В тот день они были похожи на пару влюбленных со стороны. Они могли бы это заметить по выражениям лиц случайных прохожих, которые будто озарялись внутренним светом. Ни тени зависти или злобы, только тепло и восторг. Они сочли б это странным, если способны были бы видеть кого-то еще.

Эта встреча была спланирована на небесах, ответил бы кто-то, кто верит в Бога и высшие силы. Клинт назвал бы это судьбой. Но такие высокопарные фразы — не в его духе, наверное.

Он просто встретил своего человека.

*

Для них двоих Будапешт — это все. Это место, в которое первые четыре года после знакомства они возвращались опять и опять, гуляли по тем самым набережным, старинным улочкам, заходили в соборы. Иногда он брал ее за руку, когда начинало темнеть.

Вот чудеса, да и только — она ни разу ее не сломала.

Для них двоих Будапешт — это остров. Это их тихая гавань, возвращаясь в которую они отключаются от внешнего мира, оставляют за границами города все неприятности и тревоги. Даже сейчас.

Негласное правило — в Будапеште о работе, злодеях и заданиях Фьюри ни слова. Их молчаливый договор — команда Мстителей за прошедшие годы, конечно же, для обоих стала семьей. Но есть одно, что навсегда останется только между ними.

Их тайное место. Их Будапешт.

*

— Как в Будапеште, очень похоже, — кричит ему задорно Наташа, одновременно с двух рук отстреливаясь от ошалевших читаури во время нападения на Нью-Йорк.

— Мы с тобой помним Будапешт по-разному, — парирует Клинт, пуская очередную разрывную стрелу точно в лоб инопланетной чешуйчатой твари.

Она отвлекается всего на секунду, чтобы подарить ему взгляд. Лишь один. Точно такой, как больше года назад в Будапеште. Этот взгляд — их общая тайна, их код, их сигнал. Именно после такого Клинт тогда понял, что время пришло.

Он целовал ее в первый раз на одной из узеньких улиц, мощеных брусчаткой. Вокруг не было ни души или, может быть, им опять так казалось.

Он целовал ее, дурея от аромата и от того, как на его плечи опустились ладони. Как она чуть на цыпочки приподнялась и раскрыла губы навстречу.

Он целовал ее в первый раз в Будапеште на исходе апреля. Он целовал ее в первый раз в городе, в котором когда-то собирался убить. Он целовал ее в первый раз. Он был [стал] самым счастливым.

Он сделал ей предложение через три дня.

Их венчали в Базилике Святого Стефана. На ней было белое воздушное платье и венок из только что распустившихся нежных цветов. Пред лицом священника и Господа Бога он назвал ее своей женой навсегда.

— Миссис Бартон, — шептал благоговейно ей Клинт, целуя на огромной кровати в номере для новобрачных. Впервые снимая одежду с жены.

— Мы однозначно рехнулись. — Она закрывала глаза, она выгибалась навстречу и подставлялась касаниям. Его губы скользили по тонкой шее и спускались к груди. — Если Фьюри узнает… вышвырнет нас из Щ.И.Т.а.

— На Щ.И.Т. наплевать, и на других. Мы им нужны, но все равно никому не расскажем. Потому что это — лишь наше…

Это лишь для двоих.

Она что-то говорила в ответ, от волнения сбиваясь на русский, такой непривычный… гортанный. Кажется, временами читала стихи. Ничего эротичнее он в жизни не слышал…

*

Портал в небе Нью-Йорка закрывается после ядерного взрыва на другой стороне. Один из крупнейших городов мира напоминает руины. Гудит в голове, там отзвуки взрывов пока что не отгремели. Кожу стягивает подсыхающей коркой из грязи и из крови.

— Хочу шаурму. Кто-нибудь знает, что это такое? Я видел тут… в паре кварталов, — сипит миллиардер Тони Старк в своем напоминающем металлолом железном костюме.

Кажется, все только “за”. Клинт улучает минутку, чтобы сжать ее руку. Губы требуют поцелуя… горят. Не сейчас.

Уже на следующий день оба найдут причины, чтобы ненадолго исчезнуть с радаров Мстителей и, конечно, Щ.И.Т.а.

Для них двоих Будапешт — это иное пространство с другими законами Вселенной. Это их мир.

