Лия, длинноволосая красавица, предназначалась ему, Золану, по назначению. Ей было четырнадцать лет, как и ему, когда она тайком узнала об этом. Знал это и Золан, он уже потирал руки, представляя лицо своего вечного соперника Гора, когда тот узнает, кому предназначена самая красивая девушка поселения. Через каких-то два года в их шестнадцатилетие им выделят отдельную комнату, может быть даже с щелью для света. Но как тяжело было сдержать ярость, когда из тех же источников стала приходить другая информация. Лия предназначена не ему, а Гору, этому курносому выскочке.

Никто так и не узнал, что Лия втайне ходила к советнику Сокуре и на коленях, изливая слёзы, просила его сменить своё решение. Даже имея, по мнению всего поселения, каменное сердце, этот человек не смог устоять перед таким испытанием и сжалился над девушкой.

– Итак, пора вынести решение. Я выслушал вас, мой драгоценный Совет, и пришёл к следующему выводу. Все люди в нашей общине должны знать об угрозе, поэтому их нужно оповестить об этом как можно скорее. Первой задачей для вас, дети мои, будет именно это. Нужно бежать, пробираться даже в самые удалённые уголки подземелья, как бы далеко они не были. Внушайте каждому со всей ясностью, что их ждёт в скором времени. Пусть они собираются и начинают свой путь. Все залы, включая этот и возле Ручья жизни, будут переданы им для ночлега.

Это был зал траура, святое место, где лежали древние великаны. Если это место – их последнее пристанище, то им не нужны другие двери, кроме той, через которую они сюда зашли в последний раз. Но Маттис не мог сдаться просто так. Если в том странном послании великан показал, как сюда попасть, то в этом есть логика, и она проста. Нужно только предпринять действие.

– Эливен, ты потерпи, друг, мы что-нибудь придумаем. Давай осмотримся тут, вспомни эти двери, подъёмник, шар. Нужно трогать всё вокруг. Я пойду вдоль стены, а ты посмотри рядом с собой.

И Маттис пошёл. Холодная стена, отливая золотом, могла что-то сказать, если понять эти надписи, знаки, рисунки. Их сотни, тысячи, они кричат, но никто их не слышит. Их смысл умер с последней надеждой того великана в синем одеянии, лежащем в своём каменном саркофаге.

Рука скользнула по рельефу красно-коричневого периметра, но ничего не происходило. Дойдя до двери, ведущей на лестницу, он развернулся и пошёл в обратном направлении, но всё вокруг оставалось прежним, мрачным и безмолвным. Эливен тоже ничего не добился. В отчаянных попытках он даже пробовал нажимать на прозрачные крышки гробов, но всё тщетно. Маттис подошёл к Эливену и сел рядом с ним.

– Мы умрём с нашими предками. Это великая честь, о которой никто никогда и не мечтал.

– Да, друг мой. Хочешь, я отдам тебе твой медальон?

– Нет, он твой теперь. Великан хотел, чтобы мы исполнили то, что не смогли они. Старость не дала им исправить события, свидетелями которых мы стали. Они мертвы, а мы были их последней надеждой. Та Синяя звезда, он показал её нам, но зачем? Даже если мы не умрём, мы никогда не сможем туда попасть, никогда…

– Ты помнишь те слова, которые он говорил? Фори – гудо… годуо… О, это так сложно произнести, тем более запомнить.

– Я помню, друг. Это звучит, как чистый ручей, как густой воздух, как трава, которая колышется от ветра на той звезде.

Маттис набрал побольше воздуха и произнёс всю фразу целиком, пытаясь повторить её как можно точнее. Он даже голос старался изменить, чтобы это прозвучало, как тогда, в зале со статуей.

– Форио – Гаудо – Холли – Флоуи – Земля!

По его щекам покатились две слезы и упали на колени.

