Он вспоминает этот запах. Надежды.

========== 38. Тони Старк/Брок Рамлоу ==========

Комментарий к 38. Тони Старк/Брок Рамлоу

Упоминается Стони и Баки/Брок

— Думаешь, твои демоны здесь тебя не достанут?

Он хмыкает в темноте. Щелчок, огонек зажигалки. Затяжка. Вонючий, приторный дым с оттенками яблока с вишней вливается в легкие, попутно размазывая по горлу деготь и жидкий мазут.

— Думаю, за каким хреном мои демоны сдались тебе?

Откинет голову на спинку дивана, позволяя отяжелевшим векам закрыться. Все равно единственное, что он видит — абрис крепкой фигуры на фоне ночных огней из окна. Все равно — так и есть. И он слишком устал. Шутка ли — почти неделя без сна. Пеппер давно бы вытрясла душу. Впрочем, мисс Поттс здесь, конечно же, нет.

— Старк, думаешь, это выход? Запереться в этом сраном домишке, где ни Фьюри, ни Щ.И.Т. не найдут, и тогда все разом сотрется?

У него ухмылка кривая на обожженном лице. И нет, Тони ни на секунду не думает, что съезжает с катушек или видит какой-то там призрак. Сказки для малышни. Он как-то и не думал ни разу всерьез, что там, в Лагосе, Брок Рамлоу на самом деле погиб. Как известно, лишь тараканы выживут, когда над миром распустятся взрывы-грибы, как язвы, которые прорвет все и сразу. Тараканы и, видимо, Брок. Впрочем, это ведь равнозначно.

— Ближе к делу, Рамлоу. Я весь во внимании. Или ты внезапно случайно в Болгарии и заскочил проведать по дружбе?

Сил и эмоций не хватает даже на то, чтобы вложить в голос хотя бы капельку яда. Весь мир — он просто черно-белый какой-то. Ему лень попробовать встать, зажечь верхний свет, приказать даже Пятнице что-то.

Он может просто сидеть и крутить в своих пальцах давно опустевший стакан, туша о дно сигарету. Запустить Броку в голову, что ли? Хоть какое-то веселье.

Ха-ха.

— Что я вижу? Великий Тони Старк размяк и как-то даже раскис. Неужто знание, что о н выбрал убийцу отца тебя прямо так доконало? Бросил в Сибири ветрам и снегам. Печально. Казалось, твой стержень несколько крепче. Что ж… и соломинка ломала верблюду хребет.

— Избавь меня от таких банальностей, Рамлоу…

Тот равнодушно дернет плечом и зачем-то стащит черную куртку, швырнет куда-то в угол, не глядя. И совершенно свободно, будто бывал здесь тысячи раз, пройдет к неприметному бару, плеснет себе виски.

— Ты ведь не против?

— Разумеется, нет. Угощайся.

Глазные яблоки колет и жжет. Так, будто кто-то вонзает в них раскаленные длинные иглы. Старк веки трет и виски́. На затылок опускаются горячие руки. Одно движение, и террорист заберет его жизнь. Шею свернет легко, как цыпленку. Отчего-то Тони на это плевать. Так, словно внутри и впрямь давно все сгорело. А что могут чувствовать пепел, зола? Им неведомо даже уныние…

— Выпьешь со мной?

— С какой это радости?

— Потому что — а что бы и нет?

И пихает в пальцы бокал. Холодный и влажный. Глухо стукнутся друг о друга кубики льда.

Старк пьет машинально — крепчайший алкоголь, будто воду. Чужие ладони зачем-то гладят затылок. Скользят, точно змеи, по шее, к ключицам. Отравляют сквозь кожу безумия ядом.

— Я знаю, Старк. Я тоже проходил через это, — горячий шепот ползет по хребту, и губы — твердые — тычутся в шею. — Так тупо было считать его другом — марионетку, серийного убийцу под психокодом. Лучшего, из всех, что Гидра взрастила. Знаешь, позже я долго гадал, как вообще он смог бороться с программой? Как сумел вспомнить твоего треклятого Кэпа? Зола ведь так и не понял, не нашел объяснений. Он стирал его личность, а тот возвращался. Каждый чертов раз возвращался к нему…

Пальцы впиваются, наверняка оставляя безобразные метки. Боль… боль — это так хорошо. Боль немного прочищает рассудок.

— Каждый раз для него — только Стив.

Это злость, это ненависть, это отрава. Это ревность черней самой безлунной и холодной из всех одиноких ночей. Это то, чего Рамлоу никогда не признает. Это то, что — он думает — их с Тони роднит.

