— Вы лишились лучшего друга. Я понимаю, Стив. Уже второй раз…

Не второй, девочка. Минимум — третий. А если бы он взялся считать…

Раз — когда Баки напялил пижонскую форму и, насвистывая что-то, так легко ушел на войну.

Два — когда попал в засаду у Аззано.

Три — когда рухнул из несущегося поезда в снежную бездну. Вопль ужаса Стива и сейчас, наверняка, гуляет где-то там, опять и опять отражаясь от скал. Многократно. Вынимая душу любому, кому доведется услышать…

Четыре — когда Стив проснулся через семьдесят лет после крушения во льдах и вспомнил. Вспомнил, что Баки нет, он уже не вернется, и даже тела уже не найти, чтобы проститься с ним и оплакать.

Пять — когда схлестнулся в смертельной схватке с Зимним солдатом и сорвал с него маску. Погибший друг вернулся из мертвых кем-то другим. Когда обрел того, с чьей смертью так и не получилось смириться, а тот снова растворился в многомиллионом Нью-Йорке, сбежал. Растаял мерцаньем в ночи, унося с собой душу и сердце.

Шесть — когда Баки моргнул осторожно, узнавая и признавая его, а после практически сразу опять превратился в Солдата. Когда эта тварь — недобиток из Гидры — опять запустил программу в промытых мозгах, меняющую минус на плюс. Рубильник, отключающий Баки, активирующий машину для одного — для убийств.

Семь — когда увозил Баки в Ваканду и смотрел, как его усыпляют, погружая в спасительный криосон. Могло случиться так, что на много лет или даже веков. Он снова прощался. На всякий случай — навеки.

Восемь — когда Танос… когда где-то там, на другом конце бесконечной вселенной безумный титан просто щелкнул рукой, и половина живого исчезла в мгновенье.

Лицо капитана сейчас, как оскал. Как бездушная маска.

Он находил Джеймса Баки столько раз, но теперь… Соломинка, что переломила-таки верблюду хребет.

Где ему найти те слова, чтобы все донести, рассказать? Всем этим людям, что замерли, ждут.

Как рассказать и зачем?

О том, какие нежные руки у Баки. О том, как заливист, как заразителен смех. Как лихо он носит фуражку и кепку, сдвигая на самый затылок. Как пленяет с первого взгляда, располагает к себе. Как за ним всегда толпой ходили девчонки, но он оставался с ним вопреки. Он всегда его выбирал. Своего мелкого. Стива.

— Он обещал, что будет со мной до конца, — слова, даже слоги, колючками застревают в гортани. И хочется кашлять, харкать кровью прямо на пол. Хочется выплюнуть, вытошнить эту боль изнутри и не помнить. Не помнить, что в этот раз — все. Баки нет. Баки рассыпался пеплом. Баки больше никогда не вернется.

А ведь он обещал… до конца. Давным-давно, в начале 20 века, в Нью-Йорке. Когда один, похоронив мать, на пороге темного и холодного дома пытался нащупать дрожащими пальцами в кармане связку ключей. А второй не смог его просто оставить.

Той ночью… пальцы Стива также дрожали. Как теперь много-много… много дней и ночей. Бесконечность.

Я не справляюсь. Бак, я не справляюсь без тебя. Я никак…

“Хэй, мелкий. Ты ведь сильнее, чем сам можешь подумать. Ты крепче нас всех. На тебя надеется мир…”

Зачем мне этот мир без тебя? Я бы следом… но где искать… там наверное, жутко темно. Если бы только ты подсказал, дал мне наводку.

“Стиви, сука, не смей! Иначе я вернусь, чтобы набить тебе морду и удавить своими руками…”

Что угодно, Бак… все, что скажешь.

Баки, ты только вернись.

— Стивен?! Стив? Стивен, вам плохо? Ох, да что же такое? Звоните девять-один-один…

— Стойте! Не надо звонков. Это приступ. Сейчас… у меня есть лекарство. И я его заберу, — ни один не заметил, когда вошла эта красивая леди, утонченная леди. А может, была здесь с первой минуты, с начала? Ни один не смог бы сказать…

Девица, что держит обмякшего Стива, испуганно вздрогнет, но тут же постарается взять себя в руки.

— А вы его?..

— Друг. Просто друг. Я Наташа. Приглядываю, чтобы не случилось чего. Стив… он без Баки… ему очень сложно. Не выходит привыкнуть.

Передернет плечами, как будто жалея о вырвавшихся невольно словах. Как будто не привыкла к откровенности. Не хотела.

— Все мы потеряли кого-то.