Для них двоих Будапешт — это дом, куда они однажды вернуться, чтобы остаться там навсегда. Чтобы жить, как самые обычные нормальные люди.

========== 60. Стаки и Клинташа ==========

Комментарий к 60. Стаки и Клинташа

коротко

Он приходит в этот бар каждую субботу. Бармен, официанты и постоянные клиенты уже привыкли и даже ждут, неосознанно поглядывая на часы. Ждут, когда те пробьют ровно десять. Ждут, когда из заснеженной пелены-круговерти шагнет на обшарпанный пол молчаливый Зимний солдат и усядется в дальний угол, откроет крышку рояля…

…и маленькое помещение наполнится сказкой.

В ней сразу все — тоска по времени, что уже никогда не вернется, агония первой любви и особенной надрывной нотой — надежда. В ней — первый, самый свежий, мягкий искрящийся снег и зелень майской листвы, и сок спелой вишни. В ней — смех ребенка и плач отца, впервые взявшего чадо на руки. В ней — яростный восторг обладания и глухая тоска невосполнимой потери.

В ней — вся вселенная, в ней — жизнь человека. В ней — незавершенная повесть.

Пальцы солдата порхают над клавишами. Ласкают и бьют. Они замирают, танцуют и пускаются вскачь. Так, точно стремятся умчать отсюда куда-то — за горизонт, где нет этой боли, тоски. Догнать, отыскать и вернуть.

И вернуться.

— Кто это? — Серьезный парень в странном жилете, закинув на барную стойку свои стрелы и лук, кивает на музыканта.

— Мой брат, — отзывается красотка с соседнего стула и, тряхнув огненными кудрями, опрокидывает в рот стопку текилы. Не морщится даже. — Его называют здесь Зимний солдат, потому что первый раз пришел в снегопад, потому что молчит и еще никому не назвал свое имя. Думают, что он не в себе.

— А это не так?

— Нет. Просто он ждет возвращения лучшего друга.

Они долго будут еще говорить про войну, которая никого не щадила, про семьи, лишившиеся мужей и отцов, про разрушенные города, про победу.

Он выпьет с ней жгучий напиток. Через пару часов она, наконец, назовет ему свое имя. Расскажет, как мечтала быть балериной, а пришлось учиться стрелять. Согласится сходить через пару дней на свидание туда, где будет больше света и меньше людей.

Возможно, из этого однажды получится что-то.

Она даже разрешит ему сегодня ее проводить. А позже — может быть, даже сорвать поцелуй на удачу.

— Пойдем, красавица. Только… как же твой брат?

— Он не уйдет до закрытия.

— Почему он ждет е г о здесь?

— Я не знаю. С тех пор, как мы получили письмо о том, что Стив пропал без вести в последних боях под Берлином, он ни слова никому не сказал. Это что-то… что-то лишь их. Понимаешь?

— Думаю, да.

Они выйдут в удивительно теплую, уютную ночь, и он набросит мягкую куртку на ее острые плечи.

*

Когда через четыре недели в наполненный дивным звучанием зал зайдет мужчина в странном костюме с огромным щитом, лицо музыканта впервые озарится внутренним светом:

— Долго что-то ты, Стив.

Тот выдохнет:

— Я так соскучился, Баки.

И поцелует у всех на виду. Почему-то вызывая в глазах невольных зрителей слезы.

========== 61. Тони/Пеппер ==========

Он обещал ей, что “больше без фокусов”, когда, опустившись перед ней на колено, делал предложение в Центральном парке на берегу кишащего горластыми пестрыми утками большого пруда на глазах у умиляющихся мамаш и бабулек с колясками, стаек горластых детишек.

— Пеп, клянусь тебе, отныне никакого супергеройства. Ты только “да” мне скажи. Я ж без тебя не могу.

Тони, он очень забавный. В рубашке белой навыпуск, взъерошенный и ужасно милый, как ластящийся к ладони щенок. Она запустила руку тогда в топорщащиеся черные пряди и вздохнула:

— Опять ты врешь, Тони Старк. Но я, конечно, согласна.

Могла ли она ответить ему что-то еще?

Он плакал, как бы это ни звучало нелепо. Хотя скорее промокнул глаза рукавом, торопливо от нее отвернувшись, а после на руки подхватил и закружил под нестройные овации случайных свидетелей их спонтанной помолвки.