Сейчас Стиву — шестнадцать. Он все еще чувствует на губах тот поцелуй. Его тепло и томящую сладость, его чистоту.

Стив помнит. В этом году его имя на бумажках в чаше для Жатвы записано семьдесят раз. Ему должно повезти.

“А когда я стану победителем Игр, обязательно найду тебя, Бак. Во время победного тура по дистриктам или раньше. Организаторы не смогут отказать тому, кто станет главной звездой этого года. Я найду тебя, Бак, чего бы мне ни стоило это. Найду, и мы всегда будем вместе, как собирались”.

*

— По традиции дамы вперед… — улыбается Картер ярко накрашенным ртом. На главной площади дистрикта — тишина. Все замерли и даже не дышат. Каждый молится про себя: “Только не…”. И только Роджерс отчаянно шепчет другое. Яркими ноготками Пегги цепляет листок, читает с него нараспев: — Ита-а-а-ак, мисс Джейн Фостер.

Стив с облечением выдыхает, разглядывая бледную девицу, которую вскоре ему придется убить. Было бы намного сложней, пади жребий на кого-то из его близких знакомых. Хотя после отъезда Баки он замкнулся в себе, но совсем избегать контактов с внешним миром не получалось.

Пегги Картер светится счастьем. Его тошнит все сильней.

— Какой волнующий день! Но праздник еще не окончен. Пришло время узнать имя юноши-трибута! — На своих высоченных ходулях-каблуках она направляется к круглой чаше и вытаскивает сложенный вдвое листок. — Итак, кто тут у нас тут? Стивен Роджерс. Как мило. Выбор сделан, друзья. И пусть удача всегда будет с вами! Хайль Гидра!

Он переводит дух. Конечно, у него в этот раз были все шансы. Да и в конце концов, он всегда мог вызваться добровольцем. Но так, как получилось сегодня — это знак, что судьба улыбнулась ему с равнодушно-хмурого неба. Благословила.

Картер вскидывает руки со сжатыми кулаками вперед и чуть вверх. Острые ногти на тонких белых пальцах кажутся обагренными кровью. Весь дистрикт, как один человек, сцепив зубы, повторяет ненавистный приветственный жест оккупантов. Шеренга миротворцев в ярко-белом с автоматами у нее за спиной — хорошая мотивация.

Стив глотает непрошенную улыбку, он давится ей, как восемь лет назад неподалеку отсюда давился слезами. Они не должны ничего заподозрить. В Одиннадцатом слово “трибут” значит почти то же, что “труп”, потому приходится казаться испуганным и растерянным. Выходит неплохо.

Не успевает и глазом моргнуть, как капитолийский экспресс увозит трибутов в столицу. Перед этим проститься с ним никто не приходит. И ладно, единственный важный для него человек сейчас где-то в Скалистых горах, совсем рядом с Капитолием.

Джеймс Бьюкенен Барнс впервые за много лет становится ближе. И Стив почти счастлив.

*

В Капитолий они добираются несколько дней. Стив впервые видит столько роскоши стразу, но злость на захватчиков от этого становится только сильней. За завтраками и обедами в вагоне-ресторане, где столы — из красного дерева сервированы изысканным, тонким фарфором и хрусталем, он кажется себе неотёсанной деревенщиной.

В пути он не стремится с кем-то общаться. Игнорирует болтовню Пегги, у которой каждый день — новый яркий парик. Пресекает все попытки наладить с ним отношения, исходящие от до сих пор перепуганной Джейн — если с ней подружиться, убивать потом будет сложно, и сорвется весь тщательно продуманный, взвешенный план. Не замечает пьяницу-ментора Фьюри. Для победы он все сделает сам.

После полудня четвертого дня пути экспресс въезжает в величественный, бесящийся от безделья и жира, сияющий Капитолий. Их встречают ополоумевшие капитолийцы с разукрашенными лицами, в диких париках и прозрачных одеждах. Они верещат и лупят холеными ладонями по бокам состава, в городе сильно замедлившего ход. Должно быть, как раз для того, чтобы публика лучше успела рассмотреть новых экзотичных зверушек.

Стив на лице изображает улыбку и приветливо машет им из окошка, вызывая радостный рев.

Популярность лишней не будет, когда он решит привлечь внимание спонсоров к своей скромной персоне.

Пегги очарованно ахает и прижимает руки к покрытым толстым слоем белой пудры щекам. Фьюри молча опрокидывает в глотку очередную порцию виски, поправляя повязку на покалеченном правом глазу. Джейн Фостер пялится на него во все глаза, как щенок.

