Уже на берегу мы разбежались в обе стороны. Элефантус озадаченно встал на месте, водя башкой то туда, то сюда – обе группы примерно одинаковы по численности, и какую для преследования предпочесть? Со стороны Володи зашумели ведды, с нашей их соплеменники тоже загалдели и дали залп из луков. Только раздразнили, конечно, но нам это и требовалось – слонопотам начал оборачиваться в нашу сторону, и спецназер поднял свой винчестер в ожидании удобного момента. Дождался, шмальнул – слонопотам резко дёрнулся и взревел, начинает в его сторону разворачиваться, но его башка уже на мушке у меня, и свободный ход спуска уже выжат – ага, вот и та самая точка! Останавливаю выдох и плавно дожимаю, приклад бьёт в плечо, а слон вздрагивает, шатается, снова обернуться пытается в мою сторону, но уже подламываются передние ноги, и тут Володя целится и шмаляет снова. Рёв элефантуса уже не яростный, а страдальческий, подламывается и одна из задних ног, и вся туша заваливается набок. Затылок обращён в мою сторону, и вогнать пулю в его середину – даже не задача, а простейшее из тренировочных упражнений. Нет, как вернёмся домой, надо будет теперь обязательно и крупнокалиберными унитарными патронами озаботиться, посильнее и послабже, и крепостным ружьём под тот патрон, что посильнее, и штуцером-слонобоем под тот, что послабже. Откладывали это дело, потому как нет пока нужды в крупнокалиберном пулемёте, а значит, и в патроне для него, а оно в этой Индии вон как оборачивается.

А экземпляр – великолепнейший. Крупный матёрый самец, и хотя взвесить его возможности нет, но не удивился бы, если бы она на те почти предельные для индийского пять тонн потянула. Бивни – из таких, которых и африканский саванновый не постыдился бы. Даже жаль, что такой элитный экземпляр валить пришлось. Уже подтвердили ведды, что не бешенство, а тот самый муст, сексуальная озабоченность, когда шёл слонопотам по бабам, то бишь по слонихам, и свернул бы правильно, так и нашёл бы, и соперников всех наверняка разогнал бы, и не одну самку покрыл бы, распространяя свои элитные гены по местной слонопотамьей популяции. Ну вот какого, спрашивается, хрена понесло его не в гущу джунглей, где слоновые стада пасутся, а в сторону той деревни веддов? Заявился к ним ходячим стихийным бедствием, ну и напросился в результате на свинцовые пилюли, да ещё и в довольно мучительном режиме их приёма. Ну, будем надеяться, что есть ещё и не худшие его по статям, но поадекватнее в состоянии муста. Мяса – столько, что хватит и веддам, и нашим, и дравидам из ближайшей деревни. На бивни, конечно, наши с Володей притязания вполне законны, а коже наверняка дравилы себе на щиты применение найдут. Скорее всего, найдут полезное применение и костям скелета. Да и ведды, как переводчица нам перевела, тоже планы на них выстраивают. Ещё бы! Наконечники у копий костяные в основном, и не из всякой ещё кости хороший выйдет! Как бы не перессорились тут между собой из-за костяшек – ну, в смысле, ведды с дравидами, которые тоже железом обделены.

Пришлось нам, когда подтянулись и те, и эти, в свои руки распределение этой добычи взять. Нашего права на бивни никто и не подумал оспаривать, делёж мяса на три равные доли тоже признали справедливым, а кожу с костями мы распределили волевым решением – кожу две трети дравидам, которым она нужнее, но треть веддам, чтобы и они себя ущемлёнными не ощущали, а все крупные кости – пополам между ними. Хрен знает, как бы они поделили сами, но наш делёж их тоже устроил. В конце-то концов, кто завалил элефантуса? Вот как считаем справедливым сами, так и делим. И эта логика им понятна – сами охотятся регулярно. У охотников ведь как? Кто добыл дичь, тот и делит её по своему усмотрению, и будь ты хоть десять раз самый главный в группе, но это его добыча, и в её дележе главный – он, и что он тебе дал, тем и будь доволен. У нас-то, правда, делёжка шла между группами, но принцип тот же, а уж как кто внутри своей группы делить будет, мы в это уже не вмешиваемся. У веддов свои обычаи и свои авторитеты, у дравидов – свои. Им самим виднее, как у них принято по ихней племенной справедливости.

