— Ты делаешь мне одолжение и этого даже не видишь.

Джеймс улыбается на его ошарашенный взгляд и повторяет заказ.

— Еще по одной. Ведь ты же не против?

*

— Баки! А я тебя жду.

Сегодня Стив в умопомрачительной лётной куртке [нет, ну точно служил в ВВС. Кажется, в этом он Сэму проспорил], что так плотно облегает широкие плечи. Чертовски сложно сосредоточиться на чем-то другом. Да просто взгляд отвести и хотя бы сделать заказ.

— Б-баки?

— Ну, это ведь твое имя? Джеймс Баки Барнс.

— Точно. Да. Меня никогда так раньше просто не звали.

— Значит, я буду первым?

Камин они здесь что ли зажгли? В такую жару. Ну точно рехнулись.

— Баки… ты как-то вдруг покраснел.

— Оч-чень душно.

А улыбка у него такая, что хочется умереть. И проспать где-то семьдесят лет, а после прийти в себя и понять, что все это время был с ним. И что впереди — еще столько же, даже больше. Все время этого мира. Весь это мир — и только для них.

Сэм над ним смеялся бы до слез и икоты.

*

В их шестую или десятую встречу Стив, запинаясь и снова краснея, зовет его прогуляться.

— Можно в парк, там такие крикливые утки в пруду. Голодные, как какая-то хищная свора.

Джеймс просит их счет и большую белую булку. Пернатых проглотов ведь нужно чем-то кормить.

С востока налетает колючий октябрьский ветер, вздымает в воздух кучу желтой засохшей листвы, швыряет в лицо вместе с охапками пыли, что забивается в нос и глаза.

Джеймс отогревает их озябшие, покрасневшие руки дыханием, когда у Стива в кармане звонит телефон. Он достает его, чтобы ответить. “Наташа”, — извещает сердито мерцающий гладкий экран. У Джеймса портится настроение и он, извинившись, отходит.

Не хочет слушать их разговор, но невольно ловит обрывки:

“Я тебе обещаю, Наташа… Нет, не надо… ну зачем же ты так? Я люблю тебя сильнее, чем любую из женщин этого мира… Разве мог бы я тебя обмануть? Послушай, Тони просто не понял, что хотел от этой миссии Фьюри. Прошу тебя, Нат…”

Хватит. Хватит этой глупости, право.

Листья под ботинками громко хрустят, когда Джеймс, ни разу не оглянувшись, уходит.

*

— Тебя не было почти неделю. Баки?

Не было и не должно было быть. Будь в нем чуть сильней сила воли, он исчез бы в тот самый день, ушел от пруда и больше никогда к нему не вернулся. Не стал бы мешать.

— Что-то случилось? Представляешь, ты ведь даже не дал мне свой телефон. Я хотел звонить, но куда. Баки, я волновался…

Это “Баки” — в горле комком. Это “Баки” с него кожу сдирает. Беззащитной нежностью, которой не будет у них. Которая что-то совершенно иное.

— Я зашел попрощаться. Прости, раньше вырваться не получалось. Дела.

… просто я квартиру свою разносил. Просто сбивал руки о бетонные стены. Просто резал их ножом и стеклом. А после выл, словно раненый зверь и гнал встревоженного Сэма в три шеи. Просто… знаешь, Стиви, я такой неудачник.

Огорчение в непонимающих, наивных глазах хлещет плетью, ремнем стегает по ребрам. Там места живого давно уже нет. И весь он — открытая, кровоточащая рана.

— Уезжаешь? Надолго?

— Не знаю, год или два. Может больше. Сказал бы, что буду писать, вот только… — его ломкий смех сухой, как табак сигареты, которую мнет и крошит. Зачем она здесь? Он ведь даже не курит. — Надеюсь, наладится… у тебя и Наташи… — ну, он это сказал. — Я не хотел вас слушать тогда… это вышло случайно. Прости.

— Я и Наташа? Постой… ты решил? Так поэтому?… Баки… Но все же вовсе не так.

Хохочет с таким облегчением, опасно откинувшись на спинку шаткого стула. Что это? Утирает глаза. Пальцы мелко-мелко трясутся, пока Стив сбивчиво ему говорит. Про подругу детства и ее неугомонного мужа [да ты слышал наверняка, он рок-музыкант], про гастроли и какую-то секретную службу [ничего такого, больше понтов].

