– Твоя очередь, малый. Я и так доберусь, можешь не беспокоиться.

– Тогда я возьму светильник, чтобы мы могли подготовить верёвку. Там наверняка ничего не видно.

Эливен тщательно замотал в вещевой мешок сосуд с жиром, заткнул всё это за пояс, поправил секиру за спиной и сделал глубокий вдох. Стоило ему дёрнуть за верёвку, как его потянуло под воду. Он едва успел пригнуться, чтобы не угодить головой в каменную кладку свода.

Ноги вязли в грязи на дне, но его тащило вперёд. От страха хотелось выплюнуть воздух и закричать во всё горло, но последние искры разума не давали ему сделать это. Скоро его ноги перестали задевать за дно, но потолок свода позволил ему выпрямиться почти полностью. Сколько уже локтей? Десять? Двадцать? Сколько ещё осталось? Воздух разрывал лёгкие, хотелось выдохнуть, но его тащило всё дальше и дальше. И вдруг верёвка натянулась, но Эливен остался неподвижен. Что это, за что он зацепился? Почему верёвка натянулась и за его спиной тоже? Вот его тащит назад какая-то сила, что это значит?

Эливен выпустил пузырь воздуха, тело забилось в конвульсивных схватках с невидимым врагом, имя которому – смерть. Разум отказывался подчиняться, в животной панике Эливен выхватил секиру и попробовал отрезать верёвку, безжалостно тащившую его назад. Наконец, ему это удалось. Лезвие упало вниз, но это было уже неважно. Верёвка с силой выдернула его из водяного плена, а там чьи-то руки подхватили и вынесли на берег бездыханное тело.

Когда-то очень давно, когда Эливен был маленьким, совсем дитя, раз в месяц отец носил его на руках к ручью в самой дальней пещере. Его называли «ручей жизни», а многие звали его просто «жизнь». Им позволяли плескаться в чистейшей воде, пить её, а после этого лежать на тёплом песке под огромным потолком пещеры и смотреть на отверстие вверху, откуда падал чистый голубой свет. Это было не опасно, так можно было лежать часами, если бы отец был чуть богаче. Но ему приходилось работать, копать каналы, выдалбливать комнаты и проходы в горной породе. Работа тяжёлая, но без этого не выжить.

Женщина, родившая его, прожила мало. Он почти не помнил её, только короткий мотив давно забытой песни иногда мог всколыхнуть память. Она пела эту песню, когда держала его на руках, гладила его белокурую головку нежной ладонью. Даже когда она умирала, мелодия заунывно звучала до самого последнего момента, пока не остановилось её сердце.

Сейчас он смог вспомнить ту мелодию, она пришла легко, сама, неожиданно. Он попробовал воспроизвести её через нос, но вместо этого оттуда полилась вода. Вскоре Эливеном овладел кашель, он повернулся на бок, потом встал на колени и кашлял, пока не смог глубоко вдохнуть воздух полной грудью. Какой воздух, как давно он не дышал таким чистым, богатым воздухом.

Такой был только в далёком детстве под сводом той высокой пещеры с отверстием в самом верху.

– Эливен, ты жив! О, небо, ты выжил, я так за тебя боялся.

Эливен открыл глаза. Темно, но света достаточно, чтобы рассмотреть каждый камень на земле.

– Я не смог тянуть тебя, наверное, верёвка за что-то зацепилась, – оправдывался Маттис, но Эливен положил ему руку на плечо и покачал головой.

– Ты можешь мне не верить, но это правда. Горхэм хотел убить меня. Он потянул верёвку назад, когда я уже задыхался. Я успел перерезать её за спиной перед тем, как потерял сознание. Прости меня, Маттис, ведь он твой брат, но это правда.

– Я верю тебе и ни в чём не виню. Мы не знаем точно, что было на уме у Горхэма, я даже могу предположить, что его охватила паника, когда он увидел ускользающий конец верёвки. Остаться одному в темноте, в зловонной луже – это страшно. Вернуться будет сложнее, верёвка слишком короткая. Я поплыву первым, ты – немного погодя за мной, держась за верёвку, но это будет не сейчас. Должно быть, мы в том месте, на которое указывала карта. Давай осмотримся.