Вдруг цвет стен стал меняться. На траурном золотом отливе блеснули синие блики, их становилось больше, что-то происходило вокруг. Это было за их спинами. Первое, что пришло им в голову – снова появилась светящаяся фигура того великана, но это было не так. В самом центре зала, где находилось круглое зеркало в полу, отражающее лампу, теперь светился синий круг. Хватило нескольких секунд, чтобы решение пришло само собой. Маттис взял Эливена под руку, и они вместе зашли в центр этого круга. Площадка начала бесшумно двигаться вверх, жёлтая полусфера под потолком исчезла, а вместо неё появилось отверстие. Подъёмник вошёл в него и продолжил движение. Эливен считал удары своего сердца, которое наращивало темп, но сбился и закрыл глаза. Незаметно для пассажиров подъёмник остановился, синий круг погас, оставив их в полной темноте. Маттис, будто вспомнив что-то, двинул ногой, отчего круг снова включился, но движения больше не последовало. Пассажиры шагнули вперёд и оказались на площадке, которая тут же осветилась белой каймой вдоль периметра. Маттис не раздумывая тронул стену кабины, в ней мгновенно образовалась щель, превратившись в дверь. Снова коридор, освещённый белыми полосами по краю блестящего пола.

– Странно, мне кажется, мы уже были в этом месте, хотя, судя по продолжительности подъёма, мы выше того зала со статуей, – предположил Маттис. Эливен не смог ответить ему, так как силы совсем покинули его. Он почти висел на руке друга.

Через два десятка шагов перед ними возникла белая сияющая дверь. Нет, это другой коридор, Маттис прекрасно это помнил. Он протянул вперёд руку и коснулся гладкой поверхности. Дверь вспыхнула ещё ярче, после чего ушла в стену, издав лёгкое шипение, будто впуская в помещение воздух. Маттис заволок Эливена внутрь, свет незамедлительно включился, озарив очередной огромный зал, хранящий непривычно холодный воздух.

Множество дверей вдоль стены помещения размещались по кругу. Каждая из них выделялась светящимся контуром, а в центре двери сияло изображение, на каждой – своё. Маттис осторожно опустил Эливена на пол, а сам подошёл к крайней двери слева, пытаясь понять смысл изображения, но оставил попытки сделать это. Десятки дверей, каждая из которых хранит свою тайну, стояли перед его лицом, начинали плыть в сторону, качаться и наваливаться. Колени сгибались от усталости, туман в голове занимал всё большее пространство, угрожая завладеть сознанием. Маттис повалился вперёд, но упал на дверь, которая мгновенно ушла в сторону, увлекая за собой уставшего путника. Только в последний момент ему удалось убрать руки, но тело продолжало падать в дверной проём. Он почувствовал, что коснулся чего-то холодного, сознание медленно возвращалось, а с ним и помещение приобретало свои формы. Он упёрся в блестящие перила, которые не дали ему упасть ещё ниже на широкую площадку. Небольшая лестница вела в прямоугольное помещение, стены которого состояли из светящейся голубой сетки. Маттис осторожно спустился вниз и подошёл к стене. От неё веяло холодом, но он решил прикоснуться к ней, не заботясь о последствиях.

Пальцы почувствовали холод, как будто он трогал подбородок в морозную ночь. В самом низу стены возле пола иней нарос белой шапкой, искрясь и переливаясь разными цветами. Маттис опустился на колени и впился в этот иней ногтями, не обращая внимания на боль. Это был лёд, такой же, как на лице в сильный мороз, но ощутимый руками, тающий в них. Он зажал его в руках, ощущая, как влага пробирается сквозь пальцы, падает на пол, исчезая бесследно в ледяной шапке. Маттис упал на спину, поднял руки над собой и ощутил холодные, тяжёлые капли на языке, потрескавшихся губах, щеках. Их было так много, десять, двадцать, сто… Ими можно напоить много людей… Если это и есть то сокровище, указанное на карте, то имя ему – жизнь.

Вдруг его руки дрогнули, он не мог вспомнить, сколько времени лежит тут.

– Эливен, родной… Прости…

Быстро поднявшись, он побежал на лестницу, взлетел по ней и коснулся огромной двери, тут же исчезнувшей в стене. Эливен лежал на полу в том же положении, в каком его оставил Маттис.

– Вставай, братишка… Очнись.

Он провёл влажными от льда руками по высушенным губам друга, но тот не шевелился. Тогда он попробовал приподнять безжизненное тело, но сил оказалось недостаточно. Маттис в отчаянии схватил парня за руки и поволок к заветной двери, которая послушно скрылась в стене. Прилагая все усилия, он как можно аккуратнее спустил Эливена по ступеням и потащил к бесценной наледи на стене. Содранные до крови ногти его совсем не беспокоили, пригоршня льда, смешанная с кровью, превращалась в розоватую воду, стекающую по пальцам. Она капала на губы, впитывалась в них, возвращая жизнь в это хрупкое измученное тело.