— У Стива оставался лишь он. Хэй, капитан… да ты заставил нас всех испугаться… — и тихо рукой по щеке, как сестра. И хрипло в ответ, отзываясь на ласку:

— Наташа… Нат… я видел его…

Наташа ему поможет подняться, закинет руку на плечи, предлагая лишнюю точку опоры. Тихо, и слышно, как где-то за дверью капает из крана вода. Отрывисто. Раздражающе. Звонко.

— Наташа. Я видел его.

— Знаю, Стивен. Тор тоже видел Локи сегодня. И Тони…

— Тони? Но ведь он…

Он тоже где-то в космосе… сгинул. Он, мелкий Питер и Стрендж.

— Тони вернулся. Стив, нам надо спешить.

— Это шанс?

— Я не знаю. Но это хоть что-то.

Руки. Руки безбожно трясутся. Так, что не удержать даже щит. Ничего. Если это их шанс… Если это их шанс, он использует его без остатка.

Баки… подожди, я иду…

Я с тобой до конца. Ты же помнишь?

========== 17. Локи/Тор ==========

Все закончилось лет тридцать назад, может, сорок. Последний бой, в котором мстители низвергли Таноса и отмотали время назад. Чуть дальше, чем проклятый щелчок, когда исчезла половина живых существ во вселенной. Они вернулись к тому самому мигу, когда перед украденным у Грандмастера космическим челноком, приютившем остатки асгардцев, из пустоты показался исполинский корабль. Как гора пред песчинкой. И время с места тогда сорвалось, завертелось. И бог хитрости и обмана пал навсегда, не сумев обвести вокруг пальца титана.

“Даю тебе слово, брат, солнце вновь воссияет над нами!” — бог озорства обещал. Обманул. Бог озорства не собирался возвращаться обратно. У Тора были другие планы, конечно. Тор никогда бы не смог допустить, чтобы все закончилось так. Тор… зачем ему бессмертие, вечность без Локи, который будет юлить и язвить, отравлять его жизнь и непрерывно вносить в нее смысл?

В первый раз Локи пал. Во вторую попытку Тор и шанса не дал ему попытаться. “Прости, я не могу рисковать. Не тобой”, — и Хеймдалль, повинуясь приказу своего короля, открыл Радужный мост, протянувшийся сквозь пространство к Земле. Открыл путь для отступления, бегства. И Тор швырнул брата в воронку, не слушая проклятий, срывающихся с тонких, кривящихся презрением губ.

Тридцать лет назад. Может, сорок. Они победили в итоге и поставили точку. Они победили, и Локи вернулся домой. На планету Земля, которая стала им прибежищем после падения Асгарда.

Тридцать лет или сорок, а они не стареют. Они же асгардские боги, хотя породивший их мир лежит в руинах и пепле. Теперь у них пентхаус в Нью-Йорке и уютный, прячущийся в густом подлеске коттедж часах в четырех езды от окраин.

Локи сюда выбирается редко, предпочитая шум и огни города, который не спит никогда. Локи любит сутолоку и роскошь Нью-Йорка. Локи не помнит, не видел, Локи был мертв в те ужасные дни, когда планета опустела, затихла. Когда каждый выдох разносился над землей, точно стон, прокатывался по лабиринтам заброшенных улиц, разбивался пригоршней боли о стены, которые уже начинали крошиться. Всего спустя семь-восемь лет после… после всего.

Сейчас уже прошло Рождество, которое ни один из них не считает за праздник. Минул Новый год, и февраль скатился к второй половине. Тор каждый день добросовестно расчищает от снега дорожки (снегопады этой зимой зачастили) и долго бродит по окрестностям с псом. Это золотистый ретривер, которого Локи как-то привез еще мелким мохнатым комочком, что помещался у брата в ладонях, и очень быстро вымахал почти до размеров теленка. Им не то чтобы плохо вдвоем. Вот только Тор очень сильно скучает. Но все же счастлив просто знать, что Локи где-то там — живет яркой жизнью и дышит. Просто дышит всему вопреки, Всеотец. Вопреки всем тем нелепым смертям и потерям.

— Ничего, еще месяц-другой, и Локи непременно вернется. Дружище, ты не должен скучать…

Потреплет пса по загривку, вот только тому все равно. Он стрелой срывается с места, наверное, за зайцем. Его радостный лай оглашает окрестности и, наверное, скрывает поскрипывающий под модными туфлями снег. Или Локи счел неплохой шуткой появиться за спиной совершенно беззвучно. Он все тот же бог озорства. До сих пор.