Стив злится и зачем-то орет на нее:

— Я не мог! Поняла?! Я не мог. Пусть, он меня не забыл, это все равно ничего не меняет. Он — профи, он вместе с ними. Он — враг.

— Я не был бы так категоричен в суждениях…

Тень, соскользнув с подоконника, останавливается перед ним. Тень чуть сутулит плечи и топчется неуверенно. Тень бормочет:

— Стиви… они следят за всеми трибутами, за профи — вдвойне. У меня был четкий план — победить и забрать тебя к черту оттуда. А теперь, когда ты тоже влез в эти Игры, где победитель может быть только один. Что ты теперь прикажешь мне делать? Я не собирался пока умирать, и тебе умереть не позволю.

— Не знаю.

Он растерян, потому что слышит в голосе Баки дрожащие слезы. Насмешника-Баки. Или машины, созданной для убийств, воспитанника Второго — Зимнего солдата, что холоднее северных, никогда не тающих льдов.

Наверняка приемный отец таким им страшно гордится.

— Я тоже… хотел победить и прийти за тобой, — лепечет, понимая, что здесь дурак — это он. Как он мог хотя бы подумать?.. Справиться с профи? С теми, кого для Арены тренируют годами.

Дурак.

— Стиви… мы придумаем что-то…

Баки садится на самый краешек гигантской кровати. Неуверенно тянется к его волосам. Одергивает, вдруг понимая, что делает это железной рукой. Стив перехватывает холодные пальцы и прижимает к щеке.

Какая разница? Это ведь Баки.

— Я решил, ты забыл. Подумал… ты теперь с этой… твоей жутковатой подружкой.

— Ты про Небулу? Она — настоящая профи. Частично киборг и больная на голову, как и все они там. Стиви… то, что я не рехнулся — спасибо тебе. Не было дня, в который я про тебя бы не помнил. Тебя и свое обещание вернуться назад. Я любил тебя все это время.

Стив смаргивает горячие слезы. От них плывет перед глазами, а под веками жжет.

— Всю жизнь мы были друзьями.

— Друзьями, братьями, и все остальное. Я остался собой, потому что рядом был ты. Все эти восемь лет, четыре месяца и двадцать два дня. Я люблю тебя, Стиви… — он это опять повторяет и вглядывается в лицо. — Понимаешь, люблю. Больше, чем кого-то еще в этом мире. Больше, чем весь этот гребаный мир. Помнишь, я обещал, что пойду за тобой? Что всегда буду рядом. Буду с тобой до конца. Захочешь спасти его или разрушить до основания? Я тебе помогу.

— А я мог бы забыть? — шепчет Стивен.

Он не моргает, когда Баки тянется к нему и целует. Он не дышит, когда соприкасаются губы, когда их раскрывает горячий, влажный язык. Пальцы гладят везде, куда получается дотянуться, стягивают футболку и берутся за резинку трусов.

Стив не дышит… кажется, сейчас взорвется планета.

“Я люблю тебя”.

“Ты — это больше, чем жизнь”.

*

— Они обязательно выяснят, что мы не просто были знакомы. Узнают всю подноготную и сделают шоу. Всему Панему расскажут про нас, — в отчаянии шепчет Стив, вжимаясь лицом в шею Баки.

Тот подскакивает, роняя с них одеяло. Предутренний ветерок ласкает прохладой влажную кожу.

— Стиви, ты гений! Они хотят шоу, так дадим его им! Друзья детства, что встретились спустя столько лет на Арене. Двое, что здесь неминуемо стали врагами, ведь выжить сможет только один. Двое не просто друзей, но влюбленных… ну чего ты краснеешь? Я называю вещи их именами… Впрочем… лучше мне сейчас помолчать, здесь и у стен имеются уши. Но Стиви… я все придумал. Ты только больше не сомневайся во мне.

— Обещаю.

— Сейчас… иди снова сюда. Я слишком соскучился, мелкий. Я будто целую жизнь не видел тебя. Даже две.

Баки его собой опять накрывает. Баки целует медленно, стараясь распробовать. Баки оставляет метки на шее, скользит языком по груди и зубами цепляет сосок. Баки толкается плавно в него.

Хорошо.

Стив и не думал, что в жизни такое бывает. Стив сжимает его изнутри. Стиву кажется, он сейчас умирает…

Красный огонек камеры наблюдения, обычно светящийся ровным рубиновым светом, начинает мигать, переключаясь на запись.