*

Впервые он видит его перед Парадом трибутов. Узнает за пару секунд до того, как понять. Пружинистая походка и бионическая рука. Волосы, отпущенные до плеч и темная маска, скрывающая лицо. Вот только глаза. Глаза остались все те же. Того же стального оттенка, что панцирь, сковавший уже взрослое тело. Не мальчик, давно не ребенок.

Это все еще Бак. Его Бак.

Стив руки роняет и стоит перед ним дурак-дураком, когда трибут из Второго шагает мимо с напарницей, увешенной ножами, как яблоня у них дома — созревшими плодами к концу летней жары.

Шепчет в спину потрясенно и сорвано:

— Баки?

Тот, кого здесь уже знают под прозвищем Зимний солдат [заочно первое место в рейтинге, а спонсоры за него, говорят, устроили персональную бойню друг с другом] оборачивается и окидывает презрительным взглядом. Его напарница вздергивает бровь и сипит, как несмазанные петли сарая для сена:

— Барнс, кому это он?

— Не знаю. Вижу впервые. Какой-то отсталый дистрикт. Забей, обознался.

Уходит неспешно к своей колеснице, что почти в начале колонны. Уходит, забирая сердце Стива с собой. Хотя… если быть до конца откровенным, он забрал его тем летним днем, когда уезжал, обещая вернуться. Стив тогда отдал его сам. Насовсем.

“Баки… Баки, ты же мне обещал…”

Джейн дергает его за рукав, привлекая внимание. Стив скидывает ее руку и поправляет костюм. Шоу почти началось. Он должен строго следовать плану.

“Зачем, если Баки не помнит уже о тебе?” — подсказывает робко внутренний голос. Стив рявкает в ответ сам себе:

— Он вспомнит! Ему придется!!! — Во всю мощь натренированных легких.

Проклятье… Девчонка пялится на него, как на больного. Странно таращатся другие трибуты со своих колесниц. Ну и пусть.

Распорядитель Игр Арним Зола выкрикивает какие-то банальные фразы, заводит толпу. Президент заканчивает обращение. Колонна стартует.

*

За показательные выступления он получает 11 баллов. У Баки, конечно, 12, и Стив не удивлен. Джеймс Барнс — это тот, кто всегда стремился быть лучшим. Во Втором для этого у него нашлись все ресурсы.

Он возвращается в пустой зал к тренировкам, загоняет себя. Невмоготу видеть в комнатах Джейн, вздрагивающую от каждого громкого звука, слушать беспрестанное кудахтанье Пегги, ощущать на себе тяжелый, какой-то задумчивый взгляд единственного глаза ментора Фьюри.

Остервенело колотит тяжеленую грушу, сбивая руки до мяса. Ничего, заживет. У них тут в столице столько всяких примочек — хватило бы всем дистриктам для беззаботной жизни в достатке. Но эти… все подгребли.

— Удар левой у тебя слабоват, — заявляет за спиной насмешливый голос.

Явился. Стив с разворота бьет его в челюсть. Без приветствия и разговоров. Баки падает на пол, черная маска катится прочь. Прыжок, и он опять на ногах. Он грациозный и гибкий, как та пантера, которую как-то видели в детстве за изгородью. Дикая черная кошка, ходила вдоль ограждения и шипела, по лапам била хвостом…

Восемь. Восемь долбаных лет он готовился, ждал, строил планы. Для того, чтобы Барнс про него тупо забыл. Чтобы Барнс не сдержал свое слово.

— Говоришь, слабоват? А что теперь скажешь?

Нависает над ним, занося кулак для удара. Баки не двигается, лишь прижимает пальцы к опухающей скуле.

— Ты всегда был хорош. Я так соскучился, мелкий… Но зачем ты, блять, сюда притащился? Поломал мои планы. Я же просил — не делать глупостей только.

От неожиданности Стив отпихивает его от себя. Выплевывает зло:

— Это ты все сломал. А я-то думал, что мы — друзья навсегда. Вот придурок.

Он уходит. Не слушает выкриков вслед.

Уходит, чтобы не сделать то, о чем пожалеет потом. Он уходит.

*

До старта Игр — каких-то жалких три дня. Стив ворочается в своей роскошной постели, огромной — на ней бы поместился весь его маленький дом. В распахнутое окно пялится кривая Луна. Кажется, даже вздыхает, глядит с укоризной.