Свет пробивался через маленькое отверстие очень высоко над головами, но высоту свода пещеры определить было очень сложно. Это могло быть большое отверстие, расположенное очень высоко. Отвесные стены были почти скрыты тенью, но по мере приближения к отверстию они освещались всё сильнее. Жёлто-красные лианы растений покрывали влажные стены зала толстой завесой. Вода отражала свет и отбрасывала блики на тёмные силуэты камней, громоздящихся на берегу этой странной реки.

– Вода не уходит и не пополняется, как будто она была тут вечно, – сказал Эливен.

– Посмотри туда, это не так, скорее всего.

Пещера имела продолжение, в дальней затенённой стене зиял большой проход, в середине которого сверкала гладь воды.

– Смотри, Эливен, видишь там, возле прохода, вода колышется, словно бьётся. Она течёт, у неё есть начало, а там, на выходе, она уходит в песок и растворяется в воздухе. Когда-то этот ручей был бурным потоком. Будь это сегодня, мы бы тут не стояли, нас бы смыло водой.

– Что делать дальше? Возвращаться?

Маттис нащупал мешок у себя за спиной.

– Предлагаю перекусить, а там видно будет.

Разложив на камнях остатки мяса, почти испорченного затхлой водой, они принялись проглатывать его маленькими кусками, нарезанными секирой Маттиса.

– Странно, но тут вода почти без запаха, её вполне можно пить. Жаль, канистра осталась снаружи.

– Маттис, можно тебя спросить?

– Конечно, спрашивай, что хочешь.

– Вот Горхэм, он твой брат, у него много ирония. Почему он не поделился с тобой? Ты оказался в рядах наружных рабочих, потому что не смог рассчитаться за убежище и еду, а он почти не работал. Как он стал таким?

Маттис долго молчал, будто вспоминая всю свою жизнь с рождения до сегодняшнего дня. Наконец, он начал свой рассказ.

– Понимаешь, Эливен, Горхэм – он не брат мне вовсе, если говорить всю правду. Вернее, брат, но у нас почти нет родственной связи. Моя мать и его – они хоть и были сёстрами, но не родными. Их приютил один человек, когда девочки остались совсем одни. Их могли выдворить на поверхность, где они погибли бы без пищи, воды и укрытия от лучей солнца. Но правитель общины через подставное лицо оставил их в убежище, обещал содержать этих девочек по мере возможности. Когда они выросли и могли стать матерями, совет назначил им мужей, а матери Горхэма достался тот человек, который был тайно назначен правителем ухаживать за девочками. Тут нет ничего странного, так бывает. Если мужчина здоров, то женщину никто спрашивать не будет. Обществу требуется только здоровое потомство. У них родился Горхэм, моей же матери был назначен человек, работающий в кузнице с материалами для оружия. Позже он лишился работы и был выдворен на поверхность. Это случилось внезапно, просто зашли два человека с секирами и забрали моего отца для работы на поверхности. Он не прожил и месяца, его кожа стала покрываться белыми пятнами, он обессилел и умер.

Моя мать подозревала в той несправедливости мужа сестры. Он мог манипулировать правителем, угрожая рассказать о тайной договорённости, когда он оставил в живых двух девочек. Только опасаясь за мою жизнь, она продолжала молчать. Отец успел накопить совсем немного, этого хватило на несколько лет нашего существования в убежище, но всё закончилось. Несколько ножей, две рубахи, пара сандалий и одна секира с красивой резной рукоятью – это всё, что осталось от того скромного имущества. За эти вещи нам удалось выручить лишь один ироний, можно жить и питаться почти целый год. Но что дальше? Год может длиться бесконечно для того, кто ищет смерть, но он проходит, как мгновение для того, кто хочет жить. Я оставил свою мать и нанялся в попутчики к Горхэму.

Эливен молча слушал, ни разу не перебив Маттиса. Он переживал подобную боль в своей душе. Только вчера он потерял отца, отправившегося в путь от безысходности, не ради себя, ради него, Эливена. Племя кодбанов преследовало путников весь первый день, это было видно, когда поднималось и садилось солнце. Тогда на горизонте были видны несколько десятков тёмных точек – гонцы, охотники за добычей, варвары и убийцы. Одна из нескольких общин на планете, которая выбрала другой способ выживания – грабёж и убийство. Облачённые в тёмно-коричневые, почти чёрные одежды полностью, скрывая даже лицо, они могли совершать многодневные переходы между скалами и пещерами. Их скакуны – морхуны, были защищены плотными перьевыми панцирями, а на их головах были надеты кожаные маски с небольшими прорезями для глаз.