*

Распорядитель семьдесят восьмых Голодных игр Арним Зола чуть позже, просматривая запись, в предвкушении потирает ладони.

Какая неслыханная удача! Элитный боец из Второго и обычный мальчишка-садовник — друзья детства, любовники. Это находка! Это взорвет охочий до любовных историй и драм Капитолий.

Интервью, которое уже завтра у трибутов берет Алекс Пирс, станет поистине бомбой. А уж потом, на Арене… Сколько они найдут поворотов и подготовят ловушек! Как отреагирует на странную связь напарница Зимнего солдата? Что скажет далеко не простушка девочка Джейн, успевшая под шумок спутаться с бывшим ментором Тором?

Если эти двое в финале останутся только вдвоем [а Зола уж проследит, чтобы так и случилось], как они выберут, кто останется, кто уйдет? Как будет выглядеть прощальный поцелуй перед смертью? Жребий? Или один обведет вокруг пальца второго, чтобы спасти ему жизнь?

Ох, несметная бездна возможностей! Крысиные глазки под толстыми лезвиями старомодных очков хищно поблескивают. Он станет лучшим распорядителем в истории Игр! Он не знает, что только что проложил дорогу к своей же могиле, поросшую густыми кустами с черными удушающими ягодами. Такими безобидными с виду.

========== 59. Клинт/Наташа ==========

Для них двоих Будапешт — это константа. Это город, где все началось. Это город, куда он когда-то приехал, чтобы по заданию Ника Фьюри ликвидировать самую опасную шпионку в истории мира.

Это город, где он впервые увидел ее. И без оглядки влюбился, когда она ушла из ловушки опять и опять. А в третьей его поджидала сама и без усилий уложила на обе лопатки:

— Какая встреча, агент Бартон. Я польщена, что Щ.И.Т. отправил по мою душу лучшего из лучших.

С этим званием он, однозначно, поспорил бы. Будь все так, не лежал бы перед ней на спине с холодным лезвием у беззащитного горла.

Рыжие локоны на ее голове подпрыгивали, точно пружинки. В глазах ее отблесками маячила скорая смерть. А Клинт от нее совсем не мог оторваться. Ему однозначно было плевать, что через пару секунд Наташа Романофф отправит его на тот свет и уже завтра не вспомнит.

Кто вообще он такой? Эпизод. Инцидент.

— Убьешь меня? — тянул время зачем-то. Он видел, что надежды на спасение нет, но можно было лишних пару секунд полюбоваться улыбкой и очаровательной ямочкой на левой щеке. Светом, что падал на нее из окна и ласкал молочно-белю кожу.

Она совершенна.

— А ты бы меня не убил? Не для того ли приехал?

Смысла спорить с ней он не увидел, согласно кивнул [лежа на спине это было неудобно чертовски]:

— Для того. Но сейчас… для начала пригласил бы на ужин.

Она рассмеялась чуть хрипловато и спрятала нож за голенище высокого сапога. Она начеку оставалась, конечно. Ямочки на [уже обеих] щеках играли кокетливо. Превращали ее сразу в девчонку.

*

Для них двоих Будапешт — это неизбежность. Город, с которого все началось. Город, в котором ничто не могло случиться иначе.

Их первый ужин не прошел в ресторане. На берегах степенного Дуная, скованного набережными с каменными парапетами и редкими спусками к самой воде, они пили вино из бокалов, что пощипывало язык и в кровь добавляло пузырьки безбашенного веселья.

Наверное, во всем был как раз виновен Дунай, его влажный воздух, а еще ароматы самого Будапешта. Конечно же, улыбка Наташи. И ямочки… эти ямочки на щеках. Клинт с первого взгляда понял, они-то его и погубят. Возьмут в вечный плен, нацепят на запястья и щиколотки кандалы, которые он до смерти снять не захочет.

— Ты безумно красива, Наташа, — она лишь задирала левую бровь. Конечно же, ей об этом столько раз говорили.

Она почему-то не смеялась над ним. Смотрела пристально, будто увидев впервые. Будто разглядела что-то в этих глазах… в первый раз. В самый первый во всей ее не такой уж веселой и правильной жизни.

— Наша встреча, наше знакомство. Это странно, агент… — она немного охрипла или в горле у нее пересохло. Соединила бокалы, и мелодичный звон синхронно вызвал улыбки.