушку. Перед ними шумело травами поле, над которым изгибались пласты тумана. Огонь, казалось, приблизился. Амарела вгляделась в благоухающую полевыми травами ночь, нерешительно погладила рукой ствол березы, смутно белевший в темноте.

— Чего ждешь, идем.

— Но это костер и там наверное кто-то сидит. Вполне возможно, они нам не обрадуются.

Сырое платье заставляло зябко вздрагивать и туман, колыхаясь, плыл вокруг них обволакивая мутной пеленой почти по пояс.

— Идем, — повторил Сэнни. Не дожидаясь ответа, шагнул в шелестящий мрак. Амарела вздохнула и последовала за ним, стараясь не терять из виду серебряное пятно его волос, единственное, что не скрадывала ночная тьма.

У костра никого не было. Аккуратно сложенный шалашик из поленьев горел ярко и споро, освещая все вокруг теплым оранжевым светом и разгоняя туман. Припорошенные пеплом угли дышали алым.

— Видишь? — Сэнни повернул к рейне точеное лицо. Голос его в напитанном влагой воздухе звучал странно, приглушенно. Рейна протянула руки к огню, согреваясь.

— Давай хотя бы одежду просушим.

— Только недолго. Летние ночи коротки, а мне не хотелось бы блуждать здесь вечно.

Костер потрескивал, в поле тоскливо прокричала какая-то птица. Попискивали на пределе слышимости летучие мыши, иногда стремительно проносясь через освещенное пространство. Амарела грела руки. Всматривалась.

На пределе видимости зажглась новая искра — словно алый глазок.

— Гляди.

— Да, пожалуй. Нам туда.

Они вновь двинулись сквозь поле и росистая высокая трава вымочила рейне подол по колено.

— Звезды, — шепотом сказал Сэнни, тронув ее за руку.

Амарела подняла взгляд. В бесконечной черноте неба куполом светились яркие точки — такие знакомые. Она уже и позабыла, когда в последний раз видела солнце, звезды… Луну.

Бледный диск показался над краешком леса и невозмутимо взбирался все выше, окруженный тусклым гало.

— Что-то меняется.

— Идем. Не останавливайся.

Снова закричала незнакомая птица. Расхохоталась сова. Послышалось назойливое зудение, Амарела хлопнула себя по щеке и ощутила под пальцами влагу. Щека чесалась.

— А еще в твоих волшебных землях водятся комары.

Сэнни промолчал.

Следующим огнем оказался огромный сагайский фонарь из алой бумаги, небрежно повешенный кем-то на ветку. Свеча внутри фонаря не оплавилась и наполовину.

Потом был круг горящей травы, будто бы кто-то только что пустил пал, но огонь не двигался дальше. Потеплело, туман рассеялся и звезды казались крупнее. Луна рывком переместилась в зенит.

Потом была горящая нефть в топком болотце.

Сигнальный огонь на каменной башенке.

А потом они вышли на дорогу.

Широкая, мощеная светлыми каменными плитами, она светилась во тьме, как ожерелье огней. По бокам дороги через равные промежутки были установлены каменные чаши, в которых горело негасимое пламя. Неизвестно, что питало его — внутри чаш ничего не было, ни угля, ни масла — только огонь.

— Дорога Изгнанника, — сказал Сэнни. — Легенды не лгали.

На рассвете они пришли в город.

Город лежал в зеленой долине, как в ладонях, и дорога к нему полого спускалась с холмов. С наступлением утра пламя в каменных чашах побледнело и стало почти невидимым, только колыхался нагретый воздух. Город был пестрым, зеленым, ржаво-красным, розовым, болотно-коричневым. Все его здания, протоки улиц и круглые площади оплетали вьющиеся растения. Розы, плющ, глициния, клематис, жимолость, дикий виноград. Лиственные, отягощенные цветами, плети закрывали стены и крыши, лепились к распахнутым дверным проемам, обрешетке окон, ползли через уличную брусчатку.

Невозможно было понять, какова архитектура зданий. Очертания камня и дерева сглаживались, оплывали под натиском зелени. В остановившихся фонтанах дремала вода. Амарела и Сэнни беспрепятственно вошли в город, оглядываясь по сторонам. Город молчал. Благоухал. Шелестел. Ни человеческого, ни дролерийского голоса, только сонное цвирканье птиц, плеск воды, посвист ветра.

Амарела заглянула в первый попавшийся дом. Дверь была распахнута, как и все двери этого спящего города. Внутри было сумрачно, уютно, будто в зеленом гроте. Солнечные лучи лились сквозь частый переплет окна, пятнали стены и пол. Стол с утварью, полки, кровать, умывальник в углу — обычное человеческое жилище. Ни пыль, ни тление не тронули его обстановку. На столе сидела толстая белка. Она презрительно взглянула на пришелицу, неторопливо шмякнулась на пол и прошествовала к выходу, задрав хвост, как кошка.

— На площади я заметил куропатку, — сказал Сэнни. — Здешние животные наверное веками не видели разумных существ.

— И что нам теперь делать? — Амарела ощутила великую усталость. Золотисто-зеленое солнечное сияние успокаивало, затягивало в какую-то спокойную заводь. Все волнения остались далеко… далеко.

— Выберем дом и будем жить здесь. Пока не найдем способ вернуться.

— А…он есть?

— Не знаю. Но формально мы — в Сумерках. Я попробую дозваться до Королевы или кого-то из ее подданных. До Врана, если он все еще жив. Вран всегда меня слышал.

— Он был вашим наставником в юности?

— Только моего брата. Я-то вечно бегал от учебы. Но Вран всегда знал, где меня отыскать.

— Я помню, как его машину покорежило от взрыва, — нерешительно сказала Амарела. — И та дролери так страшно кричала. Не знаю, выжил ли он.

— Не представляю, что нужно сделать, чтобы прикончить Врана, — хмыкнул Сэнни. — Но точно что-нибудь посерьезнее куска взрывчатки. Он могущественный колдун.