Твоя страсть к наслаждениям подвела тебя ещё раз. Герхард вгляделся в затопленный темнотой коридор. В мрачных застенках Дармштадтского замка, также известного как замок баронов фон Франкенштейн, инквизитор бывал не раз. Но полумрак и однообразие переходов оказывали плохую услугу попыткам вспомнить дорогу.

Медленно двигаясь на ощупь вдоль стены, Герхард чутко прислушивался. Скорее всего, вдовица тоже где-то здесь. Если ещё жива, конечно. Неплохо было бы вытащить её – в конце концов, она стала лишь разменной монетой в игре, которую затеял ныне покойный тосканец. Инквизитор слишком легко повёлся на расплывчатый донос сомнительного «родственника», указавшего ему на Моту. Ясно же было, что вдова – никакая не ведьма, и её якобы видения умершего мужа, Антонио, – всего лишь плод душевного недуга. И вот теперь они оба здесь. Нет, никакая не вдова виновата в этом, а только его собственный просчёт.

Стараясь ступать бесшумно, Герхард продвигался по коридору, минуя редкие факелы и растворяясь в тёмных промежутках между освещёнными участками. Неожиданно коридор расширился, выводя в некое подобие зала, откуда веером разбегались ещё пять проходов. Зал не был знаком инквизитору. Прижавшись к стене в полумраке, он внимательно осмотрел комнату и скользнул в ближайший по правую руку коридор.

Какой-то из этих ходов обязательно выводит наверх.

Эта каменная кишка была освещена точно так же, как предыдущая, и точно так же здесь не было никакого движения воздуха – только застоявшаяся тухлая вонь.

Стонущий вопль резанул по ушам. Герхард молниеносно отскочил к стене, скрытый в рукаве клинок изготовился к битве. Но в коридоре по-прежнему было пусто, хотя воцарившаяся тишина затаила угрозу.

Инквизитор выждал несколько мгновений и был готов двинуться дальше, когда вопль повторился – на этот раз слабее. Крик доносился откуда-то сбоку – вероятно, со стороны одного из бесчисленных тёмных провалов, которыми то и дело прорезались стены коридора. Свет не достигал их глубины, и Герхард мог различить только однообразные чёрные квадраты, расположенные над полом на высоте двух локтей.

Прислушиваясь, инквизитор медленно пошёл вдоль стены. Наконец ухо уловило скребущий звук, раздавшийся совсем близко. Герхард поднял голову – он стоял возле очередного квадрата.

Заткнув клинок за пояс и сняв со стены чадящий факел, инквизитор приблизился к провалу. Пляшущее пламя выхватило из мрака толстую каменную кладку. Сам провал оказался невелик, в него едва бы смог протиснуться взрослый мужчина. Но шорох определённо доносился отсюда.

Из темноты тянуло смрадом, но не тем уже привычным застоявшимся воздухом, что наполнял переходы, а сладковатой гнилью. Факел осветил камеру, в которую и вёл провал – пол камеры оказался гораздо ниже уровня коридора. Отблески огня, бегущие по сырым камням, выхватили виновников шороха – крупных упитанных крыс, шарахающихся по углам от неожиданного света. На полу валялись розовато-серые куски. Крысиная добыча.

Герхард протянул руку с факелом дальше в проём – и увидел источник пиршества тварей.

На полу, далеко внизу, лежал человек… вернее, то, что когда-то им было. Видимо, узник пытался вскарабкаться к провалу по отвесной стене – кладка над ним была испещрена тёмными пятнами и изрезана царапинами. Должно быть, последнее «восхождение» оказалось роковым, и сейчас несчастный застыл, неестественно вывернувшись. Кончики судорожно вытянутых пальцев тянулись к стене, будто она, его убийца, обещала спасение. С потолка камеры срывались капли и падали узнику на лицо.

По полу метнулась тень. Одна из крыс безбоязненно подбежала к телу и вгрызлась в то, что когда-то было ногами несчастного – жуткое месиво из мяса, обломков костей и обрывков ткани. И тело узника вдруг дёрнулось, а из почерневшего рта исторгнулся стон.

Герхард отпрянул. Сдерживая тошноту, он воткнул факел в кольцо на стене и на негнущихся ногах побрёл дальше – как можно дальше от ужасающей иллюстрации того, как безжалостны слуги Господни.