— Они решили разом бросить все и уехать. Черти куда. В Будапешт. А из Щ.И.Т.а просто так не уйдешь, придется неустойки такие платить. Плюс вся эта секретность. Ты пойми, я все сейчас не могу рассказать. Черт, какая-то несусветная глупость.

До Баки доходит одно слово из пяти или даже шести. Только это не важно. Он слышит главное, и напряжение потихоньку его отпускает. Уже не кажется, что череп вот-вот изнутри разнесет…

— Так значит, она не с тобой?

— Не со мной? Нет, конечно. Они вместе с Клинтом дольше, чем я себя помню.

Внимательно смотрит и берет его руку. Стив не моргает и, кажется, ужасно робеет. Сердце Джеймса пропускает удар, во рту становится сухо, и чешутся губы.

— Позволишь?

— Тебе никогда об этом не надо просить…

На вкус его губы как лайм и как клюква. И кофе, конечно. Еще чуть-чуть — молоко.

========== 41. Клинт/Наташа ==========

Комментарий к 41. Клинт/Наташа

и другие

— Все так же носишь эту стрелу? Это что, талисман? — бросает лениво, даже не отрываясь от вечерней газеты. Не то, чтобы ему интересно, просто иначе и не умеет, наверное.

— Старк, не будь таким невыносимым занудой. Так бесишь, — она зябко кутается в короткую куртку. С озера тянет туман, что пробирается под одежду и заставляет дрожать.

Вот и все — вся причина. Просто осень и сырость.

Тони сдвинет с переносицы к кончику носа очки и выразительно фыркнет, переворачивая страницу. Там на первой полосе — снова он. Представляет журналистам нового члена команды. И тут же Питер — гордый, будто сам нашел и воспитал пацана. Впрочем, может быть, так и случилось. Она не вникала.

— Куда подевались мальчишки? — неуклюжая попытка сменить тему заранее обречена на провал, но Тони почему-то ведется. Или просто решил чуть-чуть подыграть.

— Думаю, в гараже. Морган еще после завтрака собиралась показать им свой новый проект.

— Очередные железки?

— Костюм Железной маленькой леди… — Старк изо всех сил сдерживает рвущийся смех, да и Наташа с удивлением у себя замечает улыбку. Щупает пальцами, как новый костюм, который ей, кажется, мал или не очень подходит.

— Значит, ты не знаешь, где Стив? — возвращается к началу их разговора, ради которого ехала сюда через весь штат. Не то, чтобы не могла позвонить, просто вот так было надежней.

Старк пожимает плечами, возвращаясь к зачитанной почти до дырок газете.

— Где-то носится со своим ненаглядным солдатом. Откуда мне знать? Открытку слал из Гренландии вроде. Спроси у Пеппер, она запоминает такую фигню, а мне-то зачем… — бурчит уязвлено.

Наташа понимает: он не простил, не забыл то страшное и больное столкновение в Сибири, тот разговор и тот выбор. И слова: “Я всегда его выбираю “, что засохшей коркой стянули его самолюбие и, кажется, больно ударили по непомерному эго.

— Ладно. Я думала новая миссия… впрочем, забудь, разберусь. Может, удастся связаться с Тором, он с братом где-то у Квилла на корабле. Они не должны были покинуть пределы галактики.

— А как же Бартон?

Невинный вопрос, как удар в живот кулаком. В железной броне, с усилением. На языке остается вкус теплой крови. Хмурится. Улыбаться она давно разучилась. Хмурится, дергая цепочку, что врезается в шею. Гладит мизинцем небольшую стрелу.

Не талисман. Так, безделушка.

— У Клинта дела, — резко так обрубает не терпящим возражения тоном.

— Да? А кто это сейчас паркует фургон с другой стороны дома?

Наконец-то он стащит очки, которые на самом деле совсем не для зрения. Наташе хочется по-детски подойти и дать ему в лоб. Наташе хочется то ли плакать, то ли громко, истерично смеяться и одновременно рыдать. Наташа в уме тасует причины сейчас же сбежать, точно крапленые карты. Понимает, что не подойдет ни одна. Что ни Тони, ни тем более Клинт не купятся. Блефовать с ними — лишенная смысла затея.

— Ну, я проверю детей… — внезапно вспоминает о родительском долги Тони, когда Клинт выворачивает из-за угла. Неожиданно без привычного лука и стрел. Беззащитный какой-то с сеткой глубоких морщин на висках и у рта.

Под кожаной курткой у нее сильно-сильно сжимается сердце. Как будто все стрелы, которых сейчас нет у него, пронзили кусок глупой мышцы и в ней плотно застряли.