Серёга, пока мы со спецназером этим неожиданным для нас самих сафари были заняты, связался по рации с нашими на Маврикии. Наконец-то нормальный вышел у него сеанс связи, а то ведь то густо, то пусто. Из-за малых размеров судовой антенны нам и по длинным волнам доступный диапазон сильно подрезан, а из-за не особо высоких качества и мощи наших ламповых триодов – и по коротким тоже. Можем применять только волны, отражающиеся от тех или иных слоёв ионосферы, а это и от расстояния связи зависит, и от времени суток, и от погоды, и от электромагнитного фона, так что связь у нас выходит нестабильной. С судна, по крайней мере. На наземных-то радиостанциях и энергетические мощи, и антенны побольше, и аппаратура посерьёзнее, кроме ламповой есть и дуговая, так что и длинные волны доступны, и работа стабильнее, так что через Атлантику радиосвязь работает неплохо. На Маврикий, не планируя пока оставлять молодняк насовсем, дуговую аппаратуру завозить не стали, ограничившись ламповой судовой рацией, но там антенна стационарная, посерьёзнее судовой, так что с Капщиной связываются обычно нормально, а вот мы с Маврикием – как когда повезёт. Пробуем-то если и не каждый день, так через день, но сегодня – первый удачный сеанс за четыре дня.

Самое важное – Фабриций уже получил от отца "добро" на вторую экспедицию в Индию по весне и распорядился о начале её подготовки. От перевозки колонистов и их грузов на Капщину вторая индийская эскадра освобождается, и эти задачи возлагаются на вновь формируемую африканскую из безмоторных ещё судов прежнего типа, а индийская повезёт гарнизон и грузы для цейлонской базы. Хворь эта новая, которая то ли корь, то ли тот же брюшняк вместе с ней, в Испанию ещё не проникла, но в Средней Италии уже есть первые очаги, так что полным ходом проводится и подготовка к новому карантину жёстче прежнего, вплоть до виселицы за сам факт нарушения, пускай и без заноса заразы. С Кубы передали о возвращении разведки из окрестностей Гаваны, подтвердившей выход битума на поверхность, наметившей место для дочерней колонии и договорившейся с тамошним вождём местного племени об его выкупе, так что теперь готовится уже и основание новой колонии с полусотней человек для начала.

После обеда мы прогулялись к веддам, только теперь уже кратчайшим путём. И почти сразу же и убедились, что дикари-то они дикари, да только и дикари дикарям рознь. Как свернула тропа к речушке, за которой их селение, так мы думали, по камням её будем переходить, если не вброд, а там – мост между двумя фикусовыми деревьями из их корней и лиан сплетён – ага, живой, хрен сгниёт, и хрен сгрызут его термиты, пока живы оба этих дерева. А так – да, дикари дикарями, живут в неолите, даже не замахиваясь на переход из него в железный век, и жилища ихние общему уровню вполне под стать – почти шалаши.

Ну, наскоро восстановленные после того погрома, который этот слонопотам им учинил сексуально озабоченный. Позже они, возможно, и получше чего-нибудь соорудят, а пока – что смогли и успели, не слишком напрягаясь, потому как недосуг. Элефантус же этот не только халупы порушил, но и трёх человек затоптал. О двоих нам сказали раньше, а третий сгинул позже, когда сбёгшие уже нам на свои жизненные невзгоды жаловались. А всё отчего? Да от суеверий же дурацких, если уж начистоту. Я не раз уже упоминал, что одно из серьёзнейших преимуществ не ушибленных индуизмом туземцев – это отсутствие у них священной живности. По сравнению с синхалами и прочими индусами у веддов так оно и есть, и корова для них – просто корова, а обезьяна – просто обезьяна. Сесть себе на голову они не позволят ни той, ни этой. Но от тотемных суеверий не избавлены и ведды, и вот это племя западного побережья острова – наги – поклоняется королевской кобре. Ещё в Тамманаве наша переводчица предупреждала нас, что нельзя причинять вред этой змее, а то ведды осерчают. Теперь же, оказывается, у них с этим случай ещё тяжелее.