Этот коридор, как и предыдущий, закончился тупиком. Инквизитор развернулся и почти побежал обратно, стараясь поскорее проскочить мимо ужасного проёма и не думать о том, что могут скрывать другие провалы.

Следующий коридор оказался братом-близнецом предыдущего. Те же редкие факелы, те же дыры в стенах. И – неожиданно просторная камера, отделённая толстыми прутьями. Один из факелов висел напротив неё, и сквозь частокол железа Герхард увидел вдову.

– Мота! – негромко позвал он, приближаясь.

Вдова подняла всклокоченную голову. Кутаясь в грязное платье, она сидела на полу посреди камеры, и узилище казалось чересчур просторным для её тощего тела. Странно просторным.

– О… – рот вдовы округлился, в глазах появилось осмысленное выражение.

– Мота, я…

Герхарда прервал громкий хруст. Вдова вздрогнула и втянула голову в плечи, сжимаясь комком, а инквизитор к своему ужасу увидел, как стены камеры сдвинулись.

Он быстро оглядел решётку – никаких шансов. Всё такой же замок под ключ сложной формы.

Мота с надеждой смотрела на Герхарда.

– Что значит двенадцать? Что ты пыталась мне сказать? – шёпотом спросил он, отводя глаза.

– Я никогда не была замешана в делах богохульных, – заплакала вдова, – я ни…

– Я ни в чём тебя не обвиняю, – попытался успокоить её инквизитор. – Я просто хочу узнать.

– Вы всегда так говорите – а потом сажаете людей в темницы! – с неожиданной ненавистью выкрикнула Мота.

– Тише! – Герхард обернулся, но коридор был пуст.

– И вы уже меня осудили и бросили тут помирать! – она всхлипнула, размазывая по лицу мутные слёзы и сопли.

С противным, режущим слух хрустом стены камеры сдвинулись ещё на пол-локтя.

– Выпустите меня, я всё вам скажу! – завопила несчастная.

– Я не могу, – устало произнёс инквизитор.

Мота обречена. Даже если он чудом вскроет замок, эта умалишённая переполошит всю крепость.

– Скажу всё-всё, что захотите услышать, то и скажу! – ныла вдова, прижимаясь к решётке.

– Прости, – Герхард в последний раз взглянул на Моту – от бедолаги явно не будет никакого толку. – Я такой же осуждённый, как и ты.

И двинулся прочь.

– Антонио! – донеслись до него скулящие всхлипы.

Пробираясь по коридору, Герхард старательно душил в себе голос совести. Мота не протянет и дня. Даже если её вытащат из каменной душегубки, пыток она не переживёт. Но, скорее всего, о ней просто забудут – особенно теперь, когда привёзший вдову дознаватель мёртв, а донос на его покровителя наверняка уже лежит на столе епископа.

Добравшись до конца коридора и уткнувшись в очередной тупик, инквизитор выругался про себя. Вдова вопила, как одержимая, и рано или поздно кто-нибудь мог явиться на её крики. Надо было убираться, и побыстрее.

Но не успел он сделать и шага обратно, как стены впереди озарились рыжими бликами, а по коридору прокатилось гулкое эхо голосов.

Деваться было некуда, и Герхард втиснулся ногами вперёд в один из провалов, ведущих в жуткие камеры-склепы. Извернулся, стараясь не шуметь. Толщина стен здесь была такой, что он без труда уместился в проёме, распластавшись животом на сырых камнях и свесив ступни в камеру.

Гул стал ближе, и ухо уже различало отдельные голоса. Зажав в руке клинок, Герхард выжидал.

Стражников было двое. Один из них, судя по голосу, молодой, грубо приказал вдове замолчать. В ответ послышалась невнятная мешанина из угроз и рыданий.

– Пойдём, – прогудел второй, – глянем дальше, что-то тут неладно.

Инквизитор затаил дыхание. Пляшущие отблески становились всё ярче – стражники приближались. И, когда первый из них поравнялся с проёмом, Герхард выбросил вперёд руку и молниеносно полоснул солдата по шее клинком. Он ещё успел заметить удивлённо-испуганное выражение в глазах стражника, прежде чем тот повалился на пол, роняя факел.

Второй солдат среагировал моментально. Отшатнувшись, он уклонился от клинка и выхватил меч. Остриё оружия устремилось в провал, и Герхард, сжавшись, оттолкнулся от заплесневелой кладки. Тело скользнуло по мокрому камню, и он полетел в склеп.