— Капитан Америки, гордость нации. Мститель, — Брок плюет смачно под ноги, его улыбка в темноте как оскал. — Он выбирал не тебя, Тони Старк, не героя. А этого недочеловека, террориста, убийцу. Ты ведь думаешь именно так? Он уходил от тебя и шептал ему это пафосное: “Баки, всегда”. Я выблевал бы свои кишки, если бы видел… Теперь ты здесь… одинокий и брошенный Старк.

Наклоняется вперед, как в омут ныряет. Целует отчаянно, вгрызаясь в нижнюю губу. Струйка крови стекает по подбородку, и вязкие капли путаются в щетине. Старк не отталкивает и не отвечает. Как будто ждет — что же дальше, на сколько хватит его?

Брок отстраняется спустя часы или секунды. Утирает с губ следы от крови, слюну. Тони и бровью не дернет, лишь сядет удобней, закидывая ногу на ногу. Скрывая внезапный нелепый стояк.

— Чего ты хочешь, Рамлоу?

— Забыть о Зимнем солдате. Ведь это не может быть сложно для гения, так? Помоги все забыть, и больше обо мне не услышишь. Будешь и дальше здесь сиднем сидеть, топить тоску в виски и скотче и пялиться на пламя в камине. Ты только мне помоги. Какое-то средство для потери памяти? Промывка мозгов? Черт, Старк, да посмотри же ты на меня! Что мне сделать? Молить? Ты ведь знаешь, каким это может обернуться отчаянием…

Сухой, ломкий смех кажется болезненным кашлем, предвестником смерти.

Забыть?

Действительно, ничего сложно, Брок.

Он ведь — действительно гений. Он — Старк. Ему все по силам.

— Мы вместе забудем с тобой. Так и быть, — и подается навстречу, сокращая расстояние между ними в микроны.

Это действительно просто — забыть.

Стирая себя из реального мира.

Как два пальца. Легко. Об асфальт.

========== 39. Харли/Питер, упоминается Старкер ==========

Комментарий к 39. Харли/Питер, упоминается Старкер

Старкер без какого-то сексуального подтекста, отношения отцов и детей

— Куда разогнался, молодой человек? Живо вернулся и запихал в себя эти тосты и сок. Давай.

— Эм Джей очень ждет, да и Нед…

— Я считал, ты уже достаточно взрослый для того, чтобы элементарно позаботиться о своем организме. Видимо, ошибался.

— При чем тут завтрак вообще? Мистер Старк, так нечестно.

Но тот уж скрылся за своими очками и непроницаемыми страницами ежедневной газеты. У Питера будто заложила в ушах и во рту как-то горько от постоянной, не проходящей обиды.

Ты даже не замечаешь меня. Тебе все равно. Ты… ты просто мучился чувством вины, а сейчас, когда я вернулся… будто не было той битвы и этого “Паучок… Питер, родной”. Снова выстроил между нами холодную, твердую стену, не разнести ее, не обойти, не перепрыгнуть как-нибудь даже. Хоть паутину всю изведи.

— Пеппер мне даже не мать. Вот вернутся из путешествия Мэй и Хеппи, отправлюсь домой, раз мешаю.

— И откажешься от лабораторий в подвалах этого дома? Как скажешь, пацан…

Он даже носа не высунет из-за газетных страниц. Лишь рука с роликсом на запястье покажется на пару секунд, чтобы ухватить со стола кружку с черным, без сахара, кофе. Кленовый сироп, но ни корицы, ни сливок.

Питер знает его привычки лучше, чем даже свои. Странно, что за пять лет они не стали другими. Да и сам Тони все тот же — ядовитый и циничный, порой равнодушный заноза. Он — циник. Порой Питер думает, что совершенно без сердца. Может быть, тогда, очень-очень давно, в жаркой пустыне Афгана его вырезали вместе с шрапнелью, оставив качать кровь какой-нибудь поршень?

Вот только он помнит. Там, на развалинах базы. В бою, который, возможно, вполне мог стать их последним… Измазанный грязью и копотью Тони его прижимал, как родного, груди. И через две железных брони Питер слышал. Питер слышал, как стучало сердце героя.

Глотает свой завтрак на вкус — пластилин и бумага вместе с тягучей обидой, что горло забивает, как слизь. Ну и ладно. Осталась всего-то неделя, а там тетя Мэй вернется домой, и он сможет…

Он сможет отказаться от того, кто стал его надеждой, опорой, кто стал ему ближе отца и дороже лучшего друга? Наставник. Пример. И, наверное